Алла Рут - Темный день

– Какой сынок?! Где? А… – Гингема глянула на Дарина и поджала губы. – Это не сынок, это внучек. Приехал, знаете ли, из деревни, в ПТУ поступать. О карьере сантехника мечтает, ночами не спит…

Продавщица понимающе кивнула.

– Сколько сажи покупать будете?

– Мне, пожалуйста, побольше, кило два!

– Зачем вам столько? – выдавил Дарин, еле сдерживая нечестивый смех.

– В хозяйстве пригодится, – отрезала Гингема. – Заговор буду делать! От нерадивых студентов.

Вскоре они покинули магазин, с трудом убедив продавщицу, что ни ароматические палочки для ритуала на удачу, ни шелковые нитки и северный мох для заговора на деньги им пока не требуются.

– Заговор на деньги, надо же, – пробормотал Дарин. Он шел следом за Гингемой, одной рукой придерживая под курткой обрез – еще вчера вечером соорудил петли, теперь оружие удобно было носить и если что – оно оказывалось в руках в считанные секунды.

Гингема убрала список в сумку и щелкнула замком.

– Предлагаю сразу же заехать в музей, это рядом. По пути купим банку морской соли в киоске. Согласен?

Дарин кивнул.

– Шутки шутками, а раз такие магазины есть, стало быть покупает кто-то и медвежьи когти и мох, – продолжила Гингема, направляясь к автомобилю.

– Конечно, покупают. Мы вот тоже купили!

– У нас совершенно нетипичный случай, – не согласилась она. – Я имею в виду обычных людей. Как они, взрослые люди, могут верить в заговоры на удачу, на богатство и прочее?

– Заговор на деньги, нам с Тохтой не помешал бы, – вздохнул Дарин, вспомнив собственное финансовое состояние. – Много денег – разве это плохо?

Гингема пошарила в кармане элегантного жакета и вытащила ключи.

– Как сказать, – неопределенным тоном проговорила она. – Если не тратить свою жизнь только на зарабатывание денег, то, наверное, и неплохо…

Она открыла дверцу машины, кивком указала Дарину на переднее сиденье, затем уселась сама и осторожно вырулила с тесно заставленной парковки. Большая рыжая собака, сидевшая возле будки охранника, проводила их бдительным взглядом. Гингема свернула на один из бульваров, ведущих к музею.

– Знаешь, у меня была подруга, – неожиданно начала она. – Мы давно дружили, хотя она гораздо моложе была, можно сказать – другое поколение. Она экономистом работала в какой-то нищей конторке, а потом, когда другие времена начались, свое дело открыла: лесом торговать стала. Очень хорошо у нее пошло: крупное предприятие, процветающий бизнес. Деньги делала колоссальные! И все никак остановиться не могла, даже в отпуск больше чем на неделю не ездила – некогда! – Гингема притормозила на светофоре, пропуская пешеходов. – Так своим бизнесом занята была, что постоянно только о нем и думала. В храме ей священник говорит как-то: “Исповедуйся, дочь моя”! А она ему: “За какой отчетный период, батюшка”? Бедный батюшка дар речи потерял! – Гингема покачала головой. – Зарабатывала она, зарабатывала и вдруг в позапрошлом году умерла. Инфаркт.

Машина тронулась и, плавно набирая скорость, помчалась по бульвару.

– И вот как-то совсем недавно она мне сказала интересную вещь…

Дарин удивленно заморгал: Гингема явно заговаривалась и путалась в рассказе.

– А как же она что-то сказать могла? – осторожно уточнил он. – Она же вроде как того… умерла?

Гингема хмыкнула.

– Да, такая удивительная история случилась! Я и не рассказывала никому, подумают, чего доброго, что из ума выживаю!

Она покачала головой.

– Прошло примерно полгода, как она умерла, сижу я дома и вдруг – телефонный звонок. Звонит межгород… ну, мне часто из других городов звонят. Беру трубку, а там… так странно…

Гингема с недоумением пожала плечами.

– Голос моей подруги! Той, что умерла.

– Может, просто похожий? – усомнился Дарин.

– Нет, это она. Она сказала: «Леля». Лишь один человек в мире меня так называл.

– И… вы что, на самом деле… общались?

Гингема усмехнулась.

– Да я вымолвить-то ничего не успела, так растерялась. А она сказала: «Леля… вот мы все говорим: „деньги, деньги“… а они здесь совсем не нужны»…

– И все?

– И все, – вздохнула Гингема. – Больше ничего не сказала. Только голос у нее уж очень усталый был…

Машина свернула в маленький переулок, миновала здание с вывеской “Общество спасения на водах “Титаник” и затормозила возле большого кирпичного особняка, в котором размешался музей. Дарин первым вылез из салона и настороженно огляделся – вроде все спокойно.

– Ну вот, приехали, – проговорила Гингема. – Иди за мной. Буду представлять тебя, как моего аспиранта. Так уж и быть, совру, возьму грех на душу…

– А пергамент из музея – это разве не историческая ценность? – поинтересовался новоявленный “аспирант”. – Разве нам его дадут?

– Неужели ты думаешь, что любой клочок пергамента является исторической ценностью? – усмехнулась Гингема, направляясь к музею. – Палимпсест попросим… пергамент, с которого первоначальный текст был когда-то соскоблен, а затем написан новый. К этому способу в Европе, кстати, прибегали еще во времена раннего средневековья.

– Но зачем?

– Затем, что его постоянно не хватало, пергамента. Вот и приходилось использовать один и то же кусок несколько раз. Если б мы знали, сколько ценнейших текстов, особенно античных, утрачено из-за этого! В некоторых монастырских библиотеках фонды были сплошь составлены из палимпсестов и монахи уничтожали труды Тита Ливия, Вергилия, Евклида, чтобы заменить их сочинениями «отцов» церкви.

– Вот ведь как люди без компьютеров-то мучались… – пробормотал Дарин.

Гингема пропустила его замечание мимо ушей.

– Худо-бедно, почти все вещи, необходимые для проведения ритуала мы соберем. Попозже отыщем подходящий перекресток, возьмем земли. Но где серебряные ножницы взять? Ума не приложу…

– Еще последний ингредиент остался, – напомнил Дарин. – Помните?

Гингема вздохнула.

– Помню. Но тут уж мы с тобой ничего сделать не можем.

Они поднялись на крыльцо музея и скрылись за дверью.

…Оставшись дома в одиночестве, Тохта основательно подкрепился – миска почти опустела, оставался лишь один кусок рыбы, но каким бы аппетитным он не казался, съесть его кобольд не смог: желудок не безразмерный. Но и оставлять угощение не годилось – кто ж так делает? Прихватив недоеденный кусок, Тохта задумчиво прошелся по квартире, размышляя, куда бы припрятать лакомство: за письменный стол Гингемы? Под кровать в спальне? Закопать в вазе с цветами? Места для тайников были одно другого лучше, но, побродив по комнатам, кобольд с сожалением отказался от этой мысли: что-то подсказывало ему, что хозяйка не обрадуется, обнаружив под подушкой или за письменный столом кусок рыбы. Сердить Гингему Тохта опасался, поэтому с сожалением вздохнул и бросил рыбу обратно в миску.