Сергей Алексеев - Волчья хватка. Волчья хватка‑2 (сборник)

И пусть тот сам идёт откапывать своего гражданина и расхлёбывать эту мерзкую кашу с человечиной…

Он отсутствовал в общей сложности часа четыре, однако обстановка резко изменилась и спутала все планы. Ещё по дороге к базе на связь вышел Финал и сообщил, что криминалист и медик вернулись из леса одни, без пассажира, который будто бы сначала все отставал, а потом вовсе потерялся, и все усилия вызвать его по радио или докричаться не увенчались успехом.

Нечто подобное и следовало ожидать от бывшего соотечественника, переметнувшегося в чужой лагерь. Не зря он забыл о цели командировки в Россию…

Савватеев отдал распоряжение Варану блокировать район операции, незаметно прочесать леса и при обнаружении американца не трогать, не приближаться, проследить, что ещё, кроме останков Идрисовича, его интересует. Финалу он велел оставить водителя своей машины охранять базу и идти в загон, то есть открыто пройти по предполагаемому направлению движения пассажира и попробовать засечь его выходы в эфир.

Расстроенные, виноватые старики сидели под грибком и кочегарили самовар. Тут же, на скамейке, лежал развёрнутый по-полевому ФБРовский трупоискатель. Савватеев подвинул его и посадил Агошкова, который мгновенно приковал внимание экспертов, на миг забывших о происшествии.

— Что уставились? — мрачно спросил Савватеев. — Это ещё пока что живые мощи… Я приказывал глаз не спускать с пассажира. В чем дело?

— Олег Иванович, он умышленно отставал, — доложил медик. — Под предлогом того, что по прибору проходит сигнал. Я проверяю — нет, а у него есть…

— Может, вы пользоваться не умеете?

— Что там уметь? Те же помидоры, только в профиль… Хитрил этот бандеровец, бдительность притуплял. Потом взял и смылся. А мы часа полтора бегали и искали!.. Рапорт писать?

— Не надо. Лучше обследуйте мне эту мумию и скажите, в чем его душа держится, — Савватеев вышел из беседки, — и здорова ли она… Только не провороньте!

И все равно он подозвал водителя, который, будто сторож, расхаживал по территории с пистолетом-пулемётом под мышкой, и усадил его рядом с Агошковым. Только после этого взял в машине диктофон и направился было на поветь хозяйского дома, где под амбарным замком сидел Карпенко, на ходу проверяя работу микрофона: контролировать электронику здесь надо было каждую минуту.

И тут услышал завывание, точнее некую пробу голоса, как это делают оперные певцы, настраивая его на определению ноту. То ли из-за акустики, то ли из-за собственного озабоченного состояния Савватеев сразу не понял, откуда исходят эти странные, какие-то неуместные звуки, остановился, покрутил головой и в следующий миг замер, ощутив ознобивший спину непроизвольный страх. Мощный, будто усиленный, но не человеческий голос вдруг запел молитву, слова которой были на слуху у любого, даже неверующего, не бывавшего в церкви:

— Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!..

Превозмогая себя, Савватеев встряхнулся и всетаки спросил натянуто, не своим голосом:

— Что это?..

Эксперты под грибком тоже сначала замерли с вытянутыми лицами, потом завертели головами в поисках источника звука.

— Да что это такое? — Савватеев вернулся в беседку. — Откуда?..

— Глас божий, — невозмутимо отозвался ходячий труп. — Что ещё-то? Господь все видит!..

— Верно, — спохватился медик. — Кто-то молится…

— Но это не человек, — заметил криминалист, подтверждая ощущения Савватеева. — У меня хороший слух…

— Кто ещё, если не человек?…

Убийца Каймака скорчил гримасу и проскрипел во второй раз:

— Глас божий! Вы что думаете, безнадзорно живёте? Ага, как раз!..

Пожалуй, минуту, испытывая какое-то испуганно-недоуменное, знобящее очарование, они слушали это пение, пока водитель-охранник не засмеялся, указывая стволом в сторону трансформаторной будки:

— Да это же волк! Там волк! Медик хлопнул себя по лбу:

— С этим пассажиром!.. К нам же волк прибежал, сам. В будку залез и сидит! Мы кирпичом заложили…

Савватеев подошёл к будке, и пение тотчас оборвалось. Выбитая стариками дыра в стене была кое-как заложена битым кирпичом, но не наглухо — вверху оставалось отверстие, напоминающее амбразуру. Рассмотреть что-либо внутри было невозможно.

— У кого есть фонарь? — спросил Савватеев. Водитель принёс фонарик и посветил в дыру:

крупный, лопоухий волк сидел посередине будки, в луче света горел его единственный зеленоватый глаз. Он совсем не походил на зверя, скорее на бродячую, бездомную собаку.

— Не к добру он завыл, — сказал подошедший криминалист. — Говорят, к покойнику…

— Не каркайте!

— Что тут каркать? Не выносит наша среда… американских граждан.

— К покойнику воют собаки, — со знанием дела заявил медик.

— А волки к чему?

— Никто не знает. Скорее, к плохой погоде. Вот почему он поёт, как в церкви? Я точно слышал молитвы…

— Ерунда, тебе показалось, — заспорил с ним медик. — Если здесь ещё волки начнут молиться, то нам пора на отдых…

Савватеев оставил стариков, вспомнив, что шёл допросить Карпенко, а потом устроить ему очную ставку с ходячей мумией, которая все это время преспокойно сидела под грибком. И ещё вспомнил, что в руке диктофон, причём оказавшийся включённым на запись. Он отмотал ленту назад и, испытывая некий внутренний трепет, ткнул кнопку воспроизведения…

И все-таки волк пел. Причём в записи это слышалось совершенно отчётливо, только молитвенные слова заменялись каким-то звенящим бульканьем. Савватеев остановился возле хозяйского дома, ещё раз перемотал ленту и стал слушать с чувством, будто сейчас ему что-то откроется — некая истина, которая поставит все на свои места и наконец-то согреется все ещё ознобленная спина.

Но ничего не открылось и ничего нового он не услышал — волк молился! Зато в это время увидел мистера Твистера, преспокойно входящего в калитку, ведущую к реке.

— Хеллоу! — весело сказал Твистер и помахал рукой. — Где мои проводники?

И тем самым словно вернул в реальность, оторвав от поющего волка. Савватеев выключил диктофон, незаметно спрятал в карман и направился к пассажиру.

Всяческие следственные действия Савватеев не любил, по долгу своей службы проводил их очень редко и потому не хотел допрашивать егерей в присутствии чужих, к тому же тёмных ушей и глаз, чтобы не вызывать лишних кривотолков. Оперативный опрос с применением психологических приёмов давления, иногда жёстких, имел слишком далёкое отношение к щепетильной процессуальности, тем паче дело было связано с борцом за права человека. Но более всего присутствие ФБРовца было нежелательным из тех же патриотических соображений: какое ему, американизированному бандеровцу и предателю, дело до их сугубо российских, внутренних отношений, даже если это связано с убийством человека с двойным гражданством и, надо заметить, не человека — каннибала, монстра.