Джоэл Розенберг - Серебряный камень

— Стало быть, — продолжал Ивар дель Хивал, — меня тут же примут за шпиона, которого — при самом благоприятном исходе — ждут суд и петля, а в худшем — просто, не долго думая, посадят на пику. А если вдруг окажется, что они не правы, дескать, ошиблись… ну что же, впоследствии могут и извиниться. Или не извиниться.

Кивнув, Йен стал сползать обратно по склону и выпрямился во весь рост лишь возле носилок.

Дыхание Орфинделя стало размеренным, он даже окреп настолько, что смог самостоятельно повернуться на бок — ухватившись за ремень заплечного мешка, который Йен оставил у носилок.

— Ну как, побеждаем? — криво улыбнувшись, осведомился старик.

— Пока что да, в некотором роде. Арни приметил всадников из местных.

Осия приподнялся на локте.

— Всадников?

Юноша кивнул.

— Странно. Конные — это обычно мелкие дворяне, верхом ни почестей, ни денег не добудешь, здесь, у границы с Доминионами. — Осия помрачнел.

— Возможно, все даже хуже. — Ивар дель Хивал снова надул губы. — Сперва мне показалось, что у всадника, возглавлявшего колонну, на руке покрытая эмалью боевая перчатка, но…

Осия нахмурил брови.

— Покрытая эмалью?

— На самом деле это, конечно, не эмаль. В Вандескарде показуха не в чести.

Йен не мог понять ни слова из этого разговора.

— Ну и что с того, если кто-нибудь из них решил щегольнуть красивой металлической перчаткой?

— Выходит, во главе патруля один из Сыновей Тюра. Это элитное военное сообщество вандестов, а они явно не склонны заниматься всякой второстепенной ерундой; патрулирование — дело военных рангом пониже.

— И что, только они имеют право носить такие шикарные перчатки?

— Не перчатки… как бы тебе объяснить… Это протезы. — Осия поджал губы. — Могло быть и хуже. Хорошо хоть, не самые заслуженные из них — аргентумы.

— Нечего сказать, утешил. — Ивар дель Хивал выпрямился. — Нам, пожалуй, лучше продолжить путь. Чем скорее мы доберемся до Харбарда, тем скорее я смогу сообщить Его Пылкости, что в Вандескарде творятся странные дела.

Юноша усмехнулся.

— Не слишком ли тебя перепугали эта горстка всадников и парень с протезом вместо руки?

— Может, и так, — пожал плечами Ивар дель Хивал.

Носилки становились все тяжелее, но это было еще не самое худшее — у Йена вдруг нестерпимо зачесался нос, а он не мог позволить себе то и дело останавливаться, чтобы унять зуд.

Арни настоял на том, чтобы носилки несли по очереди, и занял место Йена. Теперь юноша шел впереди, а Ивар дель Хивал шествовал в авангарде, нередко пропадая из виду на крутых поворотах.

Осия буквально на глазах поправлялся, он уже комментировал их продвижение, хотя о полном выздоровлении говорить пока не приходилось.

Тропинка у кромки леса обернулась мощенной камнем дорогой, причем очень старой — лишь намертво впечатанные в раствор камни по бокам сохранили первоначальную неровность, середина же была до блеска отполирована десятками тысяч колес и копыт.

Йену это показалось странным. Раствор должен износиться куда скорее, чем камни.

Арни лишь хихикнул в ответ.

— Ну-ну. Вот когда мы в следующий раз сделаем привал, возьми какую-нибудь металлическую штуковину, только пустячную, которую и сломать не жалко, и попробуй поскреби по этому раствору — бьюсь об заклад, что зазубришь металл.

Йен недоверчиво смотрел на Арни, и Ивар дель Хивал улыбнулся:

— На-ка, возьми. Попробуй, что за раствор. — Он протянул юноше острый колышек для палатки. — Попробуй, попробуй, а я пока сменю тебя у носилок, все равно моя очередь нести.

Благодарный Йен, присев на корточки, попытался царапнуть в промежутке между двумя отполированными камнями.

Колышек был, конечно, отнюдь не из закаленной стали, но не мог же металл не оставить никакого следа на скреплявшем дорожный камень растворе!.. Юноша повторил попытку. Острие колышка мгновенно затупилось, оставив лишь темноватую полоску на поверхности раствора.

— Умели Древние строить, верно? — Ивар дель Хивал занял место Арни позади носилок, а тот метнулся вперед, мгновенно ухватив ручки.

Чудно — и как это Арни Сельмо в его-то возрасте оставался таким живчиком? Впрочем, Йен за свою недолгую жизнь привык ко всякого рода феноменам. Черт возьми, родной папочка знал толк в том, как представить все шиворот-навыворот.

— Сегодня не будем сворачивать с дороги, — сказал Ивар дель Хивал и взглянул на Осию. — Я бы обошел Холм Боинн стороной, но раз ты настаиваешь, Орфиндель…

— Настаиваю.

Солнце клонилось к горизонту, темневший на западе небосвод, будто по прихоти одержимого рисованием инфантильного божества, приобретал абрикосово-розоватый оттенок.

Йен сидел, опершись на выветрившуюся скалу. Юноша плотнее закутался в свою попону, не понимая, отчего его знобит — то ли от холода, то ли…

То ли от дурных предчувствий.

Дорога отвернула от леса и теперь извивалась по мелкой седловине меж холмов. По указанию Осии, решили сойти с дороги и продвигаться по заросшему высокой травой склону большущего холма к его вершине, туда, где среди травы и кустарника высились четыре древних каменных столпа. Они напомнили юноше менгиры — каменное капище древних бриттов, мегалиты, виденные им в одной из книг давным-давно. Издали скалы казались пальцами окаменелого исполина, простершимися наружу из земного чрева.

На вершине холма было холодно, однако костер не развели — слишком опасно.

— Завтра, — объявил Осия, кутаясь в шерстяное одеяло, — завтра к вечеру мы дойдем до Харбардовой Переправы. А если даже не дойдем, останется совсем ерунда. Во всяком случае, там уже можно рискнуть и костерок развести.

Арни Сельмо отправился на боковую — лег на ложе, которое соорудил себе из сорванной травы.

Ивар дель Хивал, вежливо кашлянув, издали возвестил о своем возвращении. В одной руке у него был совочек, в другой — рулон туалетной бумаги в футляре на молнии.

— Могу подежурить первым, если не возражаете.

— Что, нервничаешь? Уж не по поводу ли предстоящей ночевки? — поинтересовался Йен.

Ивар дель Хивал пожал плечами:

— Вот доживешь до моих лет, молодой человек, тогда поймешь, что между нервозностью, обеспокоенностью и страхом — большущая разница. А если откровенно — меня сейчас действительно и то, и другое, и третье донимает.

Ухмылка придавала его словам оттенок несерьезности, казалось, он просто придуривается, хотя скорее наигранной была как раз ухмылка. Впрочем, трудно сказать.

— Я разбужу тебя, — заверил Ивар.

В детстве Йен страдал бессонницей, но к концу последнего года средней школы все наладилось. И к этому приложил свою тяжелую руку любимый папочка. Если полный день работаешь да еще в школе от звонка до звонка сидишь, бессонница — просто непозволительная роскошь. А Йен до самого последнего времени понятия не имел, что такое роскошь.