Олаф Бьорн Локнит - Пожиратели плоти

– …и покатилась его голова прямо мне под ноги, – увлеченно рассказывал офицер, не забывая откусывать от лепешки. – Так я и расправился с этим Зогар Сагом. Премерзкий был колдун, скажу я вам, даже меч было марать жалко…

Стараясь никого не потревожить, Ларго тихо пристроился около костра – он любил послушать рассказы бывалых офицеров. Хотя здесь на лицах окружающих он почему-то приметил не почтительное внимание к повествованию, а едва сдерживаемые улыбки.

– А я слышал, Чепозус, что ты его из лука подбил, – невинным тоном заметил один из гвардейцев.

– Сначала из лука, – не смутился пехотинец. – Но, думаешь, это Сетово отродье так просто извести? Пришлось еще и мечом добавить…

– А потом, говорят, ты организовал оборону Велитриума? – уважительно допытывался гвардеец.

– Почему только я? – скромно удивился Чепозус, – Там было достаточно защитников – поселенцы, разведчики…

– Конечно, нужно же было этим бездельникам хоть чем-то заняться, пока ты в одиночку сражался в лесах с колдуном и пиктами! – поддакнул гвардеец под прорвавшийся наконец наружу хохот остальных.

Видимо, над Чепозусом и его рассказами смеялись часто и подолгу, так как он не выразил сильной обиды. Вернувшаяся наконец к нему фляга с элем вновь настроила пехотинца на повествовательный лад.

– Вы вот все ржете, думаете – врет старина Чепозус. А вы бы у нашего короля спросили! – Ларго услышал сбоку ехидный возглас: «А, может, прямо у Эпимитриуса?» – Я короля Конана еще по пиктской войне знаю. Когда он с войском осадил Тарантию два года назад, я сразу понял, что он своего добьется. И вот, дежурю я как-то ночью у входа в королевский дворец – а тут вдруг топот, шум, факелы… Я уж приготовился принять бой – и неожиданно слышу: «Чепозус, это же я, Конан! Присоединяйся к нам, зачем тебе сражаться за эту старую развалину!»

– Наш король молодец, сразу сообразил, что без помощи Чепозуса он ни за что трон не получит! – прокомментировал кто-то, невидимый в темноте. Чепозус, не обратив на остряка внимания, вдохновенно продолжал:

– «Но я же давал клятву верности Нумедидесу! – вскричал я, не вкладывая меч в ножны. – Я знаю, что ты победишь, но не могу нарушить свое слово. Лучше сразу убейте меня!» И, клянусь Митрой, наш будущий правитель посмотрел на меня с уважением. «Я не могу убить тебя, ведь мы вместе сражались у реки Молний,» – сказал он. И тогда положение спас Просперо Пуантенский: «Ты клялся в верности прежде всего родной стране, а она стонет под игом нынешнего короля. Я принц, и я освобождаю тебя от клятвы Нумедидесу!» Теперь меня ничто не связывало, и, схватив факел, я повел восставших в покои короля. Но его там не было – старая лиса бежала! «Скорее в тронный зал, он не мог уйти далеко!» – позвал я и бросился вперед, освещая путь остальным. Нумедидес, потерявший рассудок, сидел на троне. «Конан, вот твоя корона, – сказал я, поднимая факел. – Так возьми же ее ради всей Аквилонии!» И наш теперешний король просто взял и задушил Нумедидеса! «Благодарю тебя, верный друг,» – произнес он потом и пожал мне руку.

– И опять подарил меч? – поинтересовался один из опытных слушателей.

– Нет, перстень, – с достоинством ответил Чепозус. – Но недруги украли его у меня, чтобы я не смог подтвердить свои слова…

По лицам гвардейцев Ларго понял, что прозвучавшая история, явно плод долгих творческих мук славного пехотного офицера, произвела некоторое впечатление. Чепозус это тоже понял и поспешил закрепить достигнутый успех:

– Вот, помню, лет пятнадцать назад, когда вы еще держались за мамкин подол, случилось мне сопровождать нашего посланника в Туран. И пришлось нам заночевать прямо в пустыне. Стою я в карауле, и вижу…

Ларго поднялся и побрел по лагерю, оставив бравого офицера развлекать слушателей сказаниями о собственных подвигах. Негромко потрескивающие костры освещали лица сидящих вокруг солдат, слышались неспешные бивачные разговоры и смех, булькала закипающая вода в котелке – и Ларго охватило ощущение, что он нашел свое место в огромном и не всегда справедливом мире, и здесь его дом – отныне и навсегда.

Донесшиеся до Ларго лютневые переборы заставили его прислушаться. Песни Ларго любил не меньше, чем истории о воинских подвигах, и потому двинулся на звук. Он сам не заметил, как преодолел небольшой овражек, отделявший королевский лагерь от придворного, и оказался в лабиринте шатров и мелькании факелов. Здесь царило чуть ли не предпраздничное настроение. У самого большого костра толпились хорошо одетые люди, слуги разносили вино и сладости, а в отдалении на лежащем дереве пристроился придворный музыкант, бережно обнимающий лютню. Исполнялась баллада о воителе Алькое, повествующая одну из легенд о его смерти. В последнее время при дворе вошли в моду старинные песни и предания, и музыканты сбивались с ног, разыскивая по деревням седых сказителей и упрашивая их спеть что-нибудь из былого.

Под мелодичное звучание струн напевно лился голос, произносящий древние строки:

В пламенеющем рассветеКак скала, он возвышался,Трупы вражьи попирая.Кровь текла из ран глубоких,Силы были на исходе —Только меч разил привычно.А в глазах плескалось небо,Напоенное отвагой.И стигийцы, умираяОт его руки, шептали:"То сам Митра к нам спустилсяВ человеческом обличье!"

Чуткие пальцы музыканта неуловимо изменяли свой бег, и мелодия звучала то тревожно, то мягко, лютня могла рыдать, подобно женщине, а порой в ее переливах явственно слышались боевые трубы. Певец сидел, полузакрыв глаза, и, казалось, его ничто не интересует, кроме рождаемой струнами музыки и сливающихся с ней слов позабытой баллады:

Пыль клубится над долиной —То спешит на помощь другуМолодой король Олайет.Сто десятков с ним отважныхРыцарей, готовых полеЗатопить стигийской кровью.Лишь прекрасная Энея,Побледневшая от горя,Тихо слезы утирает.Нет в живых ее Алькоя,Сердце деве подсказало —Сердце, полное любовью…

– Посмотри-ка, Сервилий, даже солдафоны не остаются равнодушными к искусству великого Тилбери!

Ларго обернулся – двое придворных проследовали мимо, непринужденно беседуя и не удостоив юношу более ни единым взглядом. Ларго попробовал на вкус уже готовый язвительный ответ – и промолчал, решив, что все равно ничего не докажет. Но удовольствие от баллады было безнадежно испорчено, и Ларго поплелся к своим.

Большинство гвардейцев, завернувшись в плащи, спали вокруг костра. Ларго пристроился между двумя товарищами, надеясь, что их мощные спины согреют его в наступившей ночной прохладе, и провалился в сон.