Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Отошла, вернулась.

— Тебе алмаз в дыру бы вставить — ну, вылитый Будда, индейский бог.

И тут меня пронзила мысль одна.

— Подожди, Надежда, что нам гроши собирать — сработаем по-крупному. Найди какую-нибудь брошку, пуговицу, стекляшку, чтоб по размеру подошла. Я буду брамина изображать, целителя из Индии.

Кащеевна влёт поймала мысль, хихикнула:

— Врать ты горазд — а мне б накостыляли.

Вернулась через час с голубым стеклянным глазом от Масяни — полутораметровой куклы, рекламирующей бытовую химию у входа в магазин — и тюбиком клея "момент".

— Это зачем?

— Пальцем собираешься держать?

Помазав клеем око лупоглазой зазывалы, Кащеевна вставила его во вмятину моего лба. Отошла на шаг, склонила голову.

— Тебе идёт.

— Надолго присобачила?

— Он отвалится, когда кожа отомрёт.

Взяла меня за руку.

— Здесь бармины не гадают.

Мы прошли вглубь церковного двора, оккупировали пустующую беседку. Кащеевна подвязала мне пандану и распустила закатанные рукава.

Осмотрев критически:

— Какой же ты бармин? Если б не седая грива, вылитый цыган из табора.

И утопала, скрипя песком посыпанной дорожки.

Не похож — много ты понимаешь в целителях индийских — браминах.

Попытался настроиться на предстоящий спектакль. Но в беседке, увитой плющом, было прохладно. А снаружи плавился день, журчал фонтанчик, и в кустах малиновка ссорилась с супругом, не желавшим высиживать потомство.

Слипались веки, я подумал, не прилечь ли на скамейку. Мне нужен сон. Пару часиков живительного сна, и головокружение отступит, улетучится и тошнота.

Прилечь так и не решился, но откинулся на решётку и смежил веки.

Шаркающие шаги, голос Кащеевны:

— Проходите, бабушка, — бармин вас ждёт.

Старушка маленькая, опрятненькая, со скромною улыбкой и добрыми глазами — одуванчик Божий. Грех врать такой.

— Садитесь, — указал напротив место ей. — Как вас зовут?

— Антонина Васильевна, — голосочек у старушки почти детский.

— Положите на стол руки, Антонина Васильевна, ладонями вверх. Глаза закройте.

Обратил пандану в паранджу, потёр ладони — ну-с, приступим. Накрыл её ладони своими, закрыл глаза.

Надо что-то врать. Всевышний, вразуми!

Будто в ответ на обращение моё где-то чуть выше переносицы в черноте закрытых глаз затеплился огонёк. Какие-то линии замельтешили световые, круги, изгибаясь в эллипсы, завращались — светлое пятнышко растёт, растёт, вытесняя черноту. Круги, и линии, и эллипсы вдруг упорядочились в узнаваемую картину. Это….

— Кровеносная система у вас в порядке, и кровь хорошая, и сердце работает без перебоев. Долго жить будете, Антонина Васильевна.

Картинка поменялась.

— Лёгкие чисты. Кишечник, желудок — всё у вас в норме. Не износились, ваши органы. Зачем ко мне пришли?

— Сыночек у меня в тюрьме сидит. Пришла спросить, дождусь ли. Вернётся он после отсидки или опять с дружками завихрится?

Вот чёртова макумба — чего там наплела? Ведь русским языком сказал — целитель я, брамин из Индии.

— Я вас, Антонина Васильевна, внутренней энергией сейчас заряжу, чтобы сына дождались. И письма ему шлите бодрые — объясните: жить можно и судимому, главное знать для чего.

— Руки у него золотые, — лопотала старушка. — За что не возьмётся, всё сделает. Ой! Чтой-то ваши руки стали горячими….

Получилось! Я ведь только подумал о внутренней энергетике — не плохо бы…. Стало быть, действительно могу целить людей. Ай да "подставка для чернильницы"!

Вернул на лоб пандану.

— Глаза откройте.

Старушка засуетилась, достала в узелок завязанный платочек.

— Чего я вам должна?

— Ничего. Копите деньги на посылку сыну.

— Я заново как будто родилась, такая бодрость, — развязала узелок, из комка купюр, серебра и меди извлекла смятую десятку, с мольбой взглянула. — Хватит?

— Хватит, — я пожал ей пальцы. — Спасибо.

Антонина Васильевна ушла. Кащеевна пришла, кивнула на мятую десятку.

— И всего-то?

— А ты ищи клиентов побогаче.

Следующая пациентка по всем приметам при деньгах была. Упитанная и жаловалась на полноту.

— Уже не знаю, какому идолу молиться — все диеты испробовала, целое состояние извела. Вы посоветуете что?

— Я вас изящной сделаю, сколько заплатите?

Толстушка поджала губы:

— А вы, сударь, не шарлатан?

— Вы кем работаете?

— Работала бухгалтером, сейчас у меня своя торговых точек сеть.

— С компьютером, стало быть, знакомы. Наш мозг тот же компьютер, и если с нами что-то происходит, то первопричина в нём — где-то, что-то глючит. Сейчас я вас перепрограммирую, и вы будете хотеть, и потреблять пищу ровно в таком объёме, который требуется для поддержания изящной формы. Сколько заплатите?

— Вы программируйте, я решу.

— Положите руки на стол ладонями вверх, глаза закройте.

Опустил пандану на низ лица, накрыл её ладони своими.

Вот она, святая святых — хранилище человеческого мозга. Вот и он, самый наисложнейший в мире компьютер. Какая тут ячейка вас, мадам, заставляет обжираться? Нет, так, пожалуй не найти — метод тыка не проходит. Нужна система. Вот тебе пончики в меду, балычок осетровый — что ты, лапушка, больше любишь? Ага, вижу активность в связке нейронов. Ну-ка, ну-ка…. Ну, зачем же напрягаться? Добрый доктор Айболит никому не навредит….

Неспешное ковыряние в клетках чужого мозга было кошмарным образом прервано церковным перезвоном. Пациентка моя прянула в сторону.

— У вас, у вас…. - она пятилась и указывала перстом на мой лоб, — там светится.

— Это глаз Шивы. — Я прикрыл его панданой. — Сядьте и успокойтесь — сеанс ещё не завершён.

— Не надо больше ничего, — она извлекла из ридикюля и бросила на стол банковский билет достоинством в тысячу рублей. — Спасибо.

И ретировалась.

Светится…. хм. Почесал масянин глаз сквозь материю. Этого ещё не хватало — чтобы организм срастался с инородным телом. Мало мне лишней дырки в черепе….

Явилась Кащеевна, цапнула купюру со стола.

— Да ты сущий клад, буржуй! И бить не будут?

— Не будут. Хватит на сегодня?

— С лихвой.

— Я не о деньгах. Может, на базу пойдём?

— Пойдём, только загрузимся.

И загрузились — шесть пакетов со всякой снедью.

— Не понесу, — заартачился. — Меня и так швыряет.

— Миленький, два пакета с хлебушком, — уговаривала Кащеевна. — Тебе же падать мягче будет.

— Зачем столько водки набрала?

— Разве это много — на полдраки не хватит.

— Вы ещё и дерётесь?