Стивен Эриксон - Дом Цепей

Затем сержант передвинулся к чемпиону Геслера, после долгого изучения вздохнул и кивнул, повторив клятву над коробочкой Всё Наружу. Закончил он тем же над своим Радостным Союзом. Геслер повторил процедуру, над Радостным застыв особенно долго и потребовав также заключений Тавоса Понда и Песка; Скрипач разогнул спину, на бородатом лице была легкая улыбка. Он терпеливо ждал, пока Геслер, зарычав, не произнес приговор: — Я, сержант Геслер из Пятого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь двумя Повелителями Лета — Фенером и Тричем, что существо передо мной есть природный, не измененный скорпион Какашка — хотя и знаю, что тут есть что-то скрытое от глаз и я могу лишиться всех сбережений жизни, произнося Сержантскую Клятву. — Улыбка Скрипача на миг стала шире.

Бордюк подполз к Радостному Союзу и нагнулся так низко, что чуть не завяз широким лицом в коробке. Неподвижную тварь закрыла тень; он выругался и чуть отстранился. — Чего я, должен всё знать насчет скорпионов? Я только и делаю, что давлю их — как и должен поступать любой разумный человек. Верно, знавал я шлюшку, у которой был скорпион на шее, золотой, как кожа на грудях — нежные соски, понимаете ли, и она не любила, когда мужские руки…

— Хватит, — рявкнул Геслер.

— Не подгоняй. Не люблю когда подгоняют.

— Хорошо, не буду подгонять. Просто скажи дурацкую клятву, пока у меня сердце в штаны не вывалилось.

— Я, Бордюк из Шестого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь пушистым брюшком Королевы Снов, что тварь передо мной это природный неизменный скорпион Какашка, и пусть дух моего отца остается в могиле, ведь я все наследство промотал. Так? Мертвым хорошо, они ни о чем не тревожатся, так? Лучше бы так, ведь если не так, я обречен на преследование родителем до конца дней.

— Это всего хуже, — пробормотал Замазка.

— Еще одно слово, солдат, — зарычал, отходя в круг, Бордюк, — и я тебя весь остаток ночи веселить буду.

— К тому же, — встрял Балгрид, — это не самое худшее. Материнское преследование — вот убийство. Долго ли может мужчина сопротивляться, если ему семь лет от роду?

— Вы замолчите оба?! — рявкнул Бордюк. Толстые пальцы скрючились словно бы на чьих-то невидимых глотках.

— Мы готовы? — спокойно спросил Скрипач.

— Твой спрячется, верно? — заявил Геслер. — Выждет, пока два других кромсают и рвут друг дружку, а потом ужалит изувеченного победителя! В этом дело, да? Жидкие мозги чище и умнее, чем у тех?

Скрипач пожал плечами: — Откуда мне знать, Геслер. Ты закончил?

Бронзоволицый моряк сел. Мышцы его челюстей дергались.

— Как там с передай-словечко, Каракатица?

— Повторяю каждое слово с самого начала, Скрип.

— Вот так рождаются легенды, — пророкотал Корик самым многозначительным тоном.

— Тогда на арену, — велел Скрипач.

Коробки торопливо подняли, помещая над ареной.

— Расстояние равное? Хорошо. Бросайте, ребята.

Баллиста упал первым, выгнув хвост и клешни. Оказавшись на волосок от острия ножа, он замер и попятился; панцирь налился характерной краснотой безмозглой ярости. Когтеносец был вторым — казалось, он прыгает готовым к бою. Жидкости бурлили под янтарной скорлупой.

Радостный Союз выполз последним, медленно и размеренно; он так низко прижимался к песку, что казался плывущим. Клешни разведены, неподвижный хвост закручен. Он выглядел карликом по сравнению с другими скорпионами. Черная скорлупа местами поблескивала, ножки неспешно несли его вперед. Затем тварь замерла.

Геслер прошипел: — Если он выхватит из круга два ножа и будет ими орудовать, я тебя убью, Скрип!

— Не придется, — отмахнулся Скрипач. Внимание его разрывалось между происходящим на арене и торопливыми комментариями Ибба (тот фантазировал, грубым голосом подбавляя напряжения, хотя до сих пор не происходило ровным счетом ничего особенного).

Но тут все изменилось, одновременно произошли три вещи. Радостный Союз вылез на середину арены; Баллиста «взвел» все свое вооружение, пятясь и наливаясь ярко-алым. Когтеносец вдруг развернулся и помчался прямиком на стену кинжалов, остановившись за миг до удара. Клешни его бешено двигались.

— Похоже, Хабб, ему нужна мамочка, — сухо заметил Корик.

Заводчик Когтеносца что-то прошипел в ответ.

И тут, после долгого мига неподвижности, Радостный Союз наконец поднял хвост.

При этом, заметил Скрипач с полнейшим удивлением, Союз как бы… расщепился. По горизонтали. На двух одинаковых скорпионов, только меньше и тоньше. Они рванулись вперед, один на Баллисту, второй на Когтеносца — словно деревенские шавки напали на быков, если судить по сравнительным размерам.

Краснозадый Ублюдок и Всё Наружу делали что могли, но им не дано было сравниться в скорости и жестокости — крошечные щипцы с явственным треском отсекали ножки, хвосты, вгрызались в сочленения; когда большие твари уже лежали, беспомощные и недвижные, были нанесены легкие, почти нежные уколы жалами.

Сквозь прозрачный хитин Всё Наружу был отчетливо видел жуткий, ярко-зеленый яд (Ибб описывал все в деталях), растекавшийся по кругу, пока некогда прекрасный янтарь Когтеносца не исчез, замещенный болезненно-зеленым, а затем и черным цветом.

— Мертв как дерьмо, — застонал Хабб. — Когтеносец…

Баллиста претерпел ту же участь.

Разделавшись с врагами, два Какашки поспешили во взаимные объятия — и, не успели все моргнуть, снова стал один скорпион.

— Мошенство! — заревел Буян, вскакивая и хватаясь за каменный меч.

Геслер тоже вскочил, как и Правд. Они попытались утихомирить разъяренного товарища. — Мы смотрели, Буян! — взывал Геслер. — Мы все осмотрели и поклялись. Я поклялся! Фенером и Тричем, чтоб тебя! Кто мог знать, что Радостный Союз — не просто остроумная кличка?

Подняв глаза, Скрипач встретил твердый взгляд Каракатицы. «Мы богачи, ублюдок».

Сержант, мельком взглянув на Геслера и Правда — те оттаскивали покрытого пеной Буяна прочь — присел на корточки рядом с Иббом. — Ладно, парень, дальше дело за морпехами, а особенно за сержантами. Мы станем Радостным Союзом для большой, злой Баллисты. Я объясняю приказ Адъюнкта — ты повторяешь слово в слово. Понял, Ибб?

С заката прозвучало два звона. Пыль от стены Вихря закрыла звезды, сделав темноту за пределами света костров почти непроглядной. Взводы пехоты отправились на усиление дозоров. В лагере хундрилов воины снимали тяжелые доспехи, располагаясь на ночевку. Вдоль внешних укреплений ездили патрули сетийцев и виканов.

Скрипач вернулся от ротного фургона, принеся свой вещмешок. Опустил на землю, развязал.