Ведьма и компания (СИ) - Кирилл Кащеев
— Нету у меня никакого дара. — на всякий случай Катигорошек уселся на валун сверху.
— А ничего так, прохладненько… — валун вновь подернулся изморозью, девчонка уселась рядом. — Яму ты как вырыл? И камень притащил? Я, чтоб ты знал, в этой роще третьего дня ночевала, прежде чем на Капище идти — никакого валуна тут не было!
— Прикатил я его. А яму вырыл. Вот этим. — Катигорошек наклонился и вытащил из травы копалку.
— Вырыл. — повторила девушка, разглядывая плоскую копалку. — Этим. Яму, в которую поймал змеенышей.
— Я сильный. — смущенно повел проглядывающим сквозь разорванную рубаху плечом Катигорошек. — И упорный. Очень-очень сильный. А упорный еще пуще.
— Сильный. — снова повторила она. — Сильным много есть надо. Будешь? — она запустила руку в торбочку на поясе и вытащила ячменную лепешку. — Чтоб не наедаться перед боем, а так… силы поддержать. И давай рубаху, что ли, зашью. А то негоже на бой со змеем оборвышем вставать.
— Благодарствую. — Катигорошек, у которого уже брюхо сводило от голода, впился в лепешку зубами, искоса поглядывая на мудрящую над его рубашкой девицу. Никто и никогда не заботился о нем так, разве что мамка. — Как тебя хоть звать, красавица?
— Нашел красавицу! П… — девушка замешкалась, перекусывая стягивающую прореху оленью жилку зубами. — Пеночкой кличь.
— Тебе подходит! — засмеялся он — сидящая на валуне девушка и впрямь походила на пушистую птичку. — А я Катигорошек. Пойдешь за меня?
— Чучело ты… гороховое! Ты со змеем сражаться собрался! — Пеночка чуть не подавилась.
— Так я ж не говорю прям сейчас! Можно даже не сразу после змея! На конях до стойбища недалече. — коней, особливо рыжего, Катигорошек оставлять не собирался, как и девчонку. Нечего им в змеевой земле делать. — Хочешь, до Купала погодим, вдвоем через летний костер прыгнем. У нас в стойбище знаешь, какой костер разжигают? У-у-у, до самого нижнего неба! — и тут же прикусил губу: только вот его на купальский огонь никогда не кликали, а если и Пеночку соплеменники неладно встретят?
— Что я буду делать в твоем стойбище? — возмутилась девчонка — похоже, и она не рвалась в племя. — А еще и кони! Они ж у вас в лесу ноги переломают.
А и правда! Катигорошко тягостно задумался.
— Чего ж тогда делать?
— Ты — мужик, вот и думай, чего девице предложить. — бросая ему зашитую рубашку, лукаво улыбнулась Пеночка. — Как раз будет у тебя время подумать. Вон он, твой змей, летит. — очень буднично закончила она.
Над Змеевым Капищем вставала крылатая тень.
[1] Змеево Капище ныне называется Каменная Могила, историко-природный заповедник, Запорожская обл.
Глава 5
Весло в сильных руках гнало лодку поперек стремнины. Река была спокойна, но обшитая корой лодчонка подпрыгивала даже на легкой зыби. Вот ее закрутило, понесло, но старый Сварг взмахнул веслом раз, другой и лодчонку вынесло на поросший травой берег. Застывшая на носу мать выбралась, стараясь не качнуть лодку.
— Может, скажешь, что вы с моим сыном затеяли? — не оглядываясь, спросила она.
— Даже Ведающей не все надо ведать. — с легкой насмешкой отозвался старый Сварг. — Просто помоги своему сыну. На, возьми! — он протянул ей тускло блеснувший нож.
Мать с любопытством поскребла пальцем клинок, порезалась, сунула палец в рот… Сварг тихонько хмыкнул. Она поглядела на него укоризненно, заткнула нож за пояс, поддернула лямки котомки и двинулась вглубь острова. Сварг остался стоять, глядя ей вслед.
Сперва мать вышла на круглую поляну. Села на землю, подогнув ноги, и закрыла глаза. Наконец, земно поклонилась, пробормотав:
— Матушка Макошь, помоги исполнить волю твое, дело мое. — встала и направилась дальше. В этот раз шла она долго, петляя лесными тропками, наконец выбралась к неширокой затоке, покрытой крупными зелеными листьями с ярко-желтыми кувшинками. Растянула завязки котомки и разложила на берегу длинную, до пят, рубаху из тонкой кожи, всю сплошь расшитую сложными узорами. — Как учит нас Макошь Матушка, все девки до тряпок падкие. — она отступила под прикрытие кустов, и уже оттуда размахнулась — бросила камень в заводь.
— Квак! Квак-квак! — лягушки, что градины, сыпанули с кувшинковых листьев в воду. Некоторое время все было тихо, потом вода у берега колыхнулась и на траву выползла огромная, ярко-зеленая жаба. Посидела, пялясь лупатыми глазищами на рубаху, потрогала перепончатой лапой… миг, и шкура сползла, мягко плюхнувшись в траву, а окутанная светлым облаком волос девица подскочила к рубахе с радостным писком, похожим на кваканье, завертела в руках… и сунула голову в прорезь. Рубаха скользнула по ее поднятым рукам, девица крутанулась, норовя разглядеть себя со всех сторон… и замерла, совершенно по-жабьи выпучив глаза.
Мать Катигорошка растянула сброшенную жабью кожу на пальцах, а в другой руке у нее был темный клинок!
— Верну. — прежде, чем девушка-жаба успела хоть квакнуть, ровно сказал мать. — И рубаху заберешь. Только дар отдарком хорош. Давай, жабья владычица, вели своим зеленым наквакать грозу для моего сына!
* * *
Дохнуло ледяным холодом. Казалось, воздух крошился как песчаник, забивая глаза и горло ледяной крошкой. Непроницаемая, глубокая тень накрыла степь и рощу — наверху плеснули крылья и их удары об воздух были как гром… удар, второй, третий… Громыхнуло еще раз, содрогнулась земля, заставив Катигорошка покачнуться… и когтистые лапы змея вонзились в сухую землю. Ударили крылья, гоня в лицо холодный ветер и удушливую мелкую пыль. Катигорошек пригнулся, судорожно кашляя. Сквозь пылевую завесу снова плеснули крылья и из облака высунулась голова на длинной чешуйчатой шее. А потом облако начало расползаться, открывая змея во всей красе. Катигорошек невольно облизнул враз пересохшие губы: он знал, что здешний Повелитель будет больше, много больше прикопанного дядькой Сваргом мелкого змееныша, но… одно дело знать, а другое — когда чешуйчатая громадина цвета речной глины возвышается над тобой и тянет, тянет ноздрями воздух, принюхиваясь к стоящему напротив человеку и самого Катигорошка тянуло, как в воронку водоворота, в эти громадные ноздри.
— Кто… ты… такой? — вдруг проревел змей.
Страшным усилием Катигорошек унял дрожь в коленках и даже плечи расправил. Сейчас ответит, уверенно и звонко: «Смерть твоя!» Даже рот открыл… и закашлялся. А вдруг не прибьет? Как наяву представился собственный труп в пыли и презрительно сплевывающий змий: «А еще хвастал: смерть твоя… смерть твоя…».
— Я… это… — Катигорошек смущенно переступил с ноги на ногу: ежели заранее заготовленные слова теперь сдаются дурным хвастовством — чего говорить-то?
Змей высунул язык — парень отклонился, подозрительно следя за шевелящимся у самого лица раздвоенным кончиком. Змей захохотал, едва не приседая на шипастый хвост.
— Не знал. — прогрохотал он. — Что у меня
