Невеста Лесовика (СИ) - Таня Соул
— Вот что скажу я тебе, царь лесной. Не умеешь ты с девицами общаться. Совсем не умеешь, — предъявила ему и стала на дверь трапезной поглядывать, мол, посидели, пора и честь знать. А то неизвестно, какие ещё недостатки у меня в разговоре выяснятся.
— Ну вот, снова разобиделась, — заметил Лесовик. — Доверчивая ты, говорю, и наивная. Разве же на это обижаются?
— Ну, справедливости ради, ты меня по-другому назвал. И да, обижаются. Девушки на что хотят, на то и обижаются. Им это по природе положено.
— Ну раз положено, — улыбнулся царь. — Пойдём-ка в сторону дворца, что ли. А то тут уже столько люду набежало, что дышать нечем.
На постоялом дворе и правда яблоку негде было упасть. Все столы да лавки заняты, народ по проходам бегает да место ищет.
— Может, здесь ещё какое заведение в помощи нуждается? — спросила я, семеня следом за Лесовиком. — А то бы мы и там могли ненадолго присесть. Помочь хозяину.
— У нас здесь у всех с делами в порядке. Никто не жалуется, — ответил он. — Но коли случится такое, мы непременно навестим бедолагу. Подсобим, — подал мне руку, помогая переступить порог. И не зря, кстати. Во всех этих одеждах я и правда легко могла споткнуться и опрокинуться.
А как вышли на улицу, Лесовик снова мою ладонь себе на локоть положил, да и придерживал, чтобы я с испугу вырываться не начала. Должна отметить, вёл он себя не только как царь, но и почти как муж. Оно вроде, учитывая, что в косы мне две ленты теперь вплетали, и ничего удивительного, но всё-таки странно это было. Хотелось чуть больше определённости. У нас вот на селе, коли понравились друг другу молодые, так тотчас сваху жених отправляет. Обговорят всё, родителей согласие получат и побыстрее под венец. А там уж, конечно, можно и под руку ходить, и жить рядышком. Тут же всё как-то не по-человечески.
— Опять посерьёзнела, — подметил Лесовик. — Надумала себе что-то.
Вот вроде и знаем друг друга всего ничего, а читал он меня, словно грамоту незамысловатую. Да, надумала. Но не буду ж я царю требования выдвигать. Хотя, может, и стоило бы.
— Посидим немного? — Лесовик показал на скамью у одного из домов. За скамьёй этой росли уже отцветшие кусты сирени и как бы закрывали сидящих от хозяйских глаз. Но с дороги-то скамья как на ладони была.
— Опять зеваки, небось, набегут.
— Не успеют, — пообещал Лесовик.
Усадил меня на скамью и сам присел рядышком. И руку-то, руку мне на талию возьми и положи. Приобнял, наглец такой! Я недовольно завозилась, но царь не только не отступился от этой затеи, а ещё крепче меня придерживать стал. А потом и вовсе к себе под бочок придвинул.
Я замерла, дожидаясь, что он там ещё удумает, но Лесовик сидел смирнëхонько да вдаль глядел. Я потихонечку-то и расслабилась. А потом и вовсе осмелела и голову ему на плечо положила. А что, они у него широкие, удобные. Будто для того и созданы, чтобы вот так сидючи опереться.
— О чём размышляешь? — спросила у него, когда мы уже долго просидели молча.
— О том, Агнеша, сколько лет я один прокуковал.
— И сколько же? — подняла на него заинтересованный взгляд. Не каждый день лесные цари мне о своём возрасте рассказывают. Второго раза может и не случиться. Надо бы, коль возможность представилась, успеть что-нибудь вызнать.
— Хм… — призадумался царь. — Как бы сосчитать и не ошибиться? Много лет, Агнеша. Уж две сотни так точно разменял.
— Две со-отни, — протянула я под впечатлением. Так же и Степан говорил, что не меньше двухсот ему. — И что же, все ч… — осеклась, чуть его чудищем не назвав, — все лесные цари так долго живут? Какой у вас век?
— Век наш долгий. Намного дольше моего нынешнего. Покуда нуждаются в нас люди и лес, будем жить-поживать.
— В одиночестве? — этот вопрос мне был особенно интересен. Если ему одна только наша община каждый год по невесте отправляет, так чего же было двести лет в одиночку куковать? Определился бы уже и остановился на одной. А он их вон, как редкости, собирает.
— Почему в одиночестве? Нам положено себе суженую выбрать. Как окрепнем, так надобно семью завести.
— А ты что же, выходит, не окреп?
— Почему не окреп? — обиделся он. — Окреп.
— И где же тогда твоя семья?
— Да вот, — приобнял меня крепче, — сидит рядом да вопросами сыплет.
— Да ну тебя, — отмахнулась от него. — Если уж я семья, то и весь город. Определился бы ты уже да остепенился, — начала его поучать. — А ты вон всё дев из лесу таскаешь. Каждый год по новой.
— Да кто сказал-то, что я не определился? Определился я.
— Как определился? — сердце куда-то в желудок ухнуло. — Это что же, с хмарью той обещался?
— Ох, Агнеша, — покачал он головой улыбаясь. — Ну при чём тут хмарь? До неё-то мне какое дело?
— А чего она к тебе тогда пристала?
— Из вредности, — ответил он и руку-то у меня с талии убрал. — Пойдём-ка к дому. А то посидим ещё немного, и ты меня с какой-нибудь кикиморой поженишь.
— Не буду я тебя ни с кем женить, — возмутилась я и поднялась со скамьи за ним следом.
«Ты мне, может, и самой сгодишься», — добавила про себя. Хотя в чём именно пока даже думать опасалась.
* * *
Следующая пара дней прошла почти тоскливо. Степан прибегал, убегал, всё организовывал, а мне почти ничего и не осталось делать. Только с Лесовиком распределили, на какие лавки посадим самых дорогих гостей.
К слову, о лавках. Их он зачем-то велел заранее поставить. И теперь двор и улица были похожи на полосу препятствий. Только и делаешь, что скамьи перепрыгиваешь и столы обходишь. Но все почему-то ходили вокруг них рады-радёшеньки и ни разу даже не возроптали, что неудобно.
— Степан, а чего это столы так рано мы выставили? — спросила как-то у своего помощника. — Ходим теперь и уворачиваемся.
— Да это так, на всякий случай, — отмахнулся он.
— На какой такой случай?
— Ну мало ли… Может, раньше всё готово будет.
— Да как раньше-то? Ещё почти седмица до празднества.
— Не знаю, как, — пожал он плечами. Но я по взгляду видела, что всё-то он знал, только мне говорить не хотел. Да и вообще, в царских хоромах атмосфера воцарилась заговорщическая какая-то. Все ходят, на меня поглядывают да перешёптываются. А чего, собственно, шептаться?
«Больше двух говорят вслух!» — хотелось потребовать, как в детстве. Но как-то неловко было в истерики бросаться.
