Марина Дяченко - Авантюрист
Лежали на земле пустые оглобли. Валялась, до половины прикрытая землей, жестяная тарелочка, но вместо звонких монет в ней рос пучок травы. Ветер теребил полы дырявых плащей и истлевших платьев, трогал локоны облысевших париков; мелкий дождь сочился с неба, ветхого, как полог, портил слипшиеся перья на широких шляпах, и человеческая голова из папье-маше безобразно размокла, напоминая капустный кочан…
На рассвете Танталь заставила себя проснуться. Выбралась из сна, как из вязкой жидкости, долго умывалась ледяной водой, потом долго расчесывалась перед зеркалом, удивленно считая первые в ее жизни седые волоски. Небо, эдак к тридцати годам она будет седой, как снежная горка, и на улице ее будут приветствовать почтительно, как богатую старуху…
Она сухо рассмеялась, глядя в глаза своему отражению.
Слишком дорого обошлась история с Аланой. И – как утверждает непогрешимое чутье – обойдется еще дороже. Недаром человек с блестящими черными волосами был вчера так обаятелен и речист. Он притащил за собой тайну, некое непонятное хотение, он нравился Танталь все меньше и меньше, он был – а, вот оно, определение! – он был актер, талантливо играющий предписанную роль…
Она, актриса по призванию, лучшие годы проведшая на подмостках бродячего театра – она ни в грош не ставила талант лицедея, применяемый в настоящей жизни. Среди людей.
Сон о повозках посещал ее не впервые; всякий раз после него весь день оказывался пропащим, Танталь опускала руки и ждала вечера. Сегодня она не могла позволить себе такой роскоши – черноволосый красавец обосновался в доме, маленькая дура Алана глядела на него круглыми глазами и думала, что умеет скрывать свои чувства. Эгерт… Эгерт так счастлив, что снова не мог спать, он не спит уже пес знает сколько времени, он будет сегодня как пьяный, что бы не взбрело черноволосому на ум – Эгерт ответит «да», и с радостью…
Этот, с блестящими волосами, спаситель Аланы. А то, что он лицемер и лицедей – недоказуемо, Танталь не умеет делиться собственным чутьем, она сама не сразу научилась верить интуиции…
…Ее задели его слова о комедиантах? Чушь.
В гостиной Соллей, такой просторной, что в ней можно было устраивать балы и поединки, меня неудержимо притягивали песочные часы.
То была замечательная вещь. Бронзовые фигурки на подставке можно было разглядывать сколь угодно долго; песок, солнечно-желтый, напоминал о жарких берегах и теплом прибое. Вряд ли я думал о чем-то, когда моя рука взялась за специальную ручку и перевернула изящный корпус, и сверху вниз побежала ниточка песка, такая тонкая, что и разглядеть-то ее было непросто…
Я смотрел на бегущий песок, и волосы у меня на затылке медленно поднимались дыбом.
Нет ничего более жуткого, чем время. Его не видно. Его не ощущаешь; оно кажется безобидным – и потому осознание подлинной его природы приходит, как удар грома. Ты можешь овладеть магией, выстроить дворец и покорить сердца сотни красавиц – а вот поди-ка попробуй втолкнуть песок, горкой лежащий на дне стеклянной чаши, попробуй-ка втянуть его обратно!..
Моя жизнь утекала. Жизни других утекали тоже – но неспешно и незаметно, у них впереди еще немереные горы песка, и только я, чьи песчинки сосчитаны, понимаю в жизни истинный толк…
– Господа… пусть причиной нашего знакомства послужило несчастье… я все-таки несказанно рад. Род Соллей, – я механически скользнул взглядом по стенам, будто бы в поисках галереи фамильных портретов, – весь этот славный род воплотился сейчас в госпоже Алане, я счастлив был оказать ей услугу… И хоть, повторяю, я сделал бы то же самое для бедной сироты – спасти единственную наследницу Соллей велела мне сама судьба.
«И господин Чонотакс Оро», – добавил я мысленно.
Показалось мне – или мои собеседники поскучнели? В особенности эта особа, с запоминающимся лицом и не менее запоминающимся именем, Танталь? Что я сказал не так? Или Алана не единственная наследница?
Ах да. Они, вероятно, скорбят о ее пропавшем брате, мне следует осторожнее выбирать выражения…
Я перевел взгляд на Алану – и беспокойство мое улеглось.
Бедная девочка. Она не умеет ни скрыть своей влюбленности, ни даже выказать ее должным образом. Она сидит, надувшись как сыч, сверкает красными раскаленными ушами и буравит меня неотрывным взглядом. Хотя большинство девиц в ее возрасте прекрасно разбираются в науке кокетства…
– По правде говоря, – сказал я скромно, – мой род, род Рекотарсов, не уступает в славе роду Соллей… Корни моих предков уходят вглубь веков, но собственно основателем рода считается Маг из Магов Дамир, – я выдержал эффектную паузу.
Алана прерывисто втянула в себя воздух.
– У вас в роду были маги? – удивился Солль. Танталь молчала. Интересно, что я до сих пор не знал, кем она приходится Алане. Может быть, мачеха? И мои разглагольствования относительно наследников каким-то образом задевают ее?..
– У меня в роду, – я ободряюще улыбнулся Алане, – не просто маг, а Маг из Магов, Великий Дамир, и первым, что он сделал на земле своего будущего тестя, было истребление кровожадного дракона… На этот счет есть свидетельские показания, гравюры и документы. Один из них. Грамоту, я постоянно вожу с собой в странствиях – мало ли что может случиться?
– Случиться с кем? – спросила Танталь. У нее было странное выражение лица. Как будто она собирается расплакаться.
– Я допускаю, что родовой замок Рекотарсов, – я выдержал новую паузу, – может в один прекрасный день сгореть. Но я не хотел бы, чтобы Грамота, свидетельствующая о доблести моего предка, сгорела вместе с ним…
Алана полуоткрыла рот. Я отвел взгляд – сейчас она была некрасива. Просто глупый подросток.
– Танталь, – Солль обернулся к женщине, ты лучше меня знаешь историю древних магов. Вероятно, ты встречала в книге имя господина Дамира?
Я ощутил неприятный укол самолюбия. Что значит «встречала в книге»? Стоп, а не та ли эта книга «О магах», которую так жаждет заполучить мерзавец Черно?
Раньше я об этом не думал – но, в конце концов, если это мало-мальски серьезное исследование, то имя Дамира должно встречаться там на каждой странице…
Я заставил себя улыбнуться:
– Господа, о какой книге речь? Они ответили одновременно.
– Мой тесть был декан Луаян, – сказал Солль.
– О книге мага Луаяна, деда Аланы, – сказала Танталь. И обернулась к Соллю. – Ты ведь тоже читал эту книгу, Эгерт.
– Я не все помню, – Солль виновато пожал плечами.
Так. Сейчас выяснится, что он не помнит упоминаний о Великом Ламире.
Я вздохнул и начал рассказ.
Алана уже слышала его, и не раз – и все равно по мере моего повествования глаза ее делались все больше и больше. Я рассказывал о знаменитом путешествии, которое предпринял мой предок, о множестве славных дел, совершенных им в пути, о том, что слугой ему в эти годы служил широко известный Ларт Легиар, впоследствии сделавшийся великим магом и даже прославившийся – было какое-то дело о неком злобном духе, который лез в чью-то незапертую дверь… Я рассказывал, слова лились сами, и все, о чем я говорил, вживе стояло перед моими глазами.
Солль слушал внимательно. Танталь горбилась, ерзала в кресле, как будто у нее не все в порядке было со здоровьем. Как будто она все хотела чихнуть и сдерживалась; эта ее возня здорово мне мешала. Чихала бы себе на здоровье, или вышла бы за дверь и воспользовалась носовым платком…
– …И я повторяю с гордостью: таков он был, мой предок, великий маг Дамир.
Повисла пауза. Опять-таки эффектная – но слишком длинная, как на мой взгляд.
– Поздравляю, – осторожно сказал Солль. – Гордиться таким предком может не каждый… э-э-э… аристократ…
– Мой род достоин породниться с родом Соллей! – провозгласил я с воодушевлением. – Потому что давняя традиция – жениться на избавленных от какой-либо опасности девушках – жива! Потому что я имею честь просить у вас, господин Солль, руки вашей дочери – юной Аланы!
Боковым зрением я видел, как девчонка разинула рот. Как уголки губ неудержимо поползли к ушам, и она быстро закрыла их ладонями: что касается умения владеть собой, то Алане, по-видимому, на этом поприще преуспеть не скоро…
Солль смотрел мне в глаза. Неотрывно; я успел подумать, что за эти красивые серо-голубые глазищи его очень любили девушки. Лавно, в юности…
И тут Танталь расхохоталась.
Носовой платок был ей ни к чему – насморком здесь, скверный каламбур, и не пахло. Р-рогатая судьба, она прямо-таки выворачивалась от хохота, до слез на глазах, до спазмов в горле. Она смеялась, не глядя на меня – но мне казалось, что меня бьют по лицу. Холодным мокрым полотенцем.
– Танталь? – удивленно спросил Солль. Она оттирала слезы:
– Мне надо… выйти. Воды…
Ее смех не был истерическим. Он был веселым, этот смех. Так смеются зрители, обступившие забавный балаган…
– Я сказал что-нибудь смешное? – мой собственный голос изменился до неузнаваемости. Я не говорил, а шипел.
