Йоханна Синисало - Тролль

Для наших город един, но каждый выделяет в нем что-то свое. В таком маленьком городке, как этот, у нас нет своих улиц, магазинов и галерей, но у каждого имеется своя потаенная топография, свои перекрестки; вон мужчина у моста прикуривает и затягивается, а мы видим его совсем иначе, чем другие, мы замечаем движение руки и взгляд исподлобья, которые для остальных — всего лишь визуальный мусор. Для наших существуют перекрестки, переулки и подворотни, которые имеют особое значение. Уголки парка и кинотеатры, которые другим кажутся ничем не примечательными, для нас обладают особым магнетизмом. Есть общественные туалеты, в которые идешь с большим волнением, чем на тайное свидание. И есть кабаки вроде этого кафе Бонго, куда любой может заглянуть на кружку пива — опрокинет одну-другую, может, даже как следует наберется — и выйдет, не заметив ничего особенного, будто побывал в случайном безликом кафе. Только наши чувствительны к его неосязаемой ауре.

В воздухе кафе Бонго плавает столько безмолвных вестей, что если бы они вдруг стали видимыми, кафе до самого потолка заполнилось бы радужной паутиной: красными нитями ревности, синими нитями тоски, ожидания и надежды, желтыми сигналами того, что пора делать первый шаг, потому что на непрозвучавший вопрос получен благосклонный ответ, и, конечно, не обошлось бы без абсолютно черных нитей презрения, разочарования и откровенной ненависти.

Есть минуты, когда люди вдруг становятся искренними и, оторвавшись от застолья, на мгновение раскрывают душу, как окно на дисплее. Но только для тех, кто умеет видеть.

У большинства людей чувства будто упакованы в пластиковую пленку. Поскольку это не лишает их зрения, они полагают, что прекрасно воспринимают окружающее, и не замечают, что оболочка обедняет другие ощущения — такие, как осязание или обоняние.

Вот, например, та сидящая у стойки гетеросексуалка. Глупая тетка решила, что зайти сюда — это круто, она, видно, что-то такое слышала о нашем кафе. Она вообще старается быть до смешного отчаянной — надела зеленые военные брюки и бандану, накрасила губы черной помадой и воображает, что лесбиянки бросятся к ней со всех ног. Или, может быть, не воображает, а втайне надеется.

Конечно, никто к ней не подсаживается. Она здесь уже не в первый раз, к ней относятся с ледяным безразличием, а она все приходит и приходит. Кто-то может сказать, что мы для нее — как звери в зоопарке, но у меня другая теория. Мы для нее — благородные дикари, обитающие за пределами регламентированного респектабельного общества, необжитая территория, на которую можно вступить, соблюдая необходимые требования. Если не испугаешься, сможешь пропитаться ароматом свободы, плюнешь на любые нормы, запросто станешь анархистом. Конечно, для нее прийти сюда — все равно что нанести смываемую татуировку на плечо. В этом есть прелесть беззакония, в котором, однако, еще нет ничего по-настоящему преступного, и ей никогда не придется размышлять, не слишком ли она эксцентрична, выйдя в таком виде на улицу до захода солнца.

BARTON WILLMAN.

THE BLACK AND THE INVISIBLE. 1985

FANTASIAROMAANI (El SUOM.)

It is said, once a wise man from the far North told me; it is said that there are in certain parts of Scandinavia cities within cities like there are circles within circles; existent yet invisible. And those cities are inhabited by creatures more terrible than imagination can create: man-shaped but man-devouring, as black and as silent as the night they prowl in.[12]

Начинаются новости, я лениво верчу в руках его игрушку, поглядывая на экран. Кризис в Пакистане, ограбление на военном складе в Пароле — огнестрельное оружие несомненно похищено русской мафией. Но следующее известие заставляет меня отложить игру.

АНГЕЛ

Я высыпаю палочки, из которых будут сложены буквы, освещаю их и проверяю через видоискатель, правильно ли ложатся тени. Складываю название фирмы, выбираю наиболее удачный угол и приступаю к съемке; название выстраивается буква за буквой. Начинаю, конечно, с целого слова, потом убираю палочки одну за другой, потому что так мне легче следить за расположением теней и не придется перекомпоновывать удачные фрагменты. Беру «полароид». Кажется, все идет хорошо.

Эта работа — чистая рутина, поэтому я оставил дверь между студией и квартирой открытой. Сейчас восемь вечера, я слышу, что Песси проснулся и ест свой первый завтрак.

Я выбрасываю фотографии: эти поделки совершенно не годятся для проекта, который задумал Мартес. Гашу лампу, собираю палочки и кладу их в ящик. В дурацком названии фирмы так много одинаковых букв, что мне понадобились целых две коробки. Жалко, что их нельзя вернуть в магазин, целлофановая упаковка уже порвана. Впрочем, клиент оплатит по счету и эти несколько марок.

Иду в комнату, открываю пиво, сажусь в кресло и включаю телевизор. Скоро явится Песси, потребует, чтобы я его развлекал; он играет совсем как кошка — будет ловить любой предмет, пока мне не надоест размахивать им.

«Начало зимы выдалось не слишком холодным. Возможно, поэтому крупные звери, которым уже давно пора было впасть в зимнюю спячку, продолжают вести активный образ жизни.

Осенью медведи и тролли неоднократно встречались на западной границе, а теперь такие случаи происходят даже в центральной Финляндии. Только на прошлой неделе в окрестностях Ювяскюля тролли были замечены трижды, то есть столько же раз, сколько за все последние сорок лет. Эти крупные животные обычно устраиваются на зимовку не позднее ноября, но совсем недавно их следы обнаружены в дачных поселках на берегу озера Пайанне и в других местах. Кроме того, появление троллей зафиксировано на юге — в Хейноле, Янаккале и в окрестностях Тампере».

На экране появляется старушка, она рассказывает, как, направляясь к сараю, увидела странных существ. Ее сменяет Илпо Коела — известный ученый и охотник из Оулу. Зимой тролли, как правило, не активны, утверждает он, но если зима не холодная, то даже медведи прячутся в берлоги гораздо позднее обычного. Он говорит, что тролли, очевидно, не заготовили осенью достаточного количества пищи и теперь спешно пополняют свои запасы, решившись покинуть обычные места охоты и подойти ближе к городам.

Противоположной точки зрения придерживается эколог: он думает, что причина необычного поведения животных заключается не в нехватке пищи, а в загрязнении окружающей среды.

«Во многих местностях тролли питаются птенцами и разоряют гнезда, они любят птичьи яйца и съедают все до остатка. Возможно, что после пожара в Карасъёки в Лапландии тролли, питавшиеся птичьими яйцами, отравились тетрахлордиоксином».

Ведущий спрашивает, какое действие оказывает это вещество, и эколог начинает говорить о мутациях, а я замечаю, что Песси как-то затих, наверное, безобразничает. Я оборачиваюсь и ищу его взглядом. Он сидит, скорчившись, как обычно, повернувшись ко мне узкой черной спиной, уши вздрагивают, ловя звуки, хвост чуть шевелится, как всегда бывает, когда зверь сосредоточен. Я встаю с кресла и, хотя в комнате стало уже темно, вижу, что Песси вытащил палочки и гибкими пальцами складывает из них почти правильную пирамиду.