Анна Оуэн - Стальное зеркало
— Дурак… — бессильно говорит Клод. — Гордоны есть. А с этими деньгами они еще и держаться будут крепко какое-то время… Кровников своих истребят, Форбсов и прочих, север подомнут под себя целиком и превратят в крепость. Займут сильную позицию. Гордоны. Католики. Горцы. Что будет? Я — вам, схизматику из нижнего Лотиана, должен эти вещи объяснять?.. Не нужно. Не притворяйтесь. Ничего вы не забыли. Просто так было проще.
— А что там через месяц, если не через две недели будет, вы, кузен, себе представляете?
— Сначала тишина, потом равновесие. Мелкая бестолковая война против любого, кто наберет силу. И все будут опасаться нажить слишком опасных врагов. Альба будет прикупать свое. Понемногу, по кусочку — куда им торопиться. — Герцог Ангулемский опускается в кресло, моргает, и как не было ничего, ни крика, ни ладони над свечкой. Брезгливое раздражение. Глупости. Потерянное время. — Потом мы этот баланс снесем.
Вот и вернулись к тому, с чего начали в апреле. Как и не было нескольких месяцев… да и что там, если Клод за столько лет не понял, что у нас с ним мерки разные, и то, что он готов стряхнуть, как крошки со стола — мелкая, мол, война, — меня не устраивает. Совсем. Отправлялся бы он под Марсель, ему привычно тысячами считать. А если нас так считать да смахивать, камешки быстро кончатся. Слишком быстро.
А представлять себе, что и как он снесет, и вовсе не хочется. Зато домой хочется, да поскорее.
— Вы не учитесь, кузен. Вы пытались предотвратить лихорадку, ампутировав пациенту голову. И попутно едва не погубили много других вещей. Впрочем, о них вы заботиться не обязаны. Но начать думать вам придется. Если вы не хотите увидеть столь поэтично вами описанный горящий торфяник у себя дома по своей вине.
И что это он хочет ска… так. Погоди-ка. И когда же это он про торфяник услышал — тогда, на юге, и от меня, или вчера и от Эсме?..
— Молодой Гордон у вас?
— Хотите, чтобы этот юный герой остался цел — проследите, чтобы он больше не появлялся в Аурелии.
— Если вы с ним хоть что-нибудь…
— То что? — спрашивает Клод.
Напрасно спрашивает, ой, напрасно.
— Знаете ли, Ваша Светлость, я очень люблю свою родину. Аж в Равенне, видите, известно, как сильно и страстно. И из Равенны, наверное, кажется, что я что угодно сделаю и на что угодно глаза закрою. Потому что как же без меня наши родные просторы. Это из Равенны, господин герцог.
— Вы закроете глаза, господин граф. На все, на что нужно. Вы возьмете своего Гордона, поедете во дворец и присягнете королеве Марии. После этого вы отправитесь домой. Делайте что хотите, поддерживайте Мерея, ссорьтесь с ним, но эти два года Мария должна оставаться королевой. Если вы хотите умереть, это тоже просто устроить.
Значит, еще и это… Значит, они ошиблись со сроками. Не прожила Мария-регентша этот месяц, поторопилась.
— Как прикажете, господин герцог.
— Я не могу вам приказывать, кузен. Вы служите не мне.
— Не привык еще, простите. Я покину пределы Аурелии так быстро, как смогу. Не думаю, что это займет больше трех недель, если только еще какая-нибудь не ваша свита не решит помешать.
— Я постараюсь за этим проследить… но на вашем месте я озаботился бы тем, чтобы ваши сопровождающие не бросали вас в самый неподходящий момент. Я думаю, что новости о состоянии… здоровья моей родственницы уже дошли до Лондинума, а это упрямые люди. Ваш Сцевола цел и невредим. Несмотря на все его попытки добиться обратного. Я вам сочувствую.
— По какому из поводов?
— Трех недель.
— Простите, кузен?..
— Да, и еще море. Вам придется их провести в этом обществе.
Ай да юный Гордон! Это он, получается, за сутки успел для Клода стать не просто мелкой сошкой, добычей, которую нужно поймать, разделать и приготовить должным образом, не питая к ней ничего, кроме кулинарного интереса — а прямо-таки воплощением… чего-то. Упрямства, видимо. Бессмысленного. Глупо, конечно, но примечательно. Далеко пойдет юноша.
— Я бы и больше провел с удовольствием, не поймите меня превратно. — Да и уже больше месяца провел…
— Что ж, тогда поздравляю.
— Благодарю. И можете не беспокоиться за столь ценного для всех посла. Я, может быть, и дурак, но…
Человек за столом раздраженно дергает уголком рта. Пустая трата времени, говорит он, если бы я беспокоился, все кончилось бы иначе.
— Боюсь, что этот долг вы вряд ли сможете вернуть.
Два долга. Два. И оба уж как-нибудь да верну. Хоть ему и на юг, а мне на север — а все равно ухитрюсь. Хоть чудом, хоть еще как-то… но это уже не клодово дело. Его там не было.
— Позвольте вопрос, кузен?
— Да?
— Для вас-то он что значит?
— Теперь уже, скорее всего, ничего. Но это не имеет значения.
Странно как-то. И ответ странный, и все вокруг этой темы — чудно. Куда-то я встрял, а куда — не понимаю, в упор не вижу…
— Я этому… родственнику, в общем, полную благодарность еще выразить не успел. Могу и выразить при личном визите. С объяснением обстоятельств.
— Кузен, вы сделаете именно то, что было перечислено. Заберете молодого человека, принесете присягу, покинете страну. Я надеюсь, что вы меня поняли.
— Как пожелаете. — Нет уж, навязываться я не буду. Наше дело предложить… — Благодарю вас, кузен.
— Благодарите Бога за то, что от мертвого от вас существенно больше вреда. И за то, — усмехается хозяин дома, — что на вашем месте я бы делал примерно то же самое. Только лучше.
Чем отличается счастливый Гордон от обычного? Ничем. Только глаза у него подозрительно блестят. Торжествующе так. И ведь знаю я, знаю, что он мне скажет, как только мы отъедем на сто шагов от дома герцога Ангулемского. Улица вокруг бурлит — середина дня, каждой твари по паре, от расписных карет, что ползут в сторону дворца до разносчиков, должно быть шумно, а нас словно колпаком каменным накрыло. И отчеркнуло ото всей суматохи. Как это у мальчишки получается?
— Господин граф… я ему ничего не сказал. — Так и есть. Угадал, слово в слово. И тон угадал. Начинаю понимать Клода…
— Эсме, если бы вы понимали, что говорите, вы бы меня оскорбили. Вы не могли ничего никому сказать, потому что я очень постарался, не упоминать ни о каких своих планах в вашем присутствии.
Соображает. Молча. Хлопает глазами — не обиженно, нет. С полным пониманием. Разумеется, так и нужно было. Кто ничего не знает, тот ничего не выдаст. Вот только чем он Клоду тогда голову морочил?
— Так что вы такого не сказали?
— Ничего. Ни про Арморику, ни про то, что вам велели передать.
— А вас спрашивали?
— Да… — Юноша слегка морщит нос. Что-то мне эта гримаса напоминает… кого-то. — Меня спрашивали обо всем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});