Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи
Полеты без брюзжания и бурчания паромщик считал делом невозможным. Когда призрак, наконец, устал сам от себя, Брюгай крикнул:
— Полундра! Прямо по курсу вражеский флот!
Брю выглянул наружу. Под ним, расчерчивая океанскую гладь конусами волн, рассыпалась эскадра кроителей. Впереди армады шли три громадных и неуклюжих железных корабля, вооруженные до зубов. Вернее, до капитанской рубки, возвышающейся над палубой.
— Экие каракатицы, раздави их паром! — удивился Брю. — Железные корыта, да и только. И ни одной трубы или паруса!
С виду не удавалось определить, какая сила движет этими монстрами.
Только Брюгай собрался снизиться и сбросить своего пассажира на головной броненосец, как в воздухе показалась тройка птиц-фрегатов. Хищные изломы крыльев несли горховских, а теперь уже и дерговских прихвостней прямиком на уставшего от перелета попугая.
Пытаясь произвести высадку, Брюгай повалился на крыло и стал камнем падать на корму плавающей крепости. Фрегаты спикировали за ним. Еще чуть-чуть, и призрак не успел бы нырнуть сквозь корабельную обшивку, а рухнул бы вместе с Брюгаем в воду. Конечно, привидению что вода, что железо, что крепостные стены — все едино, но нужно было успеть вызвать незабвенное ядро, иначе бы убиенного подхватило какое-нибудь течение и отнесло от цели.
Брю еле успел. А вот Брюгай — нет. Старого попугайского боцмана у самой воды настиг клюв одного из фрегатов, потом последовал второй удар, третий… Птица без признаков жизни рухнула в воду, и волны понесли ее неизвестно куда.
Паромщик этого уже не видел. Влетев в темноту межпалубного помещения, он приложил все усилия, чтобы стать незаметным. Призрачное свечение почти удалось погасить, но хойбы-канониры, возившиеся с пороховыми зарядами, все же заметили мелькнувший между ними сгусток света. Пока они соображали, откуда в орудийной башне взялся летающий фонарь, Брю юркнул за гору ядер. Хойбы еще немного покрутили головами и принялись за свои дела.
Улучив момент, усопший отправился странствовать по плавающей крепости, проходя через переборки и палубы. Вскоре он добрался до кают-компании, где и обосновался, по старой привычке, в фонаре. Похоже, совещание было в самом разгаре.
Пока капитаны препирались, адмирал — пожилой краснолицый хойб по имени Трут — сидел молча, переводя взгляд с одного на другого. Наконец в кают-компанию вошел хойб-матрос. Он наклонился к большому волосатому адмиральскому уху и вполголоса сообщил новость:
— Прибыла черепаха-шпион.
— Ее уже допросили? — поинтересовался адмирал.
Присутствующие военачальники затихли.
— Пока еще нет, — ответил матрос. — Нужен уклист, разбирающий черепаший язык.
Трут покраснел еще больше.
— Так найдите его! Немедленно!
Загробный Брю навострил уши. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, призрак перекочевал в фонарь поближе к адмиральскому креслу и стал дожидаться, чем все закончится.
Уклиста нашли на одном из фрегатов. Худой и морщинистый хойб сам чем-то напоминал черепаху. Он почти слово в слово пересказал то, о чем кричали друг другу Олли и Пит. Память у черепахи оказалась в порядке.
Выслушав перевод «сушеного» уклиста, адмирал кроителей сделал приглашающий жест. Капитаны сгрудились возле него.
— Нам улыбнулась удача. Правитель Дерг будет доволен.
При этом имени кроители благоговейно замерли. Брю пробормотал себе под нос: «Ишь как вышколены, пиявки, морских блох им рундук!»
Дело было сделано. Теперь призрак-шпион мог рассказать своим друзьям, что их план сработал. Час решающего сражения неумолимо приближался. Оставалось только разыскать Брюгая, которого уже не было…
Глава 5. Побег принцессы-феи
Живя на островах, Пина Уткинс не знала, чем занять свое скучающее высочество. Все надоело. Она сама уже запуталась, в чем заключаются ее обязанности министра красоты. К тому же островные вожди постоянно надоедали просьбами «наколдовать» то личный дворец, то фонтан на площади, то прижизненный памятник.
Принцессе-фее было лень вникать в детали всех этих проектов, и она частенько «колдовала» все без разбору. Из-за подобного подхода возникали разные архитектурные нелепицы. Но до исправления ошибок Пина никогда не опускалась. «Вот еще, чушь какая! — говорила она. — Переживете. Только усмарил на вас изводить».
Кроме невыносимой скуки Пину терзали резкие перепады настроения. В такие минуты она начинала есть. И вскоре принцессу-фею невозможно было увидеть не жующей. Пирожные уничтожались за день подносами, а печенье, мороженое и орешки — вазами.
Однажды Пит, вернувшись из очередного морского похода, спутал ее в сумерках с одной из фрейлин. И тогда Пина прозрела. Рыдая от обиды, любительница сладкой жизни послала за Четырбоком.
Приговор эскулапа был более чем суров.
— У вас съестное недоумение, милочка, — изрек он и на секунду задумался. — То есть, как его… Недомогание, что ли? В общем, в вашем случае это не так важно.
— Ну, так лечите же меня! — воздев руки, надрывно воскликнула Пина. — А то я в свои наряды уже не влезаю!
— Спокойно, — Четырбок строго поднял указательный палец. — Лечение не терпит суеты. Постельный режим вам противопоказан, а неровный пульс, — доктор бесцеремонно взял принцессу за нос, — говорит о том, что нужен наниматель… Нет, скорее, отниматель…
— Какой такой отниматель? — возмущенно гундосила Пина, отдирая четырбоковскую руку от своего носа.
— Санитар! — вдруг как труба загудел Четырбок, так что у фрейлин заложило уши.
— Ш-ш-то угодно? — верный енот немедленно явился на зов.
Четырбок краем халата вытер лоб и сказал:
— Этой больной вредно есть. Нужно подежурить.
Санитар поднял хвост трубой и поклонился.
Приступы «съестного недоумения» следовали один за другим. Конечно, Пина очень хотела излечиться, но она также безумно хотела есть. И, тем не менее, «угощать» себя принцессе-фее становилось все труднее.
Четырбок объявил во дворце строжайший карантин. Теперь Пине разрешалось есть всего два раза в день. Завтрак состоял из большого стакана бодрянки и пары небольших пирожков, а обедать приходилось каким-нибудь рыбным блюдом, запивая его несладким чаем. Все остальное находилось под строжайшим запретом.
К тому же где-то на задворках бывшего горховского дворца, где в переделанных на свой лад покоях окончательно решила обосноваться Министр красоты, среди многочисленных кладовых окопался енот — «отниматель». Он появлялся, словно из-под земли, стоило только принцессе-фее поднести ко рту какое-нибудь лакомство. Санитар подскакивал, выхватывал съестное и, держа его в одной лапе, улепетывал на трех остальных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});