Кристофер Паолини - Брисингр

Сбившись вокруг Орика в кучу, его советники и слуги оживленно переговаривались на своем языке, то и дело перебивая друг друга, и Эрагон, которому не терпелось задать Орику очередной вопрос, вдруг понял, что его незаметно оттеснили в угол. Он решил проявить терпение и дождаться, когда обсуждения и споры несколько затихнут, но через несколько минут ему стало совершенно ясно, что гномы и не собираются умолкать, продолжая засыпать Орика всевозможными советами и вопросами о будущем. Поэтому Эрагон громко обратился к новому королю:

— Орик Кёнунгр! — вложив в это слово древнего языка, означающее «король», столько чувства, что все тут же умолкли. В наступившей тишине Орик, подняв бровь, изумленно воззрился на Эрагона. — Ваше величество, — с поклоном обратился к нему Эрагон, — не позволите ли вы мне удалиться? Есть одно… дело, которым я хотел бы заняться, пока не поздно.

В карих глазах Орика вспыхнуло понимание.

— Конечно, конечно! И поспеши! Только больше не называй меня «ваше величество»! Мы же друзья и сводные братья!

— Это так, ваше величество, — снова поклонился ему Эрагон, — но мне представляется, было бы уместно и справедливо, чтобы и я, по крайней мере пока, соблюдал те же правила этикета, что и все остальные. Ты, Орик, теперь король своей страны и своего народа, а значит, и мой король, поскольку я член Дургримст Ингеитум и не могу с этим не считаться.

Орик некоторое время внимательно смотрел на него, словно впервые его увидел, потом кивнул и сказал:

— Как тебе будет угодно, Губитель Шейдов.

Эрагон поклонился и вышел из комнаты. Сопровождаемый своими четырьмя телохранителями, он прошел по коридору и поднялся по лестницам на наземный уровень Тронжхайма. В южном из тех четырех основных коридоров, которые делили город-гору на четверти, Эрагон обернулся к Транду, капитану своих охранников, и сказал:

— Дальше я пойду один, точнее, побегу. Поскольку вы не сможете бежать так же быстро, предлагаю вам остановиться, как только мы достигнем южных ворот Тронжхайма, и подождать там моего возвращения.

Транд ответил:

— Но Аргетлам, ты не должен ходить один. Может быть, тебе лучше бежать не слишком быстро, чтобы и мы могли за тобой успеть? Мы, конечно, не такие быстрые, как эльфы, зато выносливые и можем бежать от рассвета до заката в полном вооружении.

— Я высоко ценю вашу заботу, — улыбнулся Эрагон, — но все же не стану сейчас задерживаться ни на минуту, даже если убийцы тут прячутся за каждой колонной! Прощай, Транд!

И он помчался по широкому коридору, ловко огибая встречных гномов.

39. Воссоединение

От того места, где Эрагон оставил охрану, до южных ворот Тронжхайма было не меньше мили. Он преодолел это расстояние всего за несколько минут, громко стуча подошвами о каменный пол коридора. На бегу он успел заметить богато расшитые гобелены, закрывавшие арочные проходы в более узкие коридоры, что отходили в обе стороны от главного туннеля, и гротескные статуи зверей и каких-то чудовищ, мелькавшие между колоннами из кроваво-красной яшмы. Этот сводчатый магистральный коридор высотой в четыре этажа был столь широк, что Эрагон на бегу не испытывал ни малейших затруднений, легко расходясь со всеми встречными, хотя один раз перед ним вдруг возникла целая шеренга кнурлкаратхн, и ему пришлось попросту перепрыгнуть через них. Они испуганно пригнулись, испуская удивленные восклицания и сопровождая Эрагона восхищенными взглядами.

Легким шагом он пробежал под массивными деревянными воротами южного входа в Фартхен Дур, слыша со всех сторон приветственные крики, и ярдов через двадцать — именно на такую глубину ворота были утоплены в толщу горы — миновал пару гигантских золотых грифонов, невидящим взором глядевших в сторону далекого горизонта, и выскочил на открытое место.

В прохладном влажном воздухе пахло дождем. Хотя уже наступило утро, но плоская площадка перед Тронжхаймом была все еще окутана сумеречной мглой; здесь не росло ни единой травинки, лишь изредка встречались пучки мха и лишайников, среди которых торчали порой странные грибы с островерхими шляпками. А надо всем этим вздымался Фартхен Дур, и на вершине его, на высоте в десять миль, открывался узкий просвет, сквозь который в кратер этого чудовищного потухшего вулкана просачивались бледные лучи света. Громада Фартхен Дура настолько подавляла, что Эрагон, глядя вверх, с трудом мог определить и оценить высоту и величину этой немыслимой горы.

На бегу он слышал лишь собственное дыхание да мерный легкий стук своих башмаков. Он был здесь один, если не считать какую-то любопытную летучую мышь, кружившую у него над головой с тонким попискиванием. В горе царили тишина и спокойствие, создавая у Эрагона ощущение полной свободы от повседневных забот.

Он проследовал дальше по вымощенной булыжником дорожке, ведущей от южных ворот Тронжхайма к двойным черным воротам высотой в тридцать футов, врезанным в южную часть подошвы Фартхен Дура. Когда Эрагон остановился перед ними, из укрытой в скале кордегардии появилась парочка гномов, которые поспешно отворили перед ним ворота, открыв вход в какой-то бесконечный туннель.

Эрагон нырнул в туннель, и первые пятьдесят футов его стен оказались украшены мраморными колоннами, в которые были вделаны рубины и аметисты. Но потом все это великолепие кончилось; дальше тянулись голые грязные стены, украшенные разве что беспламенными светильниками, которые были установлены здесь через каждые двадцать ярдов, да еще встречавшимися через неравные промежутки запертыми дверями или воротами. «Интересно, куда все эти двери ведут?» — подумал Эрагон и представил себе толщу камня во много миль, давящую на потолок туннеля, и туннель сразу показался ему не таким уж и безопасным. Впрочем, он быстро выкинул из головы подобные мысли; тем более что примерно на середине пройденного пути он уже ощутил присутствие Сапфиры.

«Сапфира!» — мысленно крикнул он и, не выдержав, окликнул ее в полный голос. Ему ответило гулкое эхо, а мгновение спустя из противоположного конца туннеля до него донесся знакомый радостный рык.

Удвоив скорость, он открыл свою душу навстречу Сапфире, убрав все мысленные барьеры, мысли обоих слились воедино, подобно двум бурным горячим потокам. Ощущение было столь сильным, что Эрагон охнул, пошатнулся и чуть не упал. Они буквально окутывали друг друга своими мыслями. Это была такая невероятная близость, какой не может дать обычный физический контакт; они действительно становились единым целым, испытывая при этом невероятное наслаждение. Они снова были вместе! И уже одно это давало их душам покой, ощущение надежности, понимание того, что вновь рядом с тобой любящее существо, которое постоянно думает о тебе, переживает за тебя, понимает каждое движение твоей души и не покинет тебя даже в самую трудную минуту. Именно в этом была драгоценная суть их взаимоотношений, и оба они, и Эрагон и Сапфира, безмерно этим дорожили.