Герой - Сальваторе Роберт Энтони

— Ты все слышал? — негромко спросил Джарлакс.

— Я подумал, что ты нуждаешься в моей помощи.

— Он поверил в то, что я рассказал ему, а я в общем и целом рассказал правду, — пробормотал Джарлакс. Однако при этом он переминался с ноги на ногу и, судя по всему, чувствовал себя неуютно.

— Правду, но не до конца, — усмехнулся Киммуриэль.

— Ни к чему раскрывать подробности соглашения между Бреган Д’эрт и незересами, — напомнил ему Джарлакс. — Это было очень давно, и королевства незересов больше нет, потому что во время Раскола пострадали не только миры Торила и Абейра!

Он ничего больше не сказал, удовлетворенный безразличным пожатием плеч Киммуриэля; но Джарлакс понимал, что не все улажено так благополучно, как ему хотелось бы думать.

Имея дело с Артемисом Энтрери, сложно было уладить разногласия раз и навсегда.

Дзирт хотел бы радоваться празднику, который в тот вечер был устроен в тронном зале. В конце концов, праздник затевался в честь его благополучного возвращения.

Когда он вошел, дворфы завели песню; все уже сидели за столами, бороды у всех были в пене от пива, и все, увидев дроу, подняли кружки с ревом: «Эльф!»

Бренор, конечно, присутствовал; он пребывал в отличном настроении, Атрогейт, Амбра и Рваный Даин сидели рядом с ним за длинным столом, который принесли специально для пира. Дзирт заметил, что два места справа от Бренора остались свободными — конечно же, для него и Кэтти–бри.

Дзирту вдруг захотелось видеть здесь еще два пустых места, и он подумал о Вульфгаре и Реджисе. Сцена, представшая перед ним, перенесла его на много лет назад, в далекие края, на праздник в честь отвоевания Мифрил Халла.

— А где же моя дочка, а, эльф?! — воскликнул Бренор.

— Она сказала, что подойдет позже, — ответил следопыт. — Кажется, у нее много дел.

— У них у всех много дел, — проворчал Бренор. — Работают без передыху. Хотят снова поставить на место эту треклятую башню.

— Это спасет Гаунтлгрим, — вмешался Рваный Даин. Это заявление вызвало хор ликующих голосов и стук кружек.

Дзирт сел на свое место и принял у Бренора кружку с элем. Разговоры вокруг него возобновились, песни зазвучали громче, но дроу–следопыт чувствовал свинцовую тяжесть на сердце, равнодушие, отстраненность от происходящего.

Неужели его воображение создает эту картину на основе воспоминаний? Переносит прошлую реальность Мифрил Халла в некое иное время и место, где он, Дзирт, находится сейчас на самом деле?

А может быть, даже его воспоминания — это не более чем порождение его воспаленного мозга? Или внушение какого–то существа, которое сейчас играет с ним, с его хрупким разумом и неопределенными ощущениями, дергает его за ниточки, словно кукловод?

Он оглядел зал, и его несколько утешил вид статуй-саркофагов, которые стояли по обе стороны трона Бренора. Статуи заключали в себе тела короля Эмеруса Боевого Венца, покойного правителя Фелбарра, и короля Коннерада Браунанвила, который в свое время унаследовал от Бренора трон Мифрил Халла.

Однако внимание его приковал третий саркофаг, и, несмотря на свое подавленное, тревожное состояние, Дзирт невольно улыбнулся, глядя на статую, установленную в нише стены примерно в дюжине шагов напротив трона.

Нишу занимал Тибблдорф Пуэнт, свирепый, кровожадный воин, вечно готовый идти в бой, преданный королю до последней капли крови.

Дзирт удивился, обнаружив, насколько сильно ему не хватает сейчас берсерка. Пуэнт был уже очень старым дворфом, когда Дзирт и Бренор оставили его в Долине Ледяного Ветра, и все же, когда потребовалось, Пуэнт с ревом бросился на защиту Бренора и сражался как молодой богатырь.

Затем для Пуэнта началось второе существование, но не вторая жизнь. Берсерк, превратившись в вампира, бродил в этих самых пещерах, где он пал.

Теперь он обрел покой, и Дзирт не мог бы представить себе более подходящего стража, чем эта статуя, которая смотрела сверху вниз на трон Бренора, на союзников и советников короля, напоминала им всем о том, что такое настоящая преданность и самоотверженность.

Дзирт снова поморщился, словно от боли, когда ему пришло в голову, что Пуэнт тоже, возможно, всего лишь плод его фантазии. Либо он стал жертвой ужасного, всеобъемлющего обмана, самого жестокого издевательства, которое приходилось когда–либо терпеть смертному, либо он был богом, безумным богом, который создавал других существ и события по собственному желанию, из страха или из прихоти, а эта возможность, считал Дзирт, — самая жуткая из всех.

Он стиснул зубы, чтобы не усмехнуться, чтобы не завыть, и сделал большой глоток пива из кружки.

Но зачем прятаться? Это его игра — или игра, в которую с его помощью играл другой. Но все равно, так или иначе, игра. Так зачем скрывать усмешку?

Он обернулся к Бренору и устремил на друга злобный взгляд, но прежде чем дворф заметил искаженное ненавистью выражение лица дроу, гнев сменился изумлением. Только в этот момент Дзирт увидел на руке у Бренора странный предмет, какую–то пряжку или эмблему, которая очень напоминала его щит с изображением кружки пива.

— Ха–ха–ха! Красота, да, эльф? — произнес дворф, поймав пристальный взгляд друга. Он поднял руку, чтобы Дзирт смог лучше разглядеть круглую пряжку.

— Что… — начал Дзирт, но у него перехватило дыхание, когда предмет начал разворачиваться, увеличился в размерах и превратился в небольшой щит.

Дзирт однажды уже видел такой фокус.

— Что это? — пролепетал он, тряхнув головой.

— Моя дочка, — пояснил Бренор и подмигнул. — Она взяла у меня щит и еще ту штуку, которую ты с собой принес, и положила их вместе в горн. Ха! И, представь, он все равно дает мне пиво!

— Допустим, но плохо то, что он не варит пиво, когда он вот такой маленький, — заметил Атрогейт, и окружающие расхохотались.

— Она совместила их? — мрачно осведомился Дзирт, пристально разглядывая чудесную вещь. Увидев в толще щита паутину Тиаго, дроу поверил словам Бренора. — Клянусь всеми богами, — прошептал он, отстраняясь.

— В чем дело? — спросил Бренор.

Дзирт задумчиво прищурился и вдруг сообразил, зачем Кэтти–бри попросила его оставить оружие в их комнате, когда он отправлялся на пир. У него возникли подозрения насчет истинной причины ее опоздания.

Дзирт отодвинул свой стул и хотел подняться, но удивленный его поведением Бренор схватил друга за руку.

— Ты куда это собрался?

— Она у главного горна, — ответил Дзирт.

— Я буду вечно благодарна тебе, — говорила Далия Энтрери, когда он опустился на колени у ее постели. — Вечно. Ты не можешь даже представить себе…

Голос ее надломился, и она разрыдалась. Энтрери сжал женщину в объятиях, привлек к себе. Он нуждался в ее поддержке не меньше, чем она нуждалась в нем. Так прошло несколько долгих минут; наконец он отстранился и пристально взглянул в прекрасные глаза эльфийки.

— Я был таким же потерянным, как ты, — произнес он.

Далия с усилием усмехнулась.

— Нет, — она покачала головой, — ты никогда, никогда не сможешь этого понять…

— Когда–то я был узником Дома Бэнр, — возразил он. — Много недель. Я знаю. И мысль о том, что ты там…

У него тоже перехватило дыхание от волнения; он просто прижал женщину к себе и осыпал поцелуями и почувствовал себя уютно и хорошо впервые за долгие–долгие годы.

— Мне сказали, что, кроме тебя, в Мензоберранзан пришли Джарлакс и Дзирт, — заговорила Далия спустя некоторое время.

— Да, это правда.

— Вы спасли меня, все трое. Я никогда не забуду этого. Энтрери помрачнел, услышав от эльфийки имя Дзирта, который несколько лет был ее возлюбленным. Несмотря на то что он теперь считал Дзирта если не другом, то по крайней мере союзником, он не мог бы вынести расставания с Далией из–за следопыта — как не мог бы вынести расставания по любой другой причине.

— Но ведь это ты, ты придумал меня спасти? — спросила Далия. — Ты заставил их пойти с тобой и вызволить меня из тюрьмы.