Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

— Э-э! Ты чего!

Человек отскочил назад, испугано закрываясь рукой.

— Первосвет? — осторожно спросил я.

— Я, твою мать! Ты чего, Бор?

— Я?.. Да так… померещилось…

Первосвет нахмурился и подошёл ближе.

— Пошли в лагерь. Уже и ужин готов… Долго же ты тут бродил. Ещё и сам.

— Долго?

— Да, часа полтора.

Мы вернулись к остальным.

— Ну, что там? — поинтересовался Фрол.

Я обернулся: темные клубы тумана отступили ближе к озеру, постепенно уходя на запад.

— Ничего особенного… Ладно, я спать.

— Не перекусив?

— Не хочу.

И я завалился под невысокое деревцо. Сон нахлынул практически моментально, унося уставшее сознание в далёкие дали…

18

Пирамида появилась практически вдруг.

Мы шли вдоль берега на север, когда из серой мглы тумана выступила тёмная громадина Проклятого Храма.

— Стоп! — вскомандовал Первосвет.

Он шёл впереди.

— Надо осмотреться, — сказал я. — Думаю, тут подле Мен-Хаттона должна быть нежить.

Мы разбились на группы и осторожно осмотрели прилегающие окрестности. Чуть позже, собравшись в условленном месте, обсудили увиденное.

— Нам никто не попался, — сказали одни.

— Мы нашли вход, — сообщил Фрол. — Он вон там… с западной стороны.

— Охраняется? — решил уточнить я.

— Стоят какие-то…

— Четверо, — вступил в разговор Лузга. — На опытных стражников не похожи. Странные какие-то… Вооружены чем-то вроде… вроде кос.

— Значит, четверо, — задумался я.

Другого хода никто не обнаружил, потому мы решили подкрасться к основному. Там действительно виднелись четыре длинные фигуры, укутанные в тёмные накидки с наголовниками до самого носа.

— Наше проникновение только первое время будет незаметным, — сказал Фрол.

— Это верно, — согласился я. — Неясно ещё и то, сколько народу нас поджидает внутри.

— Вы ещё кое-что не учитываете, — вмешался Лузга. — Эта пирамида, что лесной муравейник. Там запутанных ходов столько… за век не выберемся.

— Может, — подал голос кто-то из ратников, — нам не стоит туда лезть? Лучше с подкреплением…

— А где его взять, твоё подкрепление? — рассердился Фрол. — Сбежали, сволочи!

— Надо у входа оставить парочку человек, — сказал я. — Они будут своего рода гарантией, что отход хоть как-то будет обезопасен.

— Мы ещё внутрь не проникли, а ты уже думаешь…

— Попасть в Храм — дело не хитрое. Дайте мне минуту.

— Минуту? — присвистнул кто-то сзади.

— Вы Бора не знаете, — вступился Первосвет.

— Вот что, ребятки: не высовываться, пока я не подам сигнал. Ясно? Иначе испортите всё дело.

Я скинул лук, натянул на него тетиву и пошёл на поиски удачной позиции. Её нашёл шагах в двухстах северо-восточнее нашего места, среди двух холмов. Отсюда открывался прямой вид на вход в Пирамиду. И стражники были, как на ладони.

Пару раз примерившись, размяв и руку, и лук, я прицелился.

— Вспышка! — потянулся за второй стрелой. — Вспышка!.. — потом третья. — Вспышка!

Последний стражник понял, откуда опасность, и заскочил за колону.

Прятаться мне не было смысла. Я поднялся и скорым ходом направился к Пирамиде.

Как и думалось, стражник не стал бежать, решив, что нападавший был один. Мало того, он, судя по всему, полагал, что я не заметил его и теперь безбоязненно иду к Пирамиде. Этакий искатель сокровищ…

Теперь главное, чтобы остальные ратники не кинулись на выручку.

Иду, лук разбираю. Походка бодренькая. Этакая залихватская… Можно было бы и посвистеть от радости-то.

До колоны шагов двадцать. Даже не смотрю туда… А зачем? Ситуация и так ясна.

Вот сейчас я подойду к убитым. Наклонюсь проверить, сам повернусь спиной к входу… Конечно риск, глупость, но какой здравомыслящий не клюнет на такую приманку… Я бы точно клюнул.

Ещё шагов десять. Засвистел: «Ох, ты, сукин сын, умойрский мужик…»

Нет, свистеть мало. Подпою:

Ох, ты, сукин сын, умойрский мужик, Задрал ножки та й на печке лежит.

Я спокоен. Сердце бьётся ровно, дыхание не сбито. Чувствую спиной острый взгляд стражника.

Лежит, лежит та й попорхивает,Правой ножкою подёргивает…

Присаживаюсь, типа, оглядываю убитых. Вон как молнией разорвало, аж кишки повылазили.

— Сзади! Сзади! — от этого крика я аж дёрнулся. Итить твою мать!

Оборачиваюсь. Стражник лишь на мгновение замер шагах в пяти от меня, при этом глядя за холмы, где уже выскочили и бегут несколько ратников. И Первосвет с ними.

Итить твою мать! Спугнули!

А дальше, как во сне. Я вскакиваю и бросаю фальшион (такого проделывать ещё не удавалось). Клинок медленно-медленно завертелся в воздухе, догоняя спину улепётывающего врага.

Хлоп!

Удар получился плашмя, но и он, слава Сарну, помог: стражник свалился наземь. А дальше уже плевое дело…

Вытерев «кошкодёр» от липкой тёмной крови, я обернулся к подоспевшим ратникам.

— Я что вам сказал?

Наткнувшись на мой недобрый взгляд, все попятились назад. Даже Первосвет.

— Мы думали…

— Я вам сигнал подавал? Это ещё повезло, что он не успел никого предупредить.

Тут подошёл Лузга и Фрол.

— Всех? — спросил экспедитор, кивая на тела. — Ловок, шельмец!

Ему понравилось представление. Он присел подле одного из убитых и, чуть откинув одежду в сторону, стал разглядывать мертвеца.

— Что это? — он кивнул на странные, явно железные, штуки.

— Механизмы, — вспомнил я мудрёные слова. — Впервые видишь Восставшего?

— Впервые, — усмехнулся Фрол. А потом, кивнув на тело, добавил: — Баба.

— Угу, — согласился Лузга. — Сиськи ничего. Пойдут.

Экспедитор потянулся к лицу убитой и попытался стянуть маску. Сделал он это с большим трудом, а когда всё же смог, то нашим глазам открылась бледно-серая кожа иссохшего морщинистого женского лица. У неё были отталкивающие грубые черты вызывающие такое отвращение, что даже Лузга, глядевший на полуобнажённую грудь, скривился и отвернулся в сторону. Больше женская «красота» его не интересовала.

— Культисты, — буркнул Фрол, поднимаясь.

Ратники, толпившиеся вокруг, как-то хмуро глядели то на меня, то на убитых Восставших. Все их мысли читались, как в открытой книге: тут было и неприятие людей Зэм (уж очень разительно отличались от нас, настоящие уродцы), и неприятие такого хладнокровного убийства с моей стороны (им по душе открытая честная драка), да, кстати, добавь и то, что культисты оказались женщинами. А с бабами воевать — последнее дело.