Джеймс Клеменс - Звезда ведьмы

Бутон налился свечением. Серебристый свет луны омывал внутренний двор.

— Пой, — шепнула Ни’лан. — Полная луна в зените.

Родрико вытянул шею, его детские черты, казалось, были нарисованы штрихами лунного света и тени. Хотя губы его не двигались, с них слетела нежная мелодия. Она напоминала шепот ветра в ветвях, мягкий шорох листвы, шелест осеннего листопада.

Ни’лан прижала кулаки к горлу, напуганная, но тем не менее гордая за сына.

Элена не сомневалась, что те переливы мелодии, которые она могла различить, были лишь малой частью той гармонии, которую слышала нифай. Магия в стволе играла и переливалась. Сила нарастала и в дереве, и в мальчике. Связующие их серебряные нити уплотнились. Новые тяжи, плавно изгибаясь, отделялись от дерева, устремляясь к малышу.

Мелодия стала глубже, насыщеннее, ярче.

— Начинается, — сказала Ни’лан.

Эр’рил пошевелился, поднимая топор. Девушка знала, что стандиец способен снести ствол одним движением.

Ее внимание привлек отблеск магии по другую сторону от коа’коны. Это Джоак сделал пару шагов вперед, чтобы лучше видеть подслеповатыми старческими глазами. А посох, на который он опирался, представлял собой стержень из чистого пламени, средоточие небывалой стихийной магии. Брат ведьмы, связанный с магией сновидений, тоже носил серебряный огонь в сердце. И Элена могла различить магическую связь Джоака с посохом. Она хотела удивиться этому вслух, но Ни’лан воскликнула:

— Бутоны распускаются!

Пришлось снова смотреть на дерево. Ничего, позже она расспросит брата о его странной магии.

Преобразование молодого дерева коа’коны шло полным ходом. Стихийная магия пульсировала между ветвями и мальчиком. Сияние полностью охватило Родрико. Поскольку все стояли молча, Элена предположила, что только она видит особенности потоков магии. Даже Ни’лан стояла на коленях, испуганная и напряженная.

Родрико продолжал петь, водя ладонями около цветка. Повинуясь его зову, лепестки, один за другим, начали распускаться под лунным светом.

За первым последовали все оставшиеся на дереве бутоны. Струи стихийной магии истекали из темных лепестков, вибрируя в унисон с мелодией певца. Элена поймала себя на том, что почти слышит еще один голос, поющий вместе с Родрико. «Древесная Песнь», — изумленно догадалась она.

— Цветы пылают, — пробормотал Эр’рил.

Элена глянула на дерево, применив обычное, не магическое зрение. Темные цветы светились в ночи. Черные лепестки раскрывались, их серединки отсвечивали багровым, как раскаленная лава.

Из коа’коны послышались крики. Вначале тихие, а потом все громче и громче. В них звучала не боль, но радость и свобода.

— Что происходит? — спросил стандиец.

Стражники за его спиной приготовили ведра и факелы.

Магическим зрением Элена видела, как из каждого бутона вырывается сгусток волшебной силы. Светящиеся голубоватые облака, отличающиеся по цвету от стихийной магии корней и почвы, взмывали ввысь. Что-то новое… Эхом раскатывающиеся по двору крики доносились именно из этих сгустков.

— Цветы, — ответила Эр’рилу Ни’лан, — выбрасывают частицы жизненной силы. Я различаю песню освобождающейся жизни.

— А я это вижу, — добавила Элена. — Они отдают силу полной луне.

На ее глазах клубки магии сливались в поток, поток жизненной силы, и устремлялись ввысь.

— Это от гримов, — облегченно вздохнула Ни’лан. — Жизни, поглощенные моими пораженными порчей сестрами, наконец-то обретают упокоение. — Она понизила голос до шепота. — Неудивительно, что Цесилия так боролась за своего сына. Наверняка она знала. Это какой-никакой способ искупить зло, посеянное призраками.

Полноводный поток сияющих сгустков прочертил ночное небо.

Мерик помог Ни’лан подняться на ноги. Вместе они подошли к Элене.

Полная тихой радости девушка наблюдала, как освобождаются души. Она видела разные картинки одновременно. Обычным зрением — усеянное сияющими цветками деревце, а волшебным — тот же ствол с ветвями, но пылающий от стихийной магии, соединенный с Родрико. И над ними устремленная ввысь река светящихся душ.

— Цветы изменились, — заметил Эр’рил.

Как только из каждого бутона выходила последняя голубоватая субстанция, распустившиеся лепестки меняли цвет с полуночно-черного на пурпурный — истинный цвет цветков коа’коны. И лишь сердцевинки оставались огненно-красными, словно напоминая о свершившемся в эту ночь искуплении.

Элена с облегчением провожала взглядом тающий в небе серебристый поток, вызволенный благодаря песне мальчика.

Но тут встрял Арлекин, обеспокоенно воскликнув:

— Луна! Что-то происходит с луной!

Сай-вен и брат Рин сидели за столом в книгохранилище. Монах в белых одеждах внимательно изучал эбеново-черное яйцо, нацепив крошечные очки на кончик носа. Да еще и помогал себе увеличительным стеклом, которое держал в руке.

— Очень странно, — бормотал он. — Подвинься поближе, девочка, взгляни!

Она придвинулась. Вдвоем они проторчали в главной библиотеке замка уже целый день, перебирая пыльные свитки и фолианты, изъеденные крысами, в поисках хоть малейшего упоминания о черных камнях. Но обнаружили немногим больше того, что уже знали. Камень питался кровью, приводя в действие некую древнюю магию. Какую именно, они не поняли. Не магию стихий, не силу Чи, не чародейство Вейра.

Отчаявшись что-нибудь найти в книгах, они решили сосредоточиться на самом яйце. Корабельный журнал с записями капитана все еще сох на каминной полке. Главный смотритель книгохранилища предупредил, чтобы не вздумали открывать мокрую книгу — чернила обязательно размажутся. Вначале журнал следовало полностью просушить, а потом попытаться прочитать.

Сай-вен покосилась на толстую тетрадь, которую пристроили достаточно близко к огню, чтобы она сохла, но не могла загореться.

— Не раньше рассвета, — заявил смотритель, прощаясь. — А может, и того позже…

Следовательно, они могли разбираться с единственным предметом — яйцом.

Брат Рин потер ладонью бритую макушку.

— Пока что мы слишком мало знаем об этом камне, эбеновом камне. Но взгляни, — сказал он, протягивая мер’ай толстое увеличительное стекло. — Вот тут смотри. Как можно ближе.

— Что мне искать? — Она нагнулась, едва не касаясь носом камня.

Ученый провел пальцем вдоль серебристой прожилки. Он не прикасался к эбеновому камню — да и кто посмел бы? Ранее, исследуя находку, они переносили ее с места на место при помощи медных каминных щипцов.

— Обрати внимание на эту серебряную линию.