Павел Алексеев - Алабай

— Так, а чего бояться? Коты мышек не боятся, — гордо ответил я и встал, — Ну что, пошли?

— Может я потом, — робко пролепетала Рогнеда.

— А, чего потом? — возразила Купава, — Или ты боишься, что мой любимый тебя в бане домогаться будет? Так не бойся, он в бане только моется. Его там не растормошишь, сколько не пыталась, как только не намекала. Или ты думаешь, что он у тебя увидит то, чего нет у меня? Тоже не думаю. У меня столько всего, что на двух, таких как ты хватит.

Логика Купавы, совсем сбила с толку Рогнеду, и ей пришлось идти с нами. Впрочем, через какое‑то время она расслабилась и перестала краснеть, когда невольно смотрела на меня. И не пыталась отскочить, когда в парилке касались друг друга. Купава же веселилась, глядя на её стеснение и улыбалась как сытая кошка. Коварная женщина, как я её люблю. Быстро напарившись, женщины ушли, а я продолжил наслаждаться, поддав пару. Мою температуру не всякий выдержит. Люблю париться, раньше не было такой возможности — заиметь собственную баню, вот и отрывался как мог. Меньше семи — восьми заходов никогда не делаю.

Выйдя в очередной раз из парилки, я увидел обеих женщин, обёрнутых в расшитую ткань, сидящих на скамеечке, специально приспособленной для отдыха на свежем воздухе. Это я простыни завёл, не нравится мне, как тут привыкли спать. Осовременил кое‑что. Постельное бельё ввёл, это Купаве очень понравилось, хоть и не понимала сначала, зачем материал портить, но потом оценила. Она вышивать любит, вот и нашлось, куда приложить её талант. Спим хоть и на лавках пока, но на белье с вышивкой, да на пуховых подушках, что тоже её потрясло до глубины души. Тут как‑то привыкли травой матрасы и подушки набивать, добавляя полынь, от разных насекомых. Ничего, руки дойдут, нормальную кровать сооружу. А пока, теснота дома не особо позволяет, помещение вроде, как и стало больше — когда печь убрал, но всё равно тесно по моим меркам. Лавки удобнее. Днём на них сидишь, ночью спишь.

Вот сидим мы почти нагишом во дворе и нам хорошо. Для такого дела я и строил высокий забор, подальше от чужих глаз. Уселся рядом, откинувшись на спинку, и расслабленно прикрыл глаза.

— Накось, испей. Совсем упарился, — заботливая Купава протянула кувшин с холодным квасом.

— Уффф… Спасибо родная, — уполовинив ёмкость, вытер губы и поцеловал свою ненаглядную.

— Арес, а можно тебя спросить? — сказала Рогнеда, также расслабленно откинувшись на скамейке и уже не смущаясь того, что одна грудь оголилась.

— Спроси, за спрос денег не беру, — ответил я, а Купава фыркнула. Наверняка подумала, что я пошутил. А я ведь и правда, пошутил. Беру. Не со всех, но беру. Но ей об этом знать не надо. Её дело любить меня, ждать меня и волноваться за меня. Очень ответственное дело, между прочим.

— Арес, я вот хотела спросить, а правда, что от тебя в каждом третьем доме ребёнок есть? И не только в этой деревне, но и во всех ближайших?

— Етить — колотить. Купавушка, солнышко моё ясное, а по попке не хочешь получить? Ты зачем семейные тайны выдаёшь? — от такого вопроса, от молодой и незнакомой девицы я слегка смутился. Совместная помывка в бане, ещё не повод для откровенности.

— Хочу, отшлёпай меня милый, — снова фыркнула Купава, чем ввела меня в лёгкую оторопь этой фразой, знакомой ещё по прошлой жизни, — А, скрывать и стыдиться нам нечего. Вон ты какой у меня — весь геройский. А девкам в радость родить дитёночка от такого видного мужа. Сильный, удачливый, великой силы и ума — воин и охотник. Все видят и знают, что ты им оказал милость, а мне достался весь. В каждом третьем доме дитё от тебя бегает. Да на тебя молятся всем Богам, что ты остался в нашей деревне, а не прошёл мимо. Тем, что я Рогнеде сказала, гордится нужно, милый. Разве не так? Скажи ему Рогнеда.

Пока я размышлял, чтобы такого умного ответить на нежданную рекламу, ответила Рогнеда:

— То так, — согласно наклонила голову и с интересом разглядывая меня от ног и выше.

— Ну и чего тогда мой милый и ненаглядный снова смущается? — Купава задорно рассмеялась, пихнув меня в бок, — Сколько его знаю, он всегда такой. Из каких только мест диких, что не знает таких вещей, что дети с молоком матери узнают? А пусть его, пусть смущается, он мне таким ещё больше нравится.

Вечером, после ужина, третья лавка переехала снова к нашим двум. И почему я не удивился? Эх, Купавушка, пустила мужа по рукам. И по ногам, и по грудям, и по… Коварная. Я у Рогнеды оказался первым, пришлось быть очень аккуратным, нежным, перебарывая её страх перед первой близостью. Но мне удалось доставить ей удовольствие. Всё прошло почти без боли и, судя по стонам и крикам, ей было хорошо также, как и Купаве. Однако, темперамента хватает с избытком. Я думал Купава одна такая, а тут ещё такая же голосистая попалась. Стоны Рогнеды так завели Купаву, что спать этой ночью мне не пришлось, все трое успокоились только на рассвете. Кто не был одновременно с двумя женщинами сразу, тот меня не поймёт.

Но для себя сделал вывод — не нравятся мне девственницы. В прошлой жизни я бы этим гордился. Может даже где‑то, в тесной мужской компании, и похвастался этим. А тут… Тут я уже с ними замучался. Ну раз, ну другой, но не несколько десятков девственниц… Нет, я понимаю, что я зажрался, но мужчины меня поймут про что я, и про мои мучения.

Хорошо иметь такой изумительный организм как у меня. Бодрый, свежий в любое время суток. Поднялся, не так чтобы рано, но и не совсем поздно. Занялся наведением порядка в хозяйстве. У коровок почистил, у коней. Корму задал всей живности. Двор вымел. Тут мои любушки выползли. Купава от души потянулась, толкнула в бок спящую стоя Рогнеду:

— Глядика, вот откуда силы у мужчины нашего? Угомонился вместе с нами, а уже и поднялся и по хозяйству хлопочет.

Рогнеда моргнула, обвела сонным взглядом двор, опёрлась об косяк и невразумительно ответила:

— Угурм…

— Спит она ещё, чего поднялись? Спали бы дальше. Я пока завтрак приготовлю. Чего хочешь, яишню со свининкой, или может, шашлыка нажарю? Мясо с вечера ещё приготовил. Да салатика ещё настругать?

— Ну, я не знаю, — она задумалась, а Рогнеда заинтересованно приоткрыла один глаз, — Рогнеда, чего мы хотим?

— А чего такое шалык? — открылся второй глаз.

— О! Это такая вкуснятина из мяса, милый говорит, какие‑то чурки с юга научили его делать. Пока не попробуешь, не поймёшь. Только не шалык, а шашлык.

— Ша — шлык, — с расстановкой проговорила княжна и требовательно посмотрела на меня. Ясно, заинтересовалась неведомым блюдом.

— Ну, ладно, шашлык, так шашлык. Тогда к нему подам лёгкого вина, что в последний раз купцы привезли. У нас его ещё много, — покладисто ответил я, — Хотя с утра вино пьют аристократы и дегенераты.