Вадим Панов - Головокружение

— Меньше болтать надо! — рявкнул Чемодан.

Избитый уйбуй испуганно вздрогнул, но нашел в себе силы продолжить:

— Я не болтал! Я правду сказал.

— Ты нагло врал, сволочь!

— Все знают, что вы трусы! — завопил Огрызок, медленно сдвигаясь ближе к вооруженным телохранителям фюрера. — Все знают! — И повернулся к Кувалде: — Я тута припомнил в разговоре, как Гниличи от чудов бежали…

— Не хрена припоминать, мля! — заорал разъярившийся Чемодан. — Гниличи никогда ни от кого не бегали, мля! Все бегали! Шибзичи! Дуричи! А Гниличи — нет!

Заявление, мягко говоря, прозвучало странно. Стремительное бегство с поля боя Красные Шапки почитали вторым по важности маневром после организованного мародерства, а потому уйбуи, даже предельно лояльные Гниличи, посмотрели на оратора с недоумением.

— Мне батяня в детстве рассказывал о смелости гнилической, — продолжил разгоряченный Чемодан, не обращая внимания на удивление окружающих. — Рассказывал, как пришла война страшная в Западные Леса, как ворвались в наши исконные вотчины злобные чуды на конях единорожных и как бежали в Тайный Город Шибзичи с Дуричами… Все бежали! Даже Гниличи ушли, поскольку не было возможности сражаться с дикими рыжими племенами. Но остался в одной деревушке храбрый воин. «Идите, — сказал он друзьям своим. — Детей спасайте и родственников. И сами спасайтесь! А я вас прикрою». И остался один. И когда ворвались в деревню чуды злобные, стал храбрый воин с ними биться-сражаться. Копье у него сломалось первым, потом сабля верная пополам треснула, потом нож закадычный затупился, а чудов все прибывает да прибывает. Одни мертвыми валятся, другие им на смену. И стал тот воин камнями в них бросать метко. Один дом разобрал на камни да все покидал. Второй разобрал. Испугались тогда чуды, осадой деревню обложили. А воин их обманул и ночью ушел. Звали его Чемоданом, что значит: «Тот, кто и камнями дерется даже!», и меня в его честь батяня нарек.

— Брехуном твой батяня был, — не выдержал Иголка.

— Брехуном? — Чемодан побледнел. — Может, повторишь?

— Брехун, брехун, брехун. — Боец нехорошо ощерился. — Хватит? Или повторить после того, как ты уши почистишь?

— А без дробовика повторишь?

— Без дробовика мне в тебя целиться неудобно.

— Великий фюрер! — Чемодан повернулся к Кувалде. — Кумир мой и лидер! Ты видишь, как холуек твой меня изводит и провоцирует! Заткнуться ему вели, чтобы я его не убил случайно, гнев твой вызвав!

— Убивалку не поцарапай, — посоветовал Иголка.

Огрызок зло засмеялся.

— Да я тебя…

Второй выстрел заставил Чемодана замереть. Белый от ненависти и штукатурки Гнилич несколько секунд сжимал и разжимал кулаки, после чего вновь обратился к одноглазому:

— Надо бы тебе, мой кумир, великий указ издать за клевету. Так прямо и написать: кто скажет, что Гниличи…

Кувалда поднял брови.

— Если кто скажет, что Красные Шапки — трусы, — поправился Чемодан, — то надо бить того лжеца до потери сознания, а потом еще штраф накладывать.

— Гм… — Идея насчет штрафа одноглазому понравилась. К тому же она позволяла плавно перейти к главной теме совещания.

— Я пофумаю, — важно процедил фюрер. — А теперь сафись на место и буфем говорить про феньги, а то мне скоро обефать пора.

— Про деньги! — оживился уйбуй Шпатель Дурич. — Давай про деньги, а то все драки, драки…

И уйбуи молниеносно расселись по местам, чем изрядно озадачили Кувалду.

Обязательной программой каждого совещания было обсуждение плачевного состояния семейной казны. Великий фюрер бесился и требовал денег в общак, уйбуи невнятно огрызались и жадничали. Эту часть совещаний никто не любил, а потому проявленная подданными ретивость настораживала.

— Итак, феньги… — Одноглазый повертел в руке извлеченную из кармана распечатку. — Фенег в казне столько, что лучше никому об этом не рассказывать, чтобы не засмеяли.

— Пусть только попробуют! — воинственно выкрикнул Чемодан, сорвав жидкие аплодисменты сторонников. — Мы им так засмеем, что утомятся по врачам бегать.

— Точно!

— Пусть только сунутся!

— Ишь, чего удумали: над нами смеяться!

— Ты только скажи, великий фюрер, кто над нами потешается — сразу уроем.

— Гниличи лучшие!

— Кому надо, всем наваляем!

— Только денег сначала дай, — невинно заявил Шпатель.

— Что?!!

Великофюрерский рев заставил уйбуев заткнуться. Гниличи притихли, Дуричи вжались в стулья, Иголка нехорошо улыбнулся, а Шпатель, оказавшийся под прицелом единственного глаза Кувалды, побледнел.

— Что ты сказал?

Великий фюрер славился крутым нравом, в противном случае он попросту не удержался бы на посту, однако ошибки последних месяцев сделали свое дело: авторитет одноглазого пошатнулся.

— Нам денег на боеприпасы надо, — сглотнув, заявил Шпатель. — И два мотоцикла купить надо еще, потому что лето, а на мотиках обдувает клево.

— Бах, — сказал Иголка, имитируя выстрел.

Дурич вздрогнул, но остался на месте, под стол не полез, на Иголку даже не посмотрел, продолжая держать взгляд Кувалды. А фюрер, к изумлению бойца, стрелять не приказал. Вместо этого одноглазый вновь обратился к грязному листу, отыскал нужную строчку, сдвинул брови и грозно посмотрел на Шпателя:

— За прошлую нефелю твоя фесятка ни копейки в общак не внесла.

— Так не сезон, твое великофюрерское, — со всем доступным ему сейчас нахальством ответил Шпатель. — И челы ваще обнаглели, охрану всюду ставят.

— Как раньше, не пограбишь, — подал голос еще один Дурич.

— И полиция лютует, а нам режим секретности нарушать нельзя.

— Только стрельбу затеешь, сразу мороком закрываться надо. А где морок взять? Тока из артефакта, а артефакты денег стоят.

— Вот и потратились.

— Обнищали.

— Совсем прибыли нет.

— Вкладываться в нас надо, денег давать, тогда мы денег приносить станем.

— Политэкономия, — важно подытожил Шпатель вопли сторонников. — Ты нам денег сейчас даешь, а мы тебе потом. Как награбим. Сколько не жалко. Я вот тута списочек набросал, сколько нам на первое время надо…

— Как же вы раньше обхофились? — зло поинтересовался Кувалда, не глядя на «списочек».

— Раньше легче было.

— Трава зеленее.

— И ваще проще.

— А теперь сложно стало. — Шпатель сделал шаг к Кувалде, чуть склонился и, хитро щурясь, добавил негромко: — Народец стал неспокоен.

— Так успокой, — предложил улыбающийся Чемодан. — Вот Гниличи у меня нормальные. Вполне себе спокойные, все в адеквате.