Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

— Пардон?

— Я сказала, что это «V», — повторила она, нагибаясь еще ниже, тем самым создавая археологу новые сложности. — Большое заглавное «V»!

Когда оказалось, что концы «разлома» действительно красиво украшены, а уголок буквы прикрыт роскошными молниями, археолог ощутил потребность проделать в свободное время некие исследования.

Поход в библиотеку Англо-Итальянского института города Капри предоставил в его распоряжение знаменитый «Словарь знаков и символов» доктора Граймса, вполне похожую букву «V» и расшифровку «Феме» (предположительно) возле нее. А это в свой черед привело его к двухтомному «Оксфордскому словарю» и еще большей ясности в форме Vehme — Vehmgericht: секретный трибунал, пользовавшийся огромным влиянием в Вестфалии и повсюду с XII по XVI век.

Заинтригованный археолог продолжил поиски тайн минувшего. И примерно через неделю «наткнулся на нефть», когда почта доставила ему «Тайные общества» профессора Ройстона Лайнса, доктора философии (Оксфордшир, 1990). Сидя в своей палатке при неровном свете полевой солнечной лампы, он обнаружил следующий текст и, углубившись в него, совсем позабыл о пылком внимании любвеобильных москитов:

«Феме, по крайней мере в легендах, объединяли функции тайной полиции, альтернативного суда и руки, карающей власть имущих. В этом и прочем отношениях Феме напоминает ранние проявления МАФИИ (КОЗА НОСТРА), хотя предположительно они предшествовали своим сицилийским коллегам, а также обладали более обширными, но тщательно скрываемыми амбициями.

Воображение современников видело в них ангелов-мстителей, являющихся из ниоткуда в виде людей в масках или в черном рыцарском одеянии, равных силой тем, кого выставляли против них церковь и государство. В сохранившихся историях много места уделяется загадочному происхождению Феме, суровости их суда и неумолимой неизбежности кары. Типичное повествование упоминало вызов, прибитый к двери замка или дворца; получившая его персона — он или она — в ужасе и без сопровождающих являлась на перекресток дорог или в указанный глухой уголок, откуда проводник в черном плаще доставлял ее с завязанными глазами в трибунал Феме.

Судилище происходило обычно в громадной пещере или подземелье, зачастую вдалеке от дома жертвы. После допроса объявлялся приговор — в полночь. Потом повязку снимали и оправданный или осужденный человек в первый и последний раз видел перед собой «Свободных судей» в черных мантиях и масках, поскольку повторный вызов, как и неявка, сулил только смерть. Многочисленные истории описывают, как трусов и рецидивистов находили убитыми прямо под носом охраны… из груди непременно крестом торчала рукоятка кинжала, к которой был прикреплен «приговор». Говорили также, что Феме безжалостно преследовали изменников и отступников, не останавливаясь ни перед королевским троном, ни перед епископским саном.

Реальность существования Феме подтверждается «Кодексом фемического суда», обнаруженным в архивах Вестфальских королей и опубликованным в «Reichstheater» Мюллера под претенциозным, но объемистым заглавием: «Кодекс и статут священного и тайного трибунала Свободного суда и Свободных судей в Вестфалии, установленные в 772 году императорам Карлом Великим и возобновленные в 1404 году королем Робертом, внесшим дополнения и изменения, необходимые для отправления правосудия в трибуналах иллюминатов, наделив их своей властью».

Однако следствия этого не вполне очевидны. Несмотря на единственное упоминание, связывающее императора Карла Великого с возникновением Феме, другие, столь же авторитетные — или столь же сомнительные — источники приписывают основание Феме римскому императору Адриану или Юлиану-Отступнику. Существенно в кодексе Мюллера упоминание «иллюминатов», которые, как было недвусмысленно указано, одни могут зреть писание и лик Феме. Но какой свет и на какие предметы проливался этими «освещенными» и с какой целью — нигде не разъясняется и теперь, похоже, уже навсегда останется неизвестным.

В постнацистской Германии отряды «Вервольфа» претендовали на выполнение фемической традиции, однако на деле скорее всего эта группа не пережила социальных бурь Реформации и Тридцатилетней войны.»

Археолог с восторгом глядел в умеренные дали — точнее, за двенадцать дюймов на стенку палатки. Итак, эти старые, сухие кости, которые они извлекли сегодня из-под плиты и аккуратно упаковали в пластик, некогда несли на себе плоть иллюмината. Или же принадлежали жертве Феме, а потому не стоили проявления настоенных на марксизме симпатий археолога. Так или иначе, к добру или злу, Феме, кем бы они ни были, решили пометить могилу старикашки своим знаком. Какой блестящий раздел появится в его отчете!

Отключив облепленный насекомыми солнечный фонарь, он с удовольствием опустил на подушку свою бородатую голову.

Отчет так и не попал на бумагу. Могила Солово не обрела известности, хотя костям его пришлось слетать в Лондон, чтобы после поверхностного обследования обрести Покой в одном из мусорных баков Холборна. Кое-какие из более симпатичных находок были принесены в дар лондонским музеям, готовым принять их.

Тем временем археолог, все еще взволнованный зовом либидо и недоступностью Джой, соблазнился, хоть и не сразу, пением сирен Капри. И после недели вдохновляемой кошельком любви, никогда не скудевшим на острове, заразился ВИЧ,[22] который и занимал все его время вплоть до конца его недолгой жизни.

Год 1492. ПЛАТЕЖИ В РАССРОЧКУ: я теряю терпение и начинаю тосковать, не имея возможности погубить все человечество. Мало-помалу я кое-что узнаю

«Господь Всемогущий, вполне обоснованно предполагая, что Ты существуешь и Твои желания человечество узнает из откровений, доступных моему времени и культуре, прости меня за все, что я делал, делаю и буду делать. Вообще-то я хочу хорошего, кроме тех случаев, когда хочу плохого, что, вероятно, происходит излишне часто (хотя винить в этом следует моих работодателей). Прошу Тебя, сдерживай мою меланхолию в приемлемых рамках. Не обращай внимание на мою известную симпатию к иудаизму: обращение, как Ты, без сомнения, согласишься, практически недопустимо в настоящее время. Воззри благосклонно на мое пристрастие к языческому стоицизму: я не хочу выказать этим даже капли неуважения к Тебе. Для начала благослови мою жену, где бы она ни находилась. И учти: я скорблю о людях, которых убил в этом году…»

Уверенное прикосновение к плечу нарушило молитву адмирала Солово. Он мгновенно повернулся, коснувшись большим пальцем пружинки, выпускающей жало из опалового перстня, и обнаружил возле себя длинноволосого молодого человека.