Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Ал вспомнил Иэмицу, статью больше походившему на деда Иэясу, нежели на тщедушного отца, и ему сделалось не по себе. Потому как одно дело — выбить душу из отвратительного параноика Хидэтада, который из-за плохого сна или мигрени запросто мог запытать в своих подвалах целый штат придворных лекарей, послать на никчемную смерть верных самураев, а потом злобиться на весь мир из своего паучьего угла.

Да заменить такого сегуна на спокойного, рассудительного Кима — благое дело. Даже ради того, чтобы над головой не висел маньяк с дамокловым мечом и неограниченной властью, Ал готов был подписаться под таким решением своего друга, но Иэмицу…

А ведь парень еще даже детьми толком не обзавелся, полыхнуло в голове синим пламенем, да так, что Ал был вынужден остановиться как вкопанный, едва ощутив, как идущий за ним охранник, не сориентировавшись, налетел на него, заехав обутой в соломенный сандаль ногой по лодыжке сюзерена.

— Простите, господин.

— Пустое.

Действительно, двадцативосьмилетний Иэмицу не имел еще наследника, то есть были у него и жена и наложницы, три дочери — колобки с гребенками в жидких волосиках, но мальчика… — Ал прибавил шага, вспоминая список сегунов ветви Токугава, четвертый сегун — правнук Иэясу и законный наследник сегуната должен был родиться только в сорок первом году. Да, именно так и никак иначе: «Токугава-но Иэцуна, сын Токугава-но Иэмицу, будет рожден в 1641 в замке Эдо, в 1645 получит ранг сёнии и должность гон-дайнагон, чтобы в 1651 сделаться сэйи тайсёгуном после смерти отца. Годы правления — 1651–1680».

Получается, что если Ким вселится в тело Иэмицу, сын Иэмицу будет уже не… Его передернуло. Но что же делать? Что решил Ким?

У сегунского дворца их уже ждали, во всяком случае, начальник охраны вышел вперед, едва только из-за поворота появился Ал со свитой. Вообще-то не следовало являться к сегуну пешедралом, но Ал предпочитал пешие прогулки, думалось ему на ходу лучше, да и не сообразил о приличиях. А теперь-то что? Теперь обратно не повернешь.

Оправив пояс с двумя привычными уже мечами — катана и вакидзаси[17], Ал шагнул навстречу явно поджидающему его офицеру, за ним, стараясь не отставать, пристроился оруженосец, в обязанности которого, в частности, входило ношение за господином всевозможных пропусков, которые Ал по безалаберности мог забыть дома.

— Мы слышали уже о прискорбных событиях, произошедших в вашем доме, Хидэтада-сама направил к вам своего гонца, не думал, что он такой скорый.

— Никакого посланника у меня не было. Разминулись, должно быть. — Ал пожал плечами, поведение офицера было странным, с одной стороны, он не должен был затевать задушевные разговоры на первом же посту перед замком, с другой — молодое, чуть тронутое оспой лицо самурая показалось Алексу смутно знакомым. Наверняка видел его и не один раз во внутренних покоях, где как раз принято развлекать новоприбывших непринужденным, но недолгим общением. Вот кёгэ[18] и приучился, так что колом теперь не вышибить.

Только что же его из теплых покоев да на сквозняк-то поставили? Наверняка серьезного папочки сынок. Не иначе Ким опять маялся с язвой или зубами, да и понизил в сердцах всю свою личную стражу. Надо будет полюбопытствовать.

Занятый своими мыслями и больше не реагируя на неуместно разговорчивого придворного, Ал прошел еще несколько постов, на каждом из которых ему приходилось предъявлять пропуск, неизменно удивляясь затверделости местных обычаев.

Наконец каменные ступени лестницы под его босыми ногами сменились серыми татами общего коридора, потом циновки на полу сделались более мягкими и белыми, и вот последний пост, возле которого он оставил свои мечи и охрану и вступил на нежнейшие, больше схожие с мягкими коврами белоснежные татами. Полупрозрачные двери бесшумно отъехали в сторону, явив картинку в стиле «полуденный отдых небожителя» — на полуразобраной постели перед Алом склоненный над шахматной доской сидел худосочный Хидэтада.

— Присаживайся, не отсвечивай. — Ким кивнул на сёдзи за спиной приятеля. — Живем, как бляди на витрине, ни вздохнуть, ни пернуть — услышат, увидят, прочухают. Все достало!

— Сделал бы себе европейскую комнату, — Ал пожал плечами, — камень, дерево, железо, можно даже звукоизоляцию сварганить.

— Не надо. — Ким поднял с доски королеву и, сощурив хоречье лицо, принялся рассматривать ее на свет. — Мало ли что случится, охране сподручнее прийти на помощь, когда она может контролировать ситуацию, а за дубовыми дверями из тебя или, скажем, из меня фарш провернут, никто не заметит. Что у тебя, я слышал, опять падеж? Подозреваешь кого?

— Подозреваю. — Ал в упор поглядел на Кима, но тот даже бровью не повел.

— Правильно подозреваешь. Я тоже на нее думаю? — Ким протянул Алу руку с зажатой между большим и указательным пальцем королевой.

— На кого?

— Осиба-сан, кто еще до крови настолько охоч? Она это — можешь не сомневаться. Давненько не показывалась стерва.

— Ей-то зачем? — вытаращился на приятеля Ал.

— А зачем она тебя пытала? Зачем сына извела? Теперь еще ты и дочку у нее забрал, за своего Минору выдал. Тоже нужно понимать.

Глава 10

Юкки

Не открывай своих планов даже другу, ибо когда дружба закончится, он применит их во вред тебе.

Уже целую стражу как солнце спряталось за тучи, по крышам стучит дождь. Пелена мелких капель похожа на мистический занавес, за которым… что?.. за которым картины вечные и мимолетные, жизнь, к которой подкралась смерть. Дождь смывает следы преступлений в доме, занимаемом компаку сегуна Арекусу Грюку, стучит по крышам, звенит у крыльца, царапает в сёдзи.

Только что Юкки в сопровождении служанок сама ходила к дому свекра, пытаясь узнать, когда тот разрешит пускаться в путь. Дорожки возле снятого для них с мужем дома теперь больше похожи на ручьи или крохотные речушки, стекающие с крыши струйки воды бьются в разрыхленную садовником землю и отскакивают грязными каплями. Подол зеленоватого с цветами кимоно уже весь в мерзких каплях, над головой госпожи служанка несла желтый веселый зонт, плечи бережно закрывал дождевик, а все равно ноги промокли, так что сразу же пришлось менять носки и переодеваться. Влажная одежда — первый шаг к болезни, а зачем болезнь эта юной матери, которая еще не успела как следует налюбоваться на своего дитятю. На своего маленького и ненаглядного сына, на своего Ичиро. Юкки позволила девушкам развязать свой широкий пояс, снять верхнее кимоно.