Татьяна Каменская - Эртэ
— К вам сегодня молодая женщина поступала? Очень красивая…
Подозрительно оглядев Сергея Викторовича с головы до ног, медсестра не спеша поправила на носу маленькие круглые очки, и презрительно поджав тонкие бледные губы, отрывисто отчеканила:
— В течении дня, ни одного серьёзного поступления!
— А несерьёзного? — с надеждой на обратный ответ спросил Сергей Викторович. — Может, это был мальчик, или сразу двое, мальчик и женщина лет сорока?
— Мужчина, вы что же думаете, я тут просто так, для модели сижу? — взвились вверх густые брови женщины, и Сергей Викторович почувствовал себя вдруг школьником, нерадивым и бестолковым, перед суровой учительницей. Он, обессилено поднялся со стула, и, кое-как передвигая ставшие свинцовыми ноги, поплёлся к выходу. И когда он уже взялся за ручку входной двери, санитарка, мывшая тут-же полы, боязливо оглянувшись вокруг, чуть слышно прошептала осипшим голосом:
— Я видела её?
Сергей Викторович замер. Увидев, ещё не отошедшее от многодневной пьянки, и постоянного похмелья припухшее лицо женщины, её взгляд, жаждущий и страдающий, он торопливо полез в карман куртки и достал несколько мятых десяток.
Женщина ловким движением выхватила деньги из его рук и торопливо зашептала:
— В пять часов вечера сюда привозили женщину и мальчика…
— У обоих светлые волосы, голубые глаза? — с надеждой произнёс Сергей Викторович, схватив женщину за рукав застиранного, некогда белого халата…
Но та, судорожно дернувшись, освободила свою руку и боязливо покосившись на пустой огромный холл вестибюля опять зашептала осипшим голосом:
— Не знаю, какие у них волосы, а тем более глаза. Женщина была почти в обмороке, а мальчишка сильно кричал и плакал…
— Плакал? — не поверил Сергей Викторович. — Почему плакал…Он ведь большой?
— Откуда я знаю. Большой или маленький, всё одно, больной он и есть больной!. - пожала плечами женщина. — Наверное, по мамке плакал…
— Они в здании? — склонил голову мужчина, пытаясь скрыть смятение.
— Нет! Их увезли черным ходом туда… в Валон… — махнула рукой женщина.
— Куда? — изумился доктор.
— Ну, я слышала Валон…Кажется так. А может Вавилон… — закатила вверх глаза санитарка. — Если не ошибаюсь…
— Может Вилон? — подсказал Сергей Викторович первое, что пришло ему на ум.
— Ну да, Вилон! — согласилась санитарка, опять подозрительно покосившись на пустой холл за спиной. — Там реки какие-то текут…
Сергей Викторович не стал уточнять, какие именно реки. Итак, всё ясно!
— Кто были те люди, что доставили женщину?
— Трое. Двое мужчин и женщина. Мужчины похожи друг на друга как близнецы. — ясно и четко отвечала женщина, видимо вдруг почувствовав свою значимость, но тут-же кокетливо повела глазами. — Один мужчина как ущипнёт меня за одно место, охальник…
Женщина довольно хихикнула, но новый вопрос прекратил её веселье.
— А женщина?
— Та, что с ними была? — опухшее лицо санитарки перекосилось, словно она сьела что-то очень кислое. — Стерва! Хоть и молодая. Лицо я её не запомнила, какое-то оно расплывчатое, непонятное, аж двоится, или она с большой гулянки, или я недопила…
— Клава ты где, Клавдия? — раздался громкий голос строгой медсестры из приёмного покоя. — Да где же ты…
— Туточки я, тута… — ласково пропела санитарка, повернувшись к холлу. — Бегу-у-у…
Она почти вытолкала Сергея Викторовича из вестибюля и захлопнула за ним входную дверь. Щёлкнул замок, послышались удаляющиеся шаги, затем всё стихло. Сергей Викторович остался один на один с природой, которая именно здесь ощущалась как нечто осязаемое, потому-что любое проявление человеческого участия осталось там, за бронированной дверью этого нового больничного комплекса, похожего как ни странно на какой-то неприступный замок-дворец из детской книжки-раскраски.
Сергей Викторович брёл по засыпанной снегом дороге, поминутно чертыхаясь про себя:
— Какому идиоту пришла в голову идея выстроить на окраине города жизненно важный объект, не снабдив его ни хорошей дорогой, ни транспортом. Да здесь, в чистом поле, недолго и заблудиться. Всю дорогу снегом укрыло, даже кюветы замело. И хоть бы где огонёк! Неужели все эти дорогостоящие коттеджи по обочинам дорог мертвы и безжизненны? Когда вселится сюда народ, может и будет, повеселей район, а сейчас наоборот, мёртвые оскалы недостроенных домов наводят непонятную тоску и даже страх…
— Ну, вот ещё! — встряхнул головой Сергей Викторович. — Было бы чего бояться, тишины да бездорожья! С первым у нас в стране как всегда напряжёнка, а ко второму уже пора привыкнуть. Главное здесь, надо чувствовать всё время у себя под ногами твёрдую почву. Хотя это и нелегко, всё время приходится уворачиваться от сильных порывов ветра…
Кажется, после временного январского затишья февраль решил показать себя во всей своей красе. Вьюги да метели метут почти каждый день. Вот и сейчас непогода разыгралась не на шутку, словно стараясь нарочно поиздеваться над бедным одиноким путником.
Сильный порыв ветра налетел неожиданно, сбил с ног мужчину, заставив его упасть на колени. С трудом Сергей Викторович поднялся, плотнее запахнул пуховик. Ветер продувает даже через тройной синтепон. Жаль, что не взял с собой шапку. Но с детства он привык обходиться без головного убора, вопреки уговорам своей матери. Он поддерживался советам старого деда Евсея " держи голову в холоде, а ноги в тепле".
Странно, почему тот маленький мальчик из далёкого детства был так привязан к старому и почти слепому старику? Наверное потому, что старик умел рассказывать диковинные истории из своей жизни, больше похожей на сказку, где всё переплелось, и добро и зло, красивое и уродливое, весёлое и страшное. И хоть по рассказам деда много было зла в его жизни, да добро всегда побеждало! Потому-что с кулаками было…
— Дед, не забивай ребёнку мозги своими сказками. — кричала на деда Евсея его дочь, мать Серёжи, взмыленная прибегая на обед с работы на ферме. — Пусть он лучше таблицу умножения учит, да заодно помидоры польёт. Картошка бурьяном поросла…
— Это он всё сделает. — миролюбиво соглашался дед Евсей, незрячими глазами глядя в голубое небо. — Таблицу он выучит, помидоры польёт. А вот сказку в своё время познать надо, да указать ребёнку где добро, а где зло. Потом сказка былью обрастёт, и вот тогда добро и зло своё истинное лицо покажут. И, поди ж ты, разберись, как с тем и другим в жизни сладить…
— Многому ты сам разобрался в жизни. Вон, слепой сидишь… — кипятилась мать, словно не замечая как мрачнел её отец, опустив седую косматую голову себе на грудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});