Варвара Иславская - Избранница

Элиза послушно выпила содержимое кубка, отметив про себя удивительный вкус этого неземного напитка.

— Спасибо, Тетка, — сказала Элиза.

— Ты все поняла, что надо делать?

— Да, Тетка.

— Может быть, повторишь?

— Нет, что ты, Тетка, я все помню: «Идти вверх по мраморной лестнице до башни старого Яноша…»

— Молодец! Удачи тебе! Помни, Либуше любит и ждет тебя, — сказала Тетка и растаяла в воздухе вместе со своими волшебными ваннами, зеркалами и напитками. Элиза опять осталась одна. Она решила твердо следовать инструкциям доброй Тетки, однако в действительности сделала все наоборот. Но ведь Элиза была женщиной!

9

Элиза уже сделала шаг по направлению к мраморной лестнице, чтобы подняться в башню старого Яноша, как вдруг услышала какие-то голоса, доносившиеся из-за огромной, находящейся слева от лестницы, роскошного красного дерева двери, украшенный золотым гербом. «По-моему, это дверь в королевские покои», — подумала Элиза. Ее охватило дикое любопытство пойти и посмотреть, что же творится на этой священной, недоступной для простых смертных территории. «Нет», — подумала Элиза. — «Надо идти к Яношу. Хватит мне приключений!»

Минут 15 она боролась с искушением пойти и подсмотреть, что же там происходит и, наконец, решила не рисковать и сделать так, как сказала Тетка. Но ноги почему-то сами повели ее к заветной двери, тем более, что последняя была чуть-чуть приоткрыта. Видимо, опять оплошали слуги, позабыв закрыть королевские покои. «Я взгляну одним глазком и сразу к Яношу», — уговаривала себя Элиза. Кстати, сейчас после всех чудодейственных процедур Элиза выглядела прекрасно и очень походила на худенькую средневековую богатую горожанку, одетую в легкий и ненавязчивый костюм и идущую, видимо, в баню.

Как лукавый ребенок, нашкодивший в отсутствие матери, Элиза на цыпочках подкралась к заветной двери и посмотрела в приоткрытую щель. «Черт возьми! Ничего не видно!» — выругалась она. Тщетно борясь с любопытством, Элиза пошире приоткрыла дверь и стала жадно всматриваться в полумрак комнаты. «Почему они так боятся света? Ничего же не видно!»

Вдруг позади послышались чьи-то шаги, она в ужасе скользнула за дверь и очутилась в комнате. К счастью, в дверном проеме висела тяжелая коричневая портьера, в которую Элиза быстро завернулась и поэтому не могла быть замечена обитателями королевских покоев. К ее счастью в помещении никого не было. Видимо, голоса доносились откуда-то из другого места. Но если голоса могли просто показаться Элизе, то шум приближающихся шагов становился все более отчетливей, и она поняла, что по розовой мраморной лестнице спускаются какие-то люди. Избавившись от тяжелой шторы, Элиза чуть-чуть приоткрыла массивную дверь, чтобы посмотреть, кто же это такие. Но людей не было видно. «Вряд ли они зайдут сюда», — подумала Элиза и ошиблась. Шаги становились все ближе и ближе, пока, наконец, на лестнице не появилась богато одетая белокурая дама в короне в сопровождении двух неприметных служанок в серых одеждах. Головы их украшали неизменные средневековые барбеты — подвязанные под подбородком, белые чепцы.

«Никак это сама королева Бланш!» — пронеслось в голове у Элизы, и она, затаив дыхание, стала рассматривать супругу Карла Четвертого.

Да, это была сама Бланш, королева готики. Даже если бы она была одета в лохмотья и сидела у костела с протянутой рукой, она бы не смогла скрыть своей царственной осанки и плавных, благородных жестов французской аристократки, в жилах которой текла истинная королевская кровь. Элиза не могла не залюбоваться женщиной, которая, казалось, была легче самой легкой тени, изящнее сильфиды и нежнее морского бриза — так легко и бесшумно спускалась она по красивой розовой мраморной лестнице. «Бланш», — подумала Элиза, — «королева чешской готики. С появлением в Богемии французской королевы, женщины начали носить цветные платья, оживляя серокаменное пространство рыцарской эпохи пост-крестовых походов и открывая новый путь: путь к возрождению».

Бланш была одета в темно-синее, расшитое серебром сюрко, подпоясанное серебристым поясом, с которого свисала расшитая сапфирами, женская сумочка-кошелек. Из-под длинных боковых разрезов сюрко свешивались широкие рукава белой рубашки с изящной вышивкой. Эта рубашка была также видна из-под жесткого корсета сюрко, прикрывая высокую грудь королевы. Из-за отделявшего их расстояния, Элиза не могла разглядеть лицо Бланш. Тем не менее, она разглядела благородную линию ее белой длинной шеи, гордую посадку головы и какое-то грустное, отсутствующе-обреченное выражение ее лица. От чуткой Элизы не ускользнуло и то, что всех трех женщин охватила какая-та общая грусть.

— Старый Янош не обнадежил меня, — со вздохом сказала королева.

— Янош — колдун! — выпалила одна из служанок. — Ему нельзя доверять.

— Но Карл советуется с ним во всем, — возразила королева. — Видимо, недолго мне осталось править вашей страной. А самое лучшее — уехать в родную Францию, — задумчиво сказала королева.

— Ну что вы, ваше величество, — возразила другая служанка. — Король так любит вас. Он никогда не позволит вам уехать.

— Бог рассудит, — сухо закончила разговор королева.

Элиза была настолько поглощена созерцанием красоты королевы и подслушиванием ее разговора со служанками, что не заметила, как они подошли к двери и стали медленно открывать ее.

Элиза в ужасе отступила назад, чуть не запутавшись в тяжелой портьере. Но она была не их тех, кто легко сдается даже в параллельном мире. Не раздумывая, она буквально впрыгнула в комнату, не забыв задернуть за собой коричневую портьеру. В королевских покоях было темно и сыро. «Свечки что ли экономят?» — подумала Элиза.

Вдруг слева от двери она заметила огромный, высотой почти в половину человеческого роста, железный сундук, украшенный причудливыми узорами и барельефами. Сундук не был придвинут вплотную к стене и оставлял довольно большой зазор. Подобно молодой рыси, Элиза прыгнула за этот сундук и, согнувшись в три погибели, притаилась, как воришка. В этот момент в покои вошли две серые служанки, сопровождавшие королеву и стали проверять помещение, прежде чем позволить войти туда королеве. После того, как они не совсем внимательно осмотрели помещение и зажгли свечи, в покои вошла сама королева, гордо и величаво неся свое хрупкое тело. Вдруг ее бледное лицо исказила брезгливая гримаса, как будто бы она почувствовала какой-то неприятный запах.

— Хана, ты ничего не чувствуешь? — спросила она одну из служанок.

— Нет, ваше величество, — пожала плечами Хана, которая при близком рассмотрении оказалась миловидной девушкой лет двадцати с веселыми серыми глазами и большим смешливым ртом.