Константин Плешаков - Богатырские хроники

Когда я проснулся, был уже вечер и в зеленоватом небе стояла луна. Она была на ущербе. Я проспал в избе семь дней, и за это время пришла весна.

Не дожидаясь рассвета, я оседлал коня и выехал на восток. До назначенной встречи с Добрыней оставалось пять дней. Я опаздывал.

Весна в том году разливалась невероятно быстро, затапливая самые глухие темные уголки. Птицы щебетали наперебой, цветы лезли из-под земли чуть ли не на глазах, лешие и русалки одурели, и поэтому в ту весну в лесах пропала уйма людей.

Добрыня нетерпеливо дожидался меня в условленном месте. Мы обнялись.

— Теперь можно попытаться, — только и сказал я на все его расспросы. — Не беспокойся: ничего дурного со мной не случилось. Изба Святогора уходит в землю. Никто больше не потревожит ни его сна, ни его тайн.

Добрыня погрустнел, видя, что я держу свое знание при себе. Он же за эти месяцы одиноких странствий не научился решительно ничему.

— Где Скима?

— Все еще под Новгородом, — отвечал Добрыня не охотно. — Я только что оттуда.

— Ничего?

Он покачал головой:

— Ничего.

Мы молча направили коней на Ильмень.

— Когда новгородская река стала называться Волховом?

— Ты думаешь, это знак? — с сомнением спросил Добрыня. — Вряд ли. Так ее кличут уже вторую сотню лет.

«Хоть третью, — подумал я. — Знаки обнаруживаются в самых неожиданных местах. Бывает, что знак столетиями лежит на земле, пока не пригодится».

Добрыня ворчал, что под Новгородом мы уже изъездили все тропки, что надо заманивать Скиму в степь, и предлагал разные козни, долженствовавшие соблазнить Волхва. Я не возражал, но упрямо метил на север.

Через несколько ночей снова настало полнолуние. Дождавшись, покуда луна всплывет наверх, я подставил свою искалеченную руку ее бесстрастным лучам. Серебро загорелось ровной чертой. Она указывала точно на Ильмень.

Я подозвал Добрыню. Увидев знамение, он скрипнул зубами. Не обменявшись ни словом, мы легли спать.

Уж не знаю, отчего мне так повезло, но только проснулся я внезапно, как вынырнул, и, еще ничего не соображая, резко рванулся в сторону. В тот же миг на то место, где только что лежала моя рука, со свистом опустился Добрынин меч. Я вскочил. Добрыня стоял, загородив собой луну, и казался сейчас черным камнем.

— Жаль, что ты проснулся, — сказал он бесстрастно. — Ложись снова и закрой глаза. Все равно сегодня я отрублю тебе руку.

«Волхв!! — мелькнула страшная мысль. — Добрыня стал рабом Волхва!!»

Я со стоном выхватил из ножен свой меч и стал в боевую стойку.

Но рассудок тут же вернулся ко мне, я опустил меч, вытер пот с лица и засмеялся:

— Проще отрубить мне голову. У тебя ничего не получится. Ты же видишь, на мне Сила мертвеца.

Добрыня в сердцах ударил мечом по земле так, что по ней пошел гул.

— Будь проклят Святогор! Он тащит тебя за собой!

— Добрыня, Добрыня, я сам ухватился за его руку.

— Рука! — воскликнул Добрыня горько. — Опять рука! Почему я не отнял ее, пока ты спал на берегу моря в Тмуторокани! Или почему мы не погибли вместе в Итили!

— Мы еще сможем погибнуть вместе. И к тому же кто тебе сказал, что это произойдет скоро? С чего ты взял, что я завтра же уйду к Святогору, оставив тебя одного?

— Мертвец — тебя ведет мертвец.

— Меня ведет Учитель, — сказал я и нахмурился.

Добрыня понурился.

— Делай как знаешь, — сказал он наконец. — Только помни: лучше один живой богатырь, чем три мертвых Волхва.

Мороз пошел у меня по коже, но я тут же отмахнулся от наваждения:

— А еще лучше — два живых богатыря и один мертвый Волхв!

— Дай Бог нашему теляти волка съесть, — сказал Добрыня горько, махнул рукой, лег, завернулся в плащ и отвернулся.

Больше до самого Ильменя я не услышал от него ни слова.

Река Волхов вытекает из озера Ильмень уверенным широким потоком, направляющимся на север, и делит Новгород на две части — левобережную, где сидят князья, и правобережную, которой заправляют купцы.

Новгородские купцы в последнее время забрали большую власть: через город проходит путь из варяг в греки. Нет большего торжища между морями Варяжским и Черным. Новгородцы ходят на юг до самого Царьграда, на запад до Богемии и на север до Рифейских гор. Как далеко проникают они на восток, не знает никто.

Князьями новгородцы недовольны. Рюриковичи самовластны и взбалмошны. К тому же княжеская власть не дает новгородцам того, что им на самом деле надо: невозбранных дальних торговых и промышленных путей. Ни один князь никогда не дотянется до пределов, которых шутя достигают торговые новгородские люди. К тому же князья постоянно ввязываются в свары и междоусобицы. В таких случаях все окрестные земли начинают бурлить и захлебываться кровью, торговля же замирает.

Новгородцев тянет на восток. Там, за чащами лесов, лежит девственная гористая страна. Оттуда новгородские ходоки приносят дивные вещи. Последнее отлично известно разбойникам, и те по-волчьи перекрывают все тропы, идущие с Востока. Разбойники скорее пропустят в Новгород целый караван из Тмуторокани, чем одинокого путника, пересекшего Каменный пояс.

Новгородцы не раз просили Рюриковичей поставить на восточных дорогах заставы. Однако князья только недоуменно морщились и до сих пор не выслали на Восток ни одной дружины. Это глупо: страны те действительно очень богаты. Людей там, почитай, нет совсем, но в земле лежат самоцветы, железо и даже россыпи золота.

Пробраться в те места нелегко. Вековой лес уходит здесь на восток до самого края земли. Никто еще не добрался до его конца, и непонятно, есть ли он. Некоторые новгородцы полагают, что за краем восточного леса лежит рай.

Рай или не рай, но в глубинах леса живут твари, которые давно перевелись на всей остальной земле. Именно туда, за Камень, скрылись летучие змеи. В Русской земле они появляются теперь так редко, что рассказы о них многие уж считают вымыслом. В восточных же лесах змеи до сих пор живут припеваючи; я их сам не раз там видел. Как правило, они селятся на горках, с которых могут озирать окрестность. Держатся они по одному. К логову змея трудно подойти безнаказанно. Говорят, что они откладывают яйца, как обычные гадюки. Но доподлинно этого не знает никто. Те же новгородцы, правда, время от времени приносят домой кусочки толстой желтоватой скорлупы. Целое яйцо должно быть невероятных размеров: надо думать, никак не меньше человеческой головы.

В тех же горных лесах встречаются глубокие темно-синие озера. Иногда из их глубин всплывают удивительные и страшные твари, описать которых невозможно: никто никогда не видел такого чудовища целиком. Рассказывают только о невероятных размеров щупальцах и громадных червеподобных кольцах, временами поднимающихся из воды. Некоторые изображают этих чудовищ отчего-то совсем по-другому — а именно в виде огромнейших богомолов с выпученными глазами, крыльями и клешнями. Последнее мне совсем непонятно.