Стивен Эриксон - Сады Луны

— Я исцеляюсь, — проговорил Паран.

— Да. Как я и сказал, Крест поспешил.

Медленно, осторожно капитан сел. Кольчуга была разорвана в клочья, но под ней виднелись багровые полосы свежезаживших шрамов.

— Я… не понимаю ни тебя, Котильон, ни Престола Тени.

— В этом ты не одинок. Теперь, что касается Удачи…

Паран взглянул на свой клинок.

— Забирай, если хочешь.

— Ага! — Котильон улыбнулся, шагнул к мечу и поднял его с земли. — Я подозревал, капитан, что ты передумаешь. Мир так сложен, верно? Ответь, тебе жаль тех, кто тебя использовал?

Паран закрыл глаза. С плеч словно свалился тяжеленный камень. Капитан вспомнил, как Финнэст впился в его душу. Взглянул на Пса. В глазах Креста мелькнуло что-то… почти мягкое.

— Нет.

— Мудрость быстро возвращается, — заметил Котильон, — когда разорвана связь. Сейчас я верну тебя обратно, капитан, с последним предостережением: постарайся стать незаметным. И когда увидишь Пса в следующий раз, — беги.

Воздух взвился вокруг Парана и сменился тьмой. Он заморгал и увидел перед собой деревья старого сада. Интересно, я побегу от него… или с ним?

— Капитан? — Голос Молотка. — Да где же вы, во имя Худа?!

Паран сел.

— Только не во имя Худа, Молодок. Я здесь, в тени.

Целитель подобрался поближе.

— У нас тут куча проблем. А вы выгля…

— Так решайте их! — рявкнул капитан, поднимаясь на ноги.

Молоток удивлённо уставился на Парана.

— Худов дух, вид у вас такой, словно на куски порвали… капитан.

— Я должен найти Лорн. Если все выживем, встретимся в таверне «Феникс». Ясно?

Молоток моргнул.

— Так точно.

Паран развернулся, чтобы уйти.

— Капитан?

— Что?

— Не церемоньтесь с ней.

Паран зашагал прочь.

Увиденное вновь и вновь возвращалось к Крокусу чудовищно яркими образами. Юноша пытался отогнать их, но тщетно, — паника и отчаяние опять пускали мысли по кругу.

Дядя Маммот погиб. Далёкий, холодный голос в голове юноши повторял, что существо, которое надело лицо Маммота, не было тем человеком, которого Крокус знал всю жизнь, и то создание, которое… захватили живые корни, было чем-то другим, чем-то ужасным. Голос повторял эти слова снова и снова, ясные утверждения поднимались и опускались на бурных волнах того, что юноша видел своими глазами, того, что никогда не забудет.

В главном зале усадьбы госпожи Симтал никого не было, праздничные украшения валялись на полу среди луж и потёков крови. Мёртвых и раненых унесли стражники; слуги просто разбежались.

Крокус бегом пересёк зал и оказался у распахнутых дверей. За порогом тихо шипящий фонарь бросал голубоватый свет на мощённый камнями двор и ворота, которые тоже никто не удосужился закрыть. Вор окатился вниз по ступенькам и поспешил к воротам. Под аркой он остановился, потому что на улице что-то было не так.

Как и первый этаж усадьбы Симтал, улица обезлюдела, повсюду валялись флажки, знамёна и фетиши. Небольшие сухие вихри носили кругами обрывки ткани и тростниковой бумаги. Воздух казался тяжёлым и давящим.

Крокус вышел на улицу. Куда ни глянь, ни души. Над городом нависла гнетущая тишина. Ветер дунул на Крокуса сперва с одной стороны, затем с другой, словно тоже не знал, куда спрятаться. В воздухе висел мертвящий, кладбищенский запах.

Юноша опять вспомнил о смерти Маммота. Крокусу было невыносимо одиноко, но слова Раллика гнали его вперёд. Несколько дней назад убийца с гневом схватил вора за грудки — и назвал Крокуса кровопийцей, который жирует на бедах города. Юноше очень хотелось опровергнуть эти слова, особенно сейчас. Он любил Даруджистан. Здесь — его дом, и Крокусу совсем не наплевать, что с ним будет.

Юноша повернул в сторону усадьбы Барука. Ну, раз улицы пусты, хоть времени это много не займёт. Крокус побежал.

Шальной порыв ветра взъерошил юноше волосы, бросил пряди в лицо. Тьма тяжко склонилась над газовыми фонарями. На углу Крокус остановился. Он что-то услышал. Склонил голову набок, задержал дыхание и прислушался. Вот — опять! Птицы — сотни птиц, судя по звукам, воркуют, перекрикиваются, клекочут. И только теперь юноша заметил, что к смраду падали примешиваются запахи птичьих гнёзд. Крокус нахмурился и задумался. А потом вскинул голову.

С губ юноши сорвался короткий вопль, и он инстинктивно пригнулся. Прямо над Крокусом, заслоняя звёзды, нависала иззубренная груда чёрного камня — и висела так низко, что, казалось, вот-вот заденет крыши самых высоких зданий. Крокус смотрел на неё, пока не закружилась голова. Каменная громадина медленно вращалась. В расселинах, на уступах, среди скал он увидел неустанное шевеление — всюду гнездились вороны, чернильные пятна на зернистом фоне камня.

Так явилось Семя Луны, чтобы очистить улицы, подавить тишиной праздник возрождения. Что бы это могло значить? Крокус не знал, но наверняка знает Барук. Разумеется.

Вор побежал дальше, его мокасины тихо шуршали по мостовой.

Крупп глубоко вздохнул, его глаза заблестели, когда чародей взглянул на брошенные в кухне угощения.

— Воистину, такова природа мирозданья. — Он ещё раз вздохнул и похлопал себя по животу. — Ныне и присно сны Круппа сбываются. Несомненно, узор ещё только принимает форму, но Крупп чувствует, что всё в мире хорошо, ибо сие символизируют обильные яства, которые открылись взору и аппетиту мудрого Круппа. Труды плоти должно вознаградить насыщеньем.

Маг принюхался.

— Следует, однако, подождать последнего поворота монеты. Тем временем, разумеется, — уделить внимание волшебнейшему угощению.

Из переулка напротив усадьбы госпожи Симтал адъюнкт увидела, как у ворот дома появился Носитель Монеты, и на губах Лорн заиграла неспешная, удовлетворённая улыбка. Найти мальчика было легко, но адъюнкт не испытывала никакого желания входить в сад, где она схоронила Финнэст.

Несколько минут назад адъюнкт ощутила смерть яггутского Тирана.

Интересно, удалось ли втянуть в битву Владыку Лунного Семени? Она надеялась, что удалось. Уповала на то, что яггут сумеет добраться до города, может, даже вернёт себе Финнэст и благодаря этому встретит Сына Тьмы как равного. Оглядываясь назад, Лорн понимала, что Владыка бы, конечно, никогда такого не допустил.

Значит, Скворец до сих пор жив. Что ж, на это дело тоже найдётся время, когда город окажется в руках Императрицы и Тайшренна. Тогда, наверное, уже не нужно будет даже скрывать свои цели: арест можно превратить в представление на потеху публике. В таких условиях даже Дуджек не сможет оспорить их решение.