Андрей Савинков - За порогом

Теперь же Ариен лежал на чем-то трясущемся — скорее всего какой-то повозке — и пытался "собрать глаза в кучу". Это получалось с трудом.

"Что же произошло", — события последних дней были как в тумане. Последнее, что он помнил четко — он приехал в ту дуратскую деревеньку в пограничье, и там как раз отмечали конец посевной. Праздник был в самом разгаре и не присоединиться, не было никакой возможности. Дальше все шло какими-то урывками. Сначала вспоминаются кадры попойки — та деревенская наливка (и на чем они ее только гонят) оказалась очень коварной: пьется как сок, и поначалу абсолютно не чувствуется. А потом бац! И выключаешься напрочь.

Потом в голове мелькают картины с орками — хотя при чем здесь орки? И вот теперь он очнулся, найдя себя лежащем в повозке и едущим в неизвестность — очень весело! Однако нужно было решать проблемы по мере их поступления — для начала нужно было убедится, что все в порядке с собственным организмом.

Ариен ан-Дейрен хоть и был магом огненной стихии, в целительстве имел определенные познания: как все остальные ученики академии, он два семестра отходил на занятия по этому виду магии, после чего сдал его на "хорошо". Так что он вполне мог не только различить простейшие травмы, без которых боевику никуда, но и, если не вылечить себя, то помочь своему организму в этом деле — точно.

Ариен все также с закрытыми глазами сконцентрировался, что далось ему совсем нелегко, перешел на внутреннее зрение.

"Да… крепко меня приложили", — осматривая покореженные энергетические потоки в области головы, подумал он, — "так я еще не скоро встану на ноги. Сотрясение мозга не иначе". Придя к такому выводу — Ариен принялся выравнивать и соединять потоки, нарушенные травмой. Ему все же далекому от целительства (а принцип сдал-забыл, что интересно, характерен не только для земных студентов) процесс самолечения давался с трудом.

Тем не менее он справился хоть и потратил на это все силы. Уже засыпая он подумал о том, кто и куда его везет. "А ладно", — "махнул" метафизической рукой маг, — "сразу не убили, везут не связанного — глядишь, ничего страшного не случится, если я посплю еще немного".

Дорога тянулась чрезвычайно медленно. Привыкший к совершенно другим скоростям, Серов откровенно скучал. Иных развлечений, кроме наблюдений за проплывающими мимо пейзажами не было. Казалось бы, что такое двести-двести пятьдесят километров? В наше время — прыгнул в машину, два часа по неплохой дороге и на месте. В этом мире все было по-другому. Капитан столкнулся с необходимостью привыкать к другому темпу передвижений, темпу жизни. Теперь двести пятьдесят километров — пять дней пути.

Передвигаясь на север, Серов стал потихоньку въезжать в населенные области. По левую сторону от дороги появились поля, засеянные какими-то злаками. Какими именно, капитан сказать не мог — он и в прошлой жизни, будучи сугубо городским человеком, под страхом смертной казни не отличил бы пшеницу от ячменя и овес ото ржи. Что интересно — по правую от дороги сторону, полей не было. Вместо них росли плодовые деревья. Сейчас — в конце весны — деревья были усыпаны цветами. Зрелище для привыкшего к городским джунглям Серова просто фантастически красивое.

Дорога, нужно сказать, была великолепной. Широкая — метров на вскидку шесть в ширину, выложенная крупным обтесанным камнем она протянулась с юга на север на многие километры. Было видно, что к строительству приложили не только силу но и голову. Полотно дороги лежало на невысокой насыпи, и было слегка изогнутым для лучшего стока воды. По бокам дороги были вырыты небольшие дренажные каналы для отвода сточной воды.

В то же время было видно, что дорога практически заброшена — то тут то там виднелись выщерблины в полотне, каналы плотно заросли кустарником, а насыпь потихоньку размывалась. Творение древних строителей без своевременного ремонта сдавало свои позиции природе. С другой стороны было понятно, что до полного разрушения дороги пройдет еще много-много лет.

"Вон некоторыми Римскими дорогами, которым уже две тысячи лет пользуются до сих пор", — нашел капитан подходящую аналогию из своего мира.

Оставалось удивляться двум вещам — сколько же труда было вложено в то, что бы проложить такие магистрали и тому, что теперь ими не пользуются.

Тем временем по мере продвижении вперед начали встречаться и разумные. В первую очередь это были гномы из пограничной стражи. Они стали второй расой разумных не-людей, которых капитан встретил в этом мире. На самом деле гномы, конечно же, назывались не гномами, как впрочем и орки — не орками. Однако способ изучения языка, который предлагали местные маги, сыграл с пленными, а теперь уже и мертвыми членами темного ордена интересную шутку. Они в своей речи подразумевали тот или иной народ а заклинание подбирало, за неимением прямого перевода, ближайшие аналоги из русского языка. Ну а как еще если не гномом можно назвать невысоких ростом бородачей, живущих в горах и под землей и считающихся лучшими кузнецами ойкумены. Конечно же, только гномами.

В принципе, они на удивление соответствовали земным фэнтезийным представлениям о гномах. Невысокие: средний рост — метр пятьдесят — метр пятьдесят пять, кряжистые они все же не дотягивали размерами до Толкиеновских гномов из фильма. "Логично", — подумал Серов, — "если ты широкий как бочонок, то внизу под землей, тебе будет не очень удобно пролазить во всякие узкие места". Еще одним отличием была борода. Бороды у каждого гнома были аккуратно заплетены в косичку.

Так вот по дороге ходили патрули гномов. Поначалу, Серов напрягался при виде очередного патруля и нервно нащупывал рукоять верного автомата, но поскольку гномы не обращали ровным счетом никакого внимания на одиноко едущего путника, капитан тоже перестал дергаться. Вместо этого он старался повнимательнее разглядеть мельчайшие подробности внешнего вида как самих гномов так и их снаряжения. Даже, пожалуй, в первую очередь именно их снаряжения. Ведь не исключено, что именно такими железяками ему предстоит пользоваться если не всю оставшуюся жизнь, то, во всяком случае, довольно продолжительное время.

Бородачи были одеты в кольчуги мелкого плетения, на голове открытый шлем норманнского типа, защиту дополняли наручи и поножи. Из оружия наличествовали большие обоюдоострые секиры, длина которых, казалось, иной раз сопоставима с ростом гнома, и длинные узкие ножи на поясе. При виде ножей в голове всплыло необычное название — мизерикордия.

Гномы передвигались группами по пятеро и в целом производили хорошее впечатление. Хорошее в том смысле, что чувствовались, что они знают "с какого конца браться за меч". Или в их случае — за топор. Нет, они не выглядели терминаторами, способными водиночку порубить в капусту армию, но та непоказная уверенность с которой их отряды патрулировали дорогу, внушала уважение.