Михаил Успенский - Кого за смертью посылать

– На мешке с золотом сидит, а сам горюет, – завистливо сказал Полелюй. – Чего плачешь-то?

– Людей жалко… – прорыдал Колобок. – Бабку с дедом особенно… Как они без меня там?

– И мне людей жалко, – неожиданно присоединился к нему водяник. – Живут помалу, мучаются помногу… В воде захлебываются… – И тоже заплакал – пресными слезами.

Наконец даже людям стало жалко самих себя.

– Жизнь мимо меня прошла, – тосковал Полелюй. – Весь свой век на ярмарке провел, для себя и не посуществовал… Только во сне сдалося, что на свете жилося…

– А я сирота – меня всякий обидеть норовит! – вспомнил Жихарь все свои давние огорчения.

– Так давай я тебя усыновлю! – расщедрился Полелюй. – А то на кого же мне ярмарку оставить, когда Безносая в темечко клюнет?

– Спасибо, – сказал Жихарь. – Но мне ведь княжеское родословие надобно, высокое происхождение. Чтобы за глаза не кликали подзаборником… Дедушка Полелюй, ты ведь здесь, на месте сидючи, получаешь от торговых гостей вести со всего света. Может, слыхал что-либо о моих младенческих годах? Мне ведь Кот и Дрозд ничего не рассказывали, да я по глупости и не спрашивал… А потом они сгинули, пропали неведомо куда.

Полелюй отер слезы концом бороды, задумался.

– Кот и Дрозд? – спросил он.

– Они самые, – подтвердил Жихарь.

– Разбойники? – уточнил староста.

– Сущие разбойники, – сказал богатырь.

– Хе, – сказал Полелюй. – Никуда они не сгинули. Здесь они, неподалеку.

– Да ты что? – подскочил Жихарь.

– Пошли, – засобирался Полелюй. – Только сам понимаешь… Добрые вести – они дорогого стоят…

От этих слов Колобок пришел в себя и стянул края денежного мешка в тугой узел.

– Рыдает, а про выгоду не забывает, – пробормотал Мутило. – А я-то думал – он уже до зеленых людей допился…

– Сочтемся, коли толк выйдет, – сказал Жихарь, который тоже не собирался швыряться нежданной прибылью.

Полелюй свистнул стражников и приставил их к мешку. Потом снял шапку, вынул из нее иглу с ниткой и неверной рукой зашил караульщикам поместительные карманы.

– Ты им и губы зашей, – посоветовал богатырь. – А то за обе щеки понапихают.

– Я остаюсь, – объявил Колобок. – Я хоть и без зубов пока, но руки шаловливые любому отгрызу.

– Оставайся, куда тебя такого в люди вести, – разрешил Жихарь.

– И я остаюсь, – сказал Мутило. – Потому что мало ли что.

Так одни остались, а другие пошли прочь.

Глава 7

То были трупы двух титанов,

Двух славных братьев-атаманов…

На Полелюевой Ярмарке за долгие годы было понастроено много чего, кроме торговых рядов.

Была особая палата, где знающие люди проверяли мясо и птицу на гожесть, припечатывая синей печатью.

Была лечебница с опытными знахарями на случай, если кто из гостей расхворался в дальней дороге.

Был Дом Веселья с бесстыжими девками, которые слетались сюда со всех сторон за легкой добычей, – на всякий случай его воздвигли рядом с лечебницей.

Был Меняльный дом – там оценивали деньги разных стран, какая чего стоит.

Был Дом Быка и Медведя, в котором перекупщики и приказчики самых богатых купцов торговались на пальцах, ухитряясь извлекать барыш неведомо из чего.

На речном берегу поставили, конечно, несколько бань, чтобы не разводилось заразы.

Про каменные склады да просторные конюшни и говорить нечего.

И был еще Дом Старого Разбойника, о котором мало кто знал.

Когда Полелюева Ярмарка внезапно возникла из яйца на голом месте, с лихими людьми стало много забот. Они поначалу обрадовались, приладились грабить проезжавших торговых гостей. Появилась стража, случались стычки и целые кровопролитные войны, разорявшие дело.

Тогда Полелюй, молодой еще и отважный, в одиночку и без оружия углубился в лес, обходя разбойничьи станы.

Семьи разбойник не имеет, век его короток, а старость, ежели до таковой дожить, безрадостна: либо молодой соперник зарежет ослабевшего вожака, либо ограбленный купец признает и потащит на суд, либо, если очень уж повезет, просто окочуришься под забором от голода и холода.

Вот Полелюй и предложил лиходеям поставить на неприкосновенной ярмарочной земле просторный терем, где они могли бы спокойно, ни в чем не нуждаясь, хоть и без особой роскоши, заканчивать свое земное поприще возле теплой печки с кружкой браги в обществе себе подобных. Для увеселения там оборудовали даже голубятню. Староста обещал разбойникам безымянность и безопасность, а взамен требовал вот чего: оставить в покое купеческие обозы, не тревожить, как прежде, стольные города и богатые деревни да платить из награбленного ему, Полелюю, взносы на грядущую тихую старость.

Сверкали ножи, взлетали дубины: не всем приходилось по нраву такое предложение, но верх, как обычно бывает, взяли благоразумные, а отчаянные сильно поубавились в числе.

Нельзя сказать, что разбой прекратился сразу и вовсе – до сих пор появлялись дерзкие одиночки вроде покойного Кидалы, – но дороги, ведущие к Полелюевой Ярмарке, прослыли самыми безопасными.

Сам староста оказался в большом выигрыше, поскольку взносы платили все, а до седин, как сказано выше, доживали немногие. Кроме того, он разрешал и даже приказывал грабить тех, кого по разным причинам не хотел больше видеть на своей ярмарке.

Давал Полелюй и недолгое, до месяца, убежище еще действующим лиходеям. Так туда и попали спасавшиеся от погони Кот и Дрозд. Они пересидели сколько-то времени, потом воротились в лесную избушку, малого Жихарку не нашли на месте, погоревали и решили, что довольно уже потрудились для общества на большой дороге. Побрели обратно на ярмарку, поклонились старосте немалой общей казной и осели в Доме Старого Разбойника. Бодрым еще дедам и на ум не приходило, что нынешний молодой многоборский князь – их воспитанник.

Все это рассказал Полелюй Жихарю по дороге и предупредил, что разговаривать с лихими людьми – дело нелегкое и требующее сноровки.

Ремесло делает лесных разбойников (как и конокрадов, кстати) суеверными. Они внимательно следят за природными приметами и чрезвычайно воздержанны на язык, хоть и ругаются премного. Но никогда настоящий разбойник не назовет золота золотом, чтобы не сглазить и не превратить в черепки, а всегда скромно скажет: «Металл желтого цвета». Княжеских стражников злодеи между собой не обзывают «псами», « легавыми» и «мусорами», как те того заслуживают, но весьма уважительно величают «сотрудниками правоохранительных органов». Даже тюрьму, когда случается туда угодить, зовут не острогом, не кутузкой, не узилищем, не темницей, а красивым именем «изолятор временного содержания» – чтобы не исключить неосторожным словом возможность побега. И каторга у них не каторга – зовется она, матушка, «исправительно-трудовым учреждением», хотя исправившийся на каторге разбойник встречается не чаще, чем кукушечье гнездо…