Ник Перумов - Черное копье

Его шумно поддержали, в добрых сорок голосов уговаривая Фолко вернуться к ним. Надо признать, что это оказалось приятно.

– Мне ещё своих повидать надо, – возразил он.

– Кто ж спорит, мастер Фолко! Конечно, надо! И дядюшка ваш, слышали мы, весь извёлся, даром что хозяин Бэкланда, и тётушка все глаза проплакала… Только вам из Туккборо ещё в Бренди-холл лететь – времени мало. Мы им письмо напишем, а младшенький мой и отнесёт. Пони у нас резвые, одна нога здесь, другая там – завтра к вечеру до мастера Паладина ваше письмецо и дойдёт.

– Это верно. Хозяин, перо и бумага найдётся?

Перед Фолко мигом появилось просимое. Деликатные хоббиты отвернулись, когда Фолко склонился над чистым листом. В разговор вступили Торин и Малыш, советуя, как лучше всего устроить заграждения на пути степной конницы. Том Сдобкинс тут же стал отдавать распоряжения.

«Дядя, я вернулся, – написал Фолко после долгих мук. Хотелось сказать что-то тёплое, но чёрная тень нависшей угрозы заставляла невольно прятать все ласковые слова. – Еду по сарнфордской дороге в Туккборо, к тану. На Хоббитанию идёт отряд степняков и орков. Я посылаю всех с южной границы к вам. Спрячьте их в Старом лесу и сами уходите туда, если дела пойдут плохо. Поцелуйте от меня тётушку, и привет Милисенте». Фолко подписался и запечатал конверт.

Младший сын Тома Сдобкинса уже стоял с пони наготове. Получив письмо, он поспешно вскочил в седло и ускакал прочь. За плечами его уже виднелся небольшой охотничий лук.

Не мешкая, друзья двинулись дальше. Том отправил с ними вместе гонцов – им предстояло поднять другие поселения по тракту. Иные посыльные поспешили на запад и на восток – вдоль рубежа, поднять тревогу там.

Словно от камня, брошенного в тихий пруд, по жившей доселе бестревожной жизнью Хоббитании пошли круги недобрых вестей. На всём пути от границы до Туккборо Фолко и гномы останавливались в каждом поселении, повсюду вызывая страшный переполох. Чем дальше от границ Хоббитании, тем более мирной была жизнь, тем тяжелее на подъём хоббиты, но Фолко говорил с такой страстью, что ему волей-неволей верили. И хотя многие ворчали: мол, неслыханное дело в Старом лесу прятаться! – народ начинал шевелиться, хоть и не так бодро, как на рубеже. Двадцать миль сделали только к вечеру второго дня пути.

Их взорам открылся благословенный, ухоженный и чистый край. Справа в долине перемигивался уютными огоньками Хоббитон, за ним угадывалась горка Бэг-Энда, а строго на восток от главного тракта отходила дорога на Туккборо. Друзья повернули коней.

Тан Перегрин VI, как говаривали многие, очень походил на своего знаменитого предка. Очень высокий для хоббита, четырёх с половиной футов, он встретил нежданных гостей в прихожей. Из многочисленных дверей высовывались любопытно-встревоженные рожицы младших Тукков – гонец Тома Сдобкинса опередил друзей, загодя доставив тану известие о надвигающейся опасности. Надо отдать должное Перегрину, он не растерялся. Мэр Вилло, добропорядочный хоббит из рода славного Сэммиума Гэмги, явив небывалую для хоббита его годов прыть, прискакал в Преогромные Смайлы Тукков.

Фолко и гномы вкратце рассказали обо всём.

– Мы опередили у Брендивина, на Сарн-Форде, отряд из истерлингов и орков. Судя по всему, они двигаются строго по тракту. Их несколько тысяч! Всё ополчение Хоббитании не выстоит перед ними в открытом бою. У нас нет доспехов, нет копий, нет щитов… Если что-то и найдётся, так это по большей части луки да немного мечей. Надо уходить. – Фолко повторил, что, по его мысли, надлежит сделать. – И лучше переоценить опасность, чем недооценить её, – закончил он.

Тан и мэр сосредоточенно кивали. На столе стояли нетронутые кружки пива – вернейший признак того, что собеседники забыли обо всём, кроме дела.

– Что ж! – просто сказал Вилло. – На то мы и собрались здесь, чтобы в случае нужды решить за всю Хоббитанию. Я пошлю Слово. Пусть все уходят в леса. И, – он вдруг поник головой, – как же счастлив я буду, если всё это окажется лишь невоплотившейся угрозой и над нами будут хохотать все, от мала до велика!

– Я объявлю сбор ополчения, – пристукнул кулаком тан. – Второй раз мы не дадим захватить себя врасплох!

Тихая Хоббитания встала на дыбы. Слова тана и мэра заставили бросить все дела даже самых ленивых и беспечных. На следующее утро гонцы достигли самых отдалённых уголков, повсюду объявляя тревогу. А в Туккборо мало-помалу стали стекаться хоббиты, мрачные, насупленные, прихватив с собой испытанное охотничье оружие. По плану Фолко им предстояло скрытно расположиться в лесах Южного удела и, если разбойники всерьёз возьмутся за разорение страны, постараться хоть как-то отплатить им.

– Но сам я полагаю, – говорил Фолко внимательно слушавшим его мэру и тану, – что они не станут здесь задерживаться. Грабить у нас что? Утварь наша, одежда им ни к чему. Домами или норами не воспользоваться. Золота у нас отродясь не бывало. Думаю, пронесутся просто коротким путём к Серым Гаваням…

– Хорошо бы, – вздохнул Вилло.

Через два дня после приезда Фолко в Туккборо туда же прискакал и дядюшка Паладин. Фолко ощутил внезапную дрожь в коленях, когда Перегрин и Вилло, улыбнувшись, вышли, а в комнату даже не вошёл – вбежал очень-очень постаревший дядюшка. Он стал совсем седым, лицо иссекли невесть откуда взявшиеся морщины, глаза подозрительно поблёскивали.

«А-а! Так вот он где, бузотёр!» – словно наяву услыхал хоббит грозный дядюшкин голос и невольно сжался, словно никогда не слышал ничего страшнее.

– Фолко! Родной мой! – пробормотал вместо этого старик и, всхлипнув, обнял племянника.

Они проговорили всю ночь. Фолко с неутолимой жадностью впитывал самые мелкие подробности житья-бытья Бэкланда за долгие годы его отсутствия.

– А Милисента твоя… – опустил глаза дядюшка. – Милисента-то, любовь твоя, попечалилась-покручинилась, да и за Крола замуж выскочила… А сейчас, как весть от тебя пришла, вскрикнула, побелела вся – да без чувств хлопнулась. А как в сознание привели – так с того самого времени без передышки рыдает. Сдобкинс-то младший, который письмо привёз, как давай расписывать, каким ты героем да красавцем вернулся…

Фолко опустил голову. Милисента… Грусть была какой-то светлой, непонятное, неведомое доселе чувство теснило грудь. Сам того не зная, он давно смирился с этой потерей. И тут с острой печалью вдруг ощутил, что ему, как и Фродо Бэггинсу, не будет покоя в Хоббитании. Перед глазами встали давнишние видения – корабль Морского народа, прыгающие с него Малыш и Торин… Адамант Хенны… Перьерукие…

– Но теперь ты вернулся, – продолжал дядюшка. – Теперь-то всё на лад пойдёт. Народ мы укроем. Лес-то, ой большой, а я уж тряхну стариной, вспомяну тропку до Тома Бомбадила!