Утилитарная дипломатия - Дайре Грей
Обычный приют на окраине столицы. Скучное, двухэтажное здание с продуваемыми окнами, истертыми полами и стенами, на которых местами проступала плесень. В самом разгаре была осень, дожди сменялись короткими снегопадами и морозами, сырость проникала повсюду, но здесь с ней некому было бороться.
Ее Светлость не стала общаться с детьми, а прямо прошла в кабинет директора и потребовала показать книги учета, за которые засела надолго. Долорес наоборот пожелала видеть воспитанников, и Валенсия вместе с другими сеньорами отправилась с ней…
Те несколько часов намертво врезались в память. А гнев и бессилие, которые пришлось пережить, едва не заставили задохнуться. Хотелось немедленно снести это здание. Забрать детей. Отвезти во дворец. Сунуть под нос императору. О, как она разозлилась! И как расстроилась Долорес, едва сдерживавшая слезы, когда пришлось уезжать. Герцогиня же оставалась спокойной. Холодной. Молчаливой. И отсутствие ее реакции злило еще больше. Но оказалось, что все безмятежно только со стороны.
Ведь поехали они вовсе не во дворец, как обычно в конце каждого дня, а в один из столичных особняков. Как выяснилось, председательницы Фонда. И там Ее Светлость ледяным тоном потребовала предъявить финансовую отчетность по благотворительности. А уже через полчаса разразился скандал.
— Как вы посмели потратить деньги обездоленных детей?! — герцогиня почти не повышала голос, но он звенел, казалось, из каждого угла гостиной, где их разместили.
— Ваша Светлость… — принялась что-то лепетать побледневшая хозяйка.
— Я не желаю слушать оправдания! Даже если лично вы не тратили, вы не могли не знать о мошенничестве. Значит, покрывали виновного! И что хуже всего — вы позволили использовать деньги, хотя знали об их истинном предназначении!
— Ваша Светлость… — хозяйка дома заламывала руки и едва держала лицо, которое неумолимо кривилось.
За спиной герцогини метались тени, черты лица заострились, глаза стали ярче, и вся она казалась уже не человеком, но чем-то большим. Все присутствующие невольно отводили взгляды, чтобы не привлечь ее внимание, но Валенсия продолжала смотреть, и в глубине души испытывала удовлетворение от того, что хоть кто-то в этой стране еще способен навести порядок.
— Вы немедленно назовете мне имена тех, кто растратил деньги! И с завтрашнего дня ни они, ни вы не будете являться частью Фонда. А вопрос о мошенничестве будет расследовать полиция!
— Ваша Светлость! Только не полиция! Это же скандал!
— Хотите, чтобы расследованием занялся герцог Кениг? — теперь в мягком и вежливом голосе слышалась опасность. — Или сам император? Или вы считаете, что ваш поступок должен остаться безнаказанным?
— Мы вернем все деньги! Все-все! Даже пожертвуем более того! И подберем новое здание для приюта! Для всех приютов! Ваша Светлость, это же всего лишь сироты! Зачем беспокоить из-за них герцога Кенига? Или императора?
В тот момент что-то дрогнуло в лице герцогини, и на мгновение показалось, что сквозь него проступило еще одно — нечеловеческое. Смазанное, темное, оскаленное. Валенсия моргнула, и видение пропало, но заговорила Ее Светлость надтреснутым, хриплым голосом:
— Всего лишь сироты? Это дети, оставшиеся без родителей в жестоком и равнодушном мире, где такие, как вы, прикрываясь добром и помощью, нагло их обкрадывают. Мне больше не о чем с вами говорить. Завтра вы предоставите список ваших соучастников следователю, которого назначат на расследование этого дела. А сейчас мы уезжаем.
И они уехали. Но все изменилось. С того дня Валенсия начала смотреть на герцогиню иначе. А заодно ловить на себе внимательные, оценивающие взгляды.
— Вместе с письмом от управляющего пришло еще и послание от Марко, — неторопливо начала она, стараясь привлечь внимание гостьи.
— И что же пишет наш принц-головорез? — сразу же подхватила тетушка, тонко чувствующая момент.
Марко был вторым сыном короля и выбрал своим призванием море. Он с подростковых лет сбегал из дворца и пробирался матросом на какой-нибудь корабль. Его искали и возвращали, а иногда он возвращался сам. Отец гневался, но прощал ему выходки, а потом разрешил служить во флоте.
— Сейчас он наблюдает за строительством кораблей в Градане, и обратил внимание на странные слухи, которые распространяются среди моряков.
— Его Высочество придает значение слухам? — вежливо удивилась герцогиня, но в глазах появилась заинтересованность, что и требовалось.
— Марко придал им значение настолько, что решил упомянуть в письме. Контрабандисты говорят, что у берегов Фреденсберга видели грузовые корабли Альбиона.
— Но что странного в торговле между Альбионом и севером? Разве они не находятся в торговых отношениях? — спросила Долорес, нахмурившись. Все же она еще слишком молода. И слишком мало знает о некоторых тонкостях. Хорошо будет, если братья и матушка ее просветят.
— Полагаю, дело в том, что корабли видели там, где обычно им делать нечего, — сделала вывод гостья. — Мой супруг любит слухи и наверняка найдет им применение.
Прекрасно, теперь можно оставить политику в стороне и вернуться к более приятным женским делам.
— Я хотела обсудить с вами… — начала Валенсия, но ее прервало появление императрицы.
Ее Величество не потрудилась прислать камеристку с запиской или одну из придворных дам, чтобы предупредить о своем визите. Вместо этого она вошла в гостиную с таким видом, будто собиралась воевать. И даже не взяла в помощь ни одну фрейлину.
— Ваше Величество, — прошелестело по гостиной, пока все присутствующие поднимались с мест и приседали в реверансах.
— Чем мы обязаны счастью видеть вас? — решила начать беседу Валенсия, пока остальные занимали свои места.
Ноздри императрицы трепетали от гнева, а обычно невыразительные серые глаза метали молнии. Она сжала тонкие губы и выше подняла подбородок, будто желая компенсировать разницу в росте.
— Вы прекрасно знаете, почему я здесь, — процедила она. — И я желала бы говорить с вами наедине. Немедленно.
В таком случае стоило бы назначить аудиенцию и пригласить будущую невестку на свою территорию, но здесь, в покоях, выделенных для посольства, Валенсия чувствовала себя почти как дома. И могла не подчиняться чужим прихотям.
— У меня нет секретов от присутствующих дам, Ваше Величество. Вы можете смело говорить при них, тем более, что скоро все мы станем одной семьей.
— Семьей? — голос императрицы опасно задребезжал. — Вы не успели еще войти в мою семью, а уже смеете распоряжаться в моем доме!
Видимо император все же рассказал матери о будущем переезде. Или она узнала все сама.
— Дворец стал вашим домом лишь после того, как вы вышли замуж за Его
