Тимофей Печёрин - Команда хоть куда

Другое дело — дочь предводителя столичных воров. Чей промысел, хоть и слыл опасным да порицаемым законами, однако доходным был тоже, вполне. Потому-то, если другие девочки уминали похлебку за обе щеки, то у Аники трапеза прошла заметно медленнее. И принесла куда меньше наслаждения.

Когда обед был закончен, раба с котлом сменила пара молоденьких ведьм. Они еще походили на близняшек в своих однообразно-черных одеждах. И почти одинаковыми же звонкими голосами ведьмы велели девочкам строиться в два ряда и следовать за ними, наружу.

Во время второй своей прогулки по странному городку Аника смотрела на него уже не с любопытством, а оценивающе. Задавшись мыслью, а легко ли будет отсюда сбежать. В итоге пришла к выводу, что легко… наверное. В городке-то ведь даже ворота не запирались по причине их отсутствия.

Но чтобы побег удался, самое меньшее, что требовалось — это бегать побыстрее и хорошо знать планировку города. Чтобы добраться до ворот кратчайшим путем. И не угодить ненароком в какой-нибудь рукотворный тупик вроде давешней груды бочек и ведер.

Еще, как верно предвидела Аника, ведьмы могли попытаться задержать беглянку, в том числе посредством магии. А значит, от нее не помешало бы хоть какое-нибудь средство защиты.

Привели девочек-пленниц к самому высокому зданию в городке. Высотою оно было в целых три этажа. Широкое каменное крыльцо здания успело густо покрыться щербинами и даже трещинами. От двустворчатой двери осталась всего одна створка. Да и та держалась неровно и, видимо, на честном слове.

Третий этаж являл собою небольшую башенку, которую в прежние времена украшали огромные часы. Теперь, однако, круглый циферблат успел растерять большую часть прикрепленных к нему металлических цифр. А единственная оставшаяся стрелка остановилась навечно.

По всей видимости, когда-то в здании располагалась местная ратуша. А на втором этаже, в просторном светлом зале, уставленном множеством скамей, собирался Городской совет. В пользу этих предположений свидетельствовал и герб, что висел, чудом сохранившись, на одной из стен. Рельефная фигура, изображавшая что-то круглое, вроде пряника или печенья, в обрамлении кольца из листьев.

Единственное, зато огромное, окно когда-то было застекленным. Однако теперь мимо пустой рамы беспрепятственно гулял ветер. Потолок и даже стены покрывали пятна плесени. А углы успело обжить не одно поколение пауков.

Однако все перечисленное никоим образом не смущало и не волновало седовласую ведьму. Ту самую, что во главе группы посланцев Ковена принимала от королевства живые дары. А теперь ведьма стояла на пятачке свободного пространства в зале — спиною к окну, лицом же обратившись к рядам скамей.

— Садитесь, пожалуйста, — вежливо и без малейшей враждебности молвила ведьма, — меня зовут Ксантарда, и я возглавляю нашу общину.

«Эх… вот ведь пакость-невезуха! — про себя посетовала Аника, — получается, аж главарь… главариха Ковена сама с королевскими солдатами пришла на встречу! Хватило бы одного удара саблей, чтоб на тот свет ее спровадить. Или захватить могли бы… так даже лучше. Не пришлось бы меня в этот гадюшник засылать».

— …я буду обучать вас, посвящая в великое искусство волшебства, — говорила между тем Ксантарда, — я одна… ибо, к сожалению, у нас не хватает людей, чтобы обеспечить наставницей… опытной волшебницей каждую ученицу.

— Простите, пожалуйста, — с одной из скамей донесся робкий писклявый голосок, — а когда вы нас отпустите домой?

— Вы дома, — все также спокойно и даже дружелюбно, но непреклонно ответила ведьма, — теперь наша община… Ковен — ваш дом и ваша семья. А кто вас когда-то породил и где держал до сих пор, уже не имеет значения. Знаете, что ждало вас прежде? С людьми, называвшими себя вашей семьей… родней, не важно. Серая жизнь, полная нужды, унижений… и запретов. Да-да, запретов.

Постепенно гомон десятков девочек, толкающихся и ерзающих на жестких скамьях, стих. А Ксантарда, напротив, возвысила голос:

— Это именно то, главное, слово, из-за которого Ковен веками пребывал вне закона. Слово, путающееся под ногами, превращающее хищного зверя в барбоса при цепи и будке, а вольного человека — в двуногий скот, безропотно гнущий спину. Слово, вынуждающее многих волшебников сдерживать свои таланты и любознательность. И слово это — «запрет».

Вам и нам… и всем от века что-то, да запрещалось. Родители запрещают детям, старшие младшим, мужья женам, жрецы мудрецам… ну а правители — всем и сразу. Чуть ли не весь род людской поголовно принимает чужие запреты и порождает новые. Не замечая, как жизнь вокруг превращается в вязкую паутину, дышится в которой все трудней и трудней.

Ковен намерен положить этому конец. Чего невозможно добиться, не начав с себя… не отринув запреты, установленные другими людьми. К тому я и призываю вас, здесь собравшихся. Осознать запреты, понять их нелепость — и безжалостно отбросить. Пусть это будет моим первым для вас уроком.

Ведьма взяла паузу, видимо, чтобы перевести дух. А в наступившей тишине раздался хрипловатый ломающийся голос:

— А что с моим братом? Где он? Его тоже учат?..

Ксантарда вздохнула, готовясь к объяснениям, тяжелым и, видимо, долгим. Ну да лиха беда начало. Потом, как надеялась ведьма, усилия ее вознаградятся.

Маркиз Шенгдар…

Вообще-то, со слов Ролана, дворянских кровей в жилах этого человека не было ни капли. В то лихое для королевства время, когда на троне сидел Эбер Пятый, Шенгдар служил в Каз-Рошале придворным шутом. И хоть мало что и кто удостаивались любви тогдашнего монарха, но шуту посчастливилось попасть в этот далеко не длинный список. Заняв в оном место аккурат между хмельными напитками и панегириками из уст придворных.

А уж как эти три явления дополняли одно другое — хмель, придворная лесть и грубые выходки шута! Просто-таки служили тремя китами, державшими на себе настроение его престарелого величества. Настроение, хоть все реже и реже, но все-таки бывавшее хорошим.

Когда же, опять-таки под хмельком, Эбер Пятый решил выразить шуту-любимчику свою благодарность в полной мере, ошарашены были даже завзятые подхалимы. На Шенгдара, выросшего в семье бродячих артистов, буквально свалился титул маркиза. А с ним дом в столице… куда, впрочем, шут до поры едва заглядывал, живя в замке. Ну и, наконец, имение с немаленькой рентой.

Случай то был уникальный, если не сказать вопиющий. Причем говорить, что незаслуженное счастье шута-маркиза было недолгим, значило погрешить против истины. Да, жалование Шенгдару титула стало одной из многих капель, год за годом наполнявших чашу терпения богов. Да, капля эта была одной из последних. Потому что всего пару лет спустя Эбер Пятый лишился трона, а вместе с ним и жизни.