Из сказок, еще не рассказанных на ночь... - Мира Кузнецова
— Так все же, почему они цветные?
— Серый, красный, черный, зеленый, белый — Преданность, Любовь, Ненависть, Ярость, Скорбь.
— Белый? Я не видел белых. Да и красного только одного.
— Нет в небе сейчас белых, Повелитель. И не потому, что в мире скорби не осталось. Потому, что чистая, не смешанная ни с чем скорбь почти не встречается. Дочь, сын, жена скорбят об ушедших к другим берегам, искренне скорбят, но любовь, преданность, честь держат их, мешая взлететь. А чтобы так, чтобы в человеке только скорбь осталась? Давно не было. А красный дракон в небе действительно один. Вернее, одна, — Эйнар, опустил руки и обернулся к Хэлтору. Тот будто притянутый этим взглядом шагнул и, крепко схватил парня за грудки, и не громко, но очень твердо, рубя короткие фразы, спросил:
— Что? Что ты знаешь? О чем все время не договариваешь? Говори! Я прав? Это она? Сванвейг?
Время остановилось взглядом двоих. Скальд, не опуская глаз, кивнул:
— Да, Повелитель, это она. Вся ее жизнь была любовь. Любовь к родителям, потом к тебе, потом к Айсе. И каждый раз, когда в ней разгорался новый костер любви, предыдущий не мерк. Он становился больше. Любовь поглотила ее всю…И пришло время защитить своей любовью тех, кого она любит от черной ненависти, и она встала на крыло. Растерялась правда. Не успела защитить родителей. И если бы, отец Эрла, старина Хью, не шагнул вслед за ней и не прикрыл ее тогда своей преданностью, она бы уже не летала, и в нашем мире не осталось любви.
— Почему не осталось? Я все еще ее люблю.
— В тебе была жива лишь память о любви, Повелитель, — Эйнар вздохнул, медленно выпуская воздух из легких, и продолжил, — до тех пор, пока она не напомнила о себе. До этого в твоем сердце жила боль, и чувство долга, необходимость заботиться об Айсе, твоих землях, людях здесь живущих. А любовь — нет. Это были отголоски. Но сейчас я снова слышу ее в твоем сердце.
Эйнар склонил голову в жесте почтения и пошел в сторону костра. Смех и шутки раздавались в тишине ночного леса и эхо, играя словами, бросало их от камня к камню.
— Стой! Кто ты? — рука, нагнавшего парня повелителя легла на плечо.
— Дракон.
— Красный дракон. Верней тот, кто им был. Тем, кто не может ничего, кроме одного — не позволить изменить себя и не позволить себе сдаться в желании защитить. Это наш личный выбор. Всех красных. Любовь. Всепоглощающая и жарящая жизнь. Но есть ненависть, она слишком примитивное чувство. В нем только один цвет — черный. И рано или поздно ненависть сжигает всех. А я люблю белый, потому что только он рассыпается на спектр, освобождая чувства от ненависти.
Очень медленно рука Хэлтора скользила по плечу, будто осмысливая только что услышанное, а потом, опустившись до локтя, сжалась и рывком развернула парня.
— Рассказывай!
— Долгая история. Много ветер песен спел с тех пор.
— Пусть еще одну споет, — прошипел мужчина, пропуская слова, сквозь плотно сжатые зубы.
Эйнар стряхнул руку и зашагал назад. Встал на прежнее место и поднял лицо к небу, будто испрашивая у него позволения, и сказал:
— Это было давно. Твои предки только пришли в эти земли. С мечом пришли. Крови пролито было много. Смертей много. Безвинных. И вспыхнула ненависть к завоевателям. Многие в ней захлебнулись. Один за другим взмывали в небо черные драконы, не помнящие, кого и за что они ненавидят. И изливали они свою злость, сжигая в пламени деревни. Вот тогда и стали появляться драконы, — он вдруг хмыкнул, — цветные. Но, чтобы человек стал драконом, в нем не должно остаться никаких других чувств, кроме одного. Во мне не было ничего кроме любви, когда я закрыл собой тех, кто мне дорог. И она шагнула за мной. В ней даже не успел родиться страх, когда она увидела мое превращение. Главным было не потерять меня, быть со мной вместе.
— Подожди, парень, но ты же человек? Или ты и сейчас можешь взлететь драконом?
— Не могу. Любовь уже не владеет мной безраздельно. Ушла она.
— Ты разлюбил ее? Как ее звали?
— Хельга. Ее звали Хельга, — скальд ссутулился и, проваливаясь в снег, пошел прочь.
— Постой! Как ты вернулся?
— Во мне родилась боль и скорбь раньше, чем желание отомстить.
— А она?
— Ее убил черный, — донеслось уже из-за деревьев. Хэлтор не стал догонять парня. Он так и стоял, широко расставив ноги, и продолжая смотреть вслед Эйнару.
— Молот Тора тебе в темя! Хэл, ты ему веришь? — за спиной у повелителя раздался ворчливый бас друга. Но Хэлтор не повернул головы на голос. — Веришь — значит. Я тоже поверил. Это значит…
— Это значит — я не схожу с ума. Это значит, что мы еще можем быть вместе. Я и Сванвейг, — и Хэлтор, хлопнув друга по плечу рукой, засмеялся. Тот какое-то время оторопело смотрел в лицо побратима, а потом и его хохот прогремел в лесу.
— Не знаю, как ты это сделаешь, но я рад, что ты вернулся… А то, призрак моего друга, меня порядком начал раздражать! Эх, жаль мы не дома! Сейчас бочонок бы откупорить, да у камина…
— Да, ладно тебе! Скоро дома будем! И будет тебе бочонок, — усмехнулся, все еще улыбающийся повелитель, — пошли в лагерь! Ты, кстати, здесь как оказался?
— Как, как? Смотрю один пошел. Потом второй подался. Ну, думаю, пусть поговорят, давно пора, а я рядом постою, мало ли что? — они развернулись в сторону лагеря и негромко переговариваясь, пошли.
— Стойте! Помогите мне! — остановил их крик Эйнара.
На прогалину, проваливаясь в снег по колено, вышел скальд. Прижимая к себе, он нес безвольно повисшее тело. Длинные волосы, с намерзшими на них кусочками снега и льда, волочились по земле.
— Кто? Ты где ее взял?
— Жива? — наперебой выкрикнули мужчины.
— Жива. Но уже ушла в сон зимы. Отогревать нужно. Разбудить. Жизнь в ней едва теплится. Будить нужно! И не ее! Жизнь…
Гуннар, добежавший до скальда первым, перехватил у него ношу. Прижав ее к себе, он наклонился и заглянул в женское лицо, прислушиваясь к дыханию девушки, и согласно кивнул, — жива. Знаете, парни, а греть ее я буду сам. Ты, — он мотнул головой Хэлтору, — женат. А ты, — он повернулся к Эйнару, — вдовец и скорбь твоя еще жива. Так, что греть ее буду сам. И жизнь вдыхать тоже.
— Молодая? — спросил Хэлтор, подавая руку, осевшему в снег парню. Тот согласно кивнул.
— Надо думать — молодая.
