Варвара Мадоши - Древесная магия партикуляристов

Под балкончиком бесновалась стихия.

Быть может, беспристрастному взору пятьдесят человек и не представляются такой уж непреодолимой силой, но изрядно струхнувшему Юлию они показались настоящим людским морем.

— Господа, — робко произнес Юлий, свешиваясь с балкона. — А в чем, собственно, дело?..

Тут же пришлось уворачиваться от увесистого булыжника, едва не прилетевшего мальчику по лбу.

— Верните нам наши жизни! — услышал ученик жреца. — Отдайте нам наши дома!

— Жилища!

— И запах, запах!

— Пусть вернут наш запах!

— Пусть уберут к черту свое дерьмо!

В панике Юлий вбежал обратно в комнату.

— Ничего не понимаю! — возопил он, схватившись за голову обеими руками. — Чего они от вас хотят?!

— Того или этого, — пожала плечами Сью. — Какая разница? Все равно мы им ничего не дадим!

— Почему?! — еще больше удивился ничего не понимающий Юлий. — Вы же защитники справедливости! А если их требование справедливо…

— Потому что честные девушки так просто не дают, — отрезала Мэри.

При этих словах Юлий уже просто не знал, за что хвататься. Однако времени отчаиваться не оставалось — меры надо было принимать и срочно: толпа снаружи грозила сломом особняка, тюремной ямой и вековечным позором. Сестры смотрели на него, испепеляя надеждой пары голубых и пары травянисто-зеленых глаз: так в сложной ситуации женщины смотрят на мужчину, а глупцы — на человека, умеющего предстать знающим.

Юлий вздохнул и решился на второй заход. Он выскочил на балкон, как осенним днем с головой ныряют в холодную воду.

— Господа!.. И дамы, — крикнул он, причем пауза была обусловлена тем, что мальчик увернулся от особенно метко брошенного огрызка яблока. — Скажите пожалуйста, кто вы такие! Пожалейте меня! — голос у Юлия был сильный и звонкий, так что всеобщего внимания добиться он смог.

Толпа на секунду смолкла, и кто-то крайне недоверчиво и кисло проорал:

— А ты вообще кто?

— Я — переводчик! — ответил Юлий. — С ихнего, — от ткнул пальцем себе за спину, — на общечеловеческий. И обратно. Так что если надо что сказать, говорите мне, я передам!

В толпе послышались смешки вперемешку с матами, раздались нестройные выкрики, и еще через несколько минут диалога, который нельзя было назвать конструктивным, Юлий выяснил простую, как половая тряпка, истину.

Под стенами дома Гопкинсов, помимо негодующей матери (которая тоже вносила свою лепту во всеобщий галдеж, но которая, к облегчению Юлия, оказалась самой обычной пожилой домохозяйкой, каких в Варроне не счесть) собрались почти все из гильдии цветочников и все жители Восточного Квартала Варроны. Проблема первых состояла в том, что лошади героинь пожрали все цветы на клумбах, приготовленных к празднованию Дня Независимости от Узурпаторов-Рецидивистов. Проблема вторых была еще проще: упомянутые лошади, счастливо переработав пожранные цветы, обильно украсили продуктами переработки улицы и дома в их квартале. Украшения получились не столь эстетически выдержанными, как планировали цветочных дел мастера, но гораздо более пахучими. Что характерно, по цвету, вязкости и консистенции они ни в какое сравнение не шли с обычным лошадиным навозом, какого вдоль улиц имелось во множестве. Очевидно, ехидные лошади и гадили особенно ехидно.

Пораженный глубиной и необычностью свалившегося на него откровения, Юлий какое-то время стоял без движения, пытаясь привести услышанное к какому-то подобию порядка — хотя бы внутри своего разума.

— Постойте, — крикнул он наконец, в запале перегнувшись через перила таким образом, что едва не полетел на головы толпы. — Да сколько же навоза могут наработать две… ну четыре лошади, какими бы ехидными они ни были?!

— Четыре?! — ахнул кто-то в толпе, и тут же зашелся в мелком истеричном смехе. Его поддержали. — Четыре лошади?!

— Да побойтесь же вы богов!

— Да если бы их было четыре…

— Ах ты… — кто-то грязно выругался, — еще издеваться над нами вздумал!

— Эй, братцы, да пожалейте парнишку, он же человек подневольный…

— А я тоже несвободный, женатый я!

— Доченька моя! Верните мне дочь, изверги!

— Стоп, — крикнул Юлий, борясь с желанием зажать уши в жесте патетической беспомощности. — Пойдемте сейчас на конюшню, и там во всем разберемся!

— Что нам делать на конюшне? — возмутился все тот же особо недоверчивый. — Нам с людьми надо разбираться, а не с лошадьми!

— Вот я и хочу во всем разобраться! — упрямо стоял на своем Юлий. — Заодно и непосредственных виновников привлечем. Вам не кажется, что в любом случае их надо принимать во внимание?

Люди переглянулись. На какое-то время гнев толпы поумерился, и они, кажется, стали способны прислушиваться если и не к голосу разума, то уж хотя бы к тому, что отвлекало их от слепой жажды мести. Юлиево предложение если и не было по-настоящему разумным, то, по крайней мере, позволяло выиграть время, и толпа почувствовала это мозжечком.

— Я сейчас выйду, — крикнул Юлий с балкона.

— А вдруг сбежишь?! — нет, положительно, этот подозрительный голос начинал не на шутку раздражать ученика жреца.

— Ну и как тогда? — сердито спросил мальчик.

— А ты прыгай, мы поймаем! — раздались вопли.

Юлий подумал, что все жители Варроны — сумасшедшие, что двигатель прогресса здесь — не разум, а психоз, и что вдвойне психом будет он, если согласиться поступить согласно их совету. Прыгать на руки неистовствующей толпе, которая пришла сломать дом, где ты живешь, — до такого еще надо додуматься.

Юлий подумал… и занес ногу над перилами.

— Кто не держит слово, того боги карают! — крикнул он и прыгнул вниз.

На самом деле, в его поступке не было ничего удивительного. Если человек в тринадцать лет решается пересечь океан в погоне за неизвестно чем, а затем, по еще более непонятным причинам, вступает в организацию, чьи цели весьма сомнительны, а душевное здоровье членов сомнительно еще больше, то можно предполагать, что в его характере содержится изрядная доля авантюризма.

В общем, ощущения, как Юлий и ожидал, оказались потрясающими. Его все-таки поймали, а когда тебя ловят на руки несколько десятков человек, да еще при таких обстоятельствах, это именно то событие, о котором полагается рассказывать внукам, буде таковые у тебя заведутся.

— Понесли его! — раздались выкрики. — К конюшням!

— Стойте! — завопил Юлий. — Мы так не договаривались!

Однако его слова не были приняты во внимание: люди потащили мальчика дальше по улице на вытянутых руках. По счастью, до конюшен Гопкинсов оказалось недалеко, так что устать и уронить Юлия никто не успел (хотя его и покатали малость по двору, ибо не все были уверены в конечной цели их назначения — даже те, кто твердо знали адрес конюшен, предлагали, не мудрствуя лукаво, сбросить «переводчика» в колодец).