Всё ещё человек (СИ) - Владислав Хохлов
— Мария, — сказал Майкл через весь зал, — всё окончено. Мы заслужили отдых.
Он понимал, что если не она сама, то он должен помочь ей выбраться из лабиринта мрачных мыслей и воспоминаний. У девушки должна быть ниточка, что будет связывать её с реальным миром, иначе она умрёт. Её рассудок запрёт самого себя за настолько крепкими ментальными засовами, что никто не сможет отомкнуть их. Это будет смерть для самой души. Майкл не сможет смириться с этим; это будет грех, который падёт именно на плечи «спасителя». Он не простит себя за то, что именно из-за него, она завянет, так и не преобразившись там, где ей дано жить и наслаждаться жизнью. Но для этого нужно терпение — чего у Майкла почти не осталось. Он, словно каждую секунду, ожидал увидеть заметное преображение тернии в розу, и про себя считал, что каждое мгновение промедления, равно предательству по отношению к человеку, который нуждается в помощи больше остальных. Мысли и тело Майкла пребывали в непрекращающейся борьбе противоречивых идей и мыслей. Что же чувствовал и думал про себя сам мужчина? Ничего. Теперь он стал не просто беглецом и паломником. Он стал стеной. Охранником. Тем, от кого зависит жизнь самого ценного существа на планете. Он последнее, о чём стоит заботиться.
Майкл испытывал к Марии сильные чувства, которые сравнимы лишь с чувствами отца, который стремится защитить своего ребёнка. Ему впервые довелось ощущать это, и он не совсем понимал, с чем именно столкнулся. Мария, быть может, стала для него, определённого рода багажом, тогда ему потребуется стать повозкой. Если же она стала для него испытанием, тяжёлой заботой, то он именно тот человек, который справиться со всем. Какие только необычные мысли ни посещали эту голову. Церковь, где находилась пара обездоленных, была пропитана надеждой, любовью, верой и заботой. Если же Мария откажется от помощи Майкла, или же будет ненавидеть его за совершённое спасение, то ему придётся смириться и продолжить свой тяжёлый путь. Он сам ввязался во всё, когда снял с её худых ног оковы, когда вывез наверх, навстречу ослепительному дневному свету. Возвращая потерянное существо, небрежно оставлять его «как есть». Это будет равносильно небрежному убийству, жесточайшему насилию, — дать кому-то шанс на жизнь, надежду на спасение, и забрать всё в одночасье. Вырвал из цепких лап страданий и смерти — веди; показал свет — не дай сгореть и ослепнуть; протянул руку помощи — не убирай.
Майкл протёр вспотевший лоб. В помещении было душно, но открыть окна было недопустимо: это всё равно, что смотреть на хищника из кустов — когда-нибудь, он тебя заметит. Чувства постепенно возвращались к Майклу — он начал сильнее ощущать мучащий его голод. После длительной «диеты», он был готов съесть даже тот отвратительный и грязный хлеб, лишь бы избавиться от боли в животе. Поднявшись на ноги, он медленно направился в кладовую, где надеялся найти запасы пропитания.
“Священник явно не отказывал себе в “богатом угощении”. Кладовая комната была огромна. Скорее всего ею пользовались раньше для различных садовых инструментов, бытовых приборов и канцелярии. Всё помещение в десять квадратных метров было уставлено коробками, полками и стеллажами. Всё заставлено крупами и консервами, не было ни сантиметра свободного пространства; развернуться в этом месте было практически невозможно. Майкл предположил, что имеющихся запасов в этой кладовой хватит на несколько лет, при учете, что все трое будут питаться по три или четыре раза в день. Хоть эта находка и была приятна для Майкла, но что-то ему говорило, о том, что даже до кладовой не доходило дело, ведь всё было опечатано. Не мог обезумевший старик прожить больше нескольких месяцев, не притронувшись ни к единой коробке или полке!
Майкл направился в другое помещение напротив главного входа в здание. Оно, по предположению мужчины, должно было быть личным рабочим кабинетом смотрителя церкви. Минуя Марию, Майкл хотел пройти недалеко от неё, чтобы показать ей, что он всё ещё рядом. Девушка не подала виду, но он всё же надеялся на то, что его частые походы взад-вперёд, и, даже занятия своими делами, убедит её в безопасности и успокоит.
Оказавшись внутри кабинета, Майкл смог полностью осмотреться: помещение было чуть больше кладовой, стены были украшены иконами и различными картинами. Эти же стены были обклеены приятными обоями светло-голубого цвета. При взгляде на них, казалось, что смотришь на чистое, безоблачное небо. С белоснежного потолка свисала люстра с плафонами в виде цветов. В помещении также было достаточно мебели. В нем находился длинный стол, на котором стояла посуда, потрёпанная Библия и канцелярская стойка, заполненная доверху патронами для дробовика. Стоящие у стен шкафы хранили в себе книги на различную религиозную тематику. Иногда прослеживались исторические сборники от IX и до XVIII веков. Сильнее всего выделялись три мягких стула из красной ткани с позолоченными ручками. В углу стояло метровое зеркало, мельком бросив в которое взгляд, Майкл заметил на лице и руках красные шрамы от порезов и ожогов. Он сразу отвернулся, поскольку эта картина сильно напугала его, напомнив о тех ужасах, что ему удалось пережить…
Интерьер комнаты выглядел чистым и целым. Это намекало на то, что старый священник не до конца утратил свой рассудок, и, где-то в глубине души продолжал уважать обычаи и веру. Сильнее всего на эту мысль подталкивало огромное различие между большим залом и кабинетом. Однако, весь пол комнаты был усеян банками и коробками из ресторанов быстрого питания. Прослеживая длинную цепочку из мусора, Майкл нашел несколько пустых и не начатых коробок с изображением тех же банок, что лежали на полу. У священника был просто колоссальный запас еды.
Майкл взял две жестяные банки и направился с ними в зал. Одну он открыл и оставил у Марии, другую же, решил опустошить сам. «Она почует еду и поест» — подумал он, искоса посматривая на девушку.
Даже во время приёма пищи, Майкла не покидали самые разные мысли. Теперь, когда он хоть примерно оценил доступные объёмы еды, он может составить план на будущее. Он с Марией сможет остаться здесь жить. Место выглядит глухим, и более-менее безопасным. Еда есть, баррикады есть; единственное, что может не устроить освободившуюся после долгого заточения девушку, так это то, что ей может быть скучно. Потребуется пара дней для того, чтобы она просто пришла в себя и очнулась. «Поступил ли я правильно?» — подумал про себя Майкл. После совершения того или иного поступка,
