Александр Зорич - Люби и властвуй

– Простите, госпожа, я забыл представиться. Атен оке Гонаут, чиновник Иноземного Дома.

– Очень приятно, ― смутилась и, наверное, покраснела черноволосая девчушка. ― Я ― Овель исс Тамай.

Вот этого Эгин не ожидал. Овель исс Тамай. Стало быть, родственница Сиятельного князя, а точнее, его жены. Иногда на ночных улицах Пиннарина можно встретить простоволосыми и заплаканными таких женщин, аудиенции у которых в иное время в ином месте ты мог бы безуспешно добиваться месяцами.

Хм… оке Тамай. Эгин был порядком удивлен. И даже ― немного оробел. Так значит. Хорт оке Тамай, владелец «Дикой Утки», тоже, должно быть, ее родственник?

– Простите, госпожа, невольный вопрос.

Да-да? ― испуганно откликнулась девушка, прильнув ухом к двери.

– Вам, должно быть, приходится родственником Хорт оке Тамай?

Девушка словно бы окаменела. На секунду, не больше. Но пока эта секунда длилась, ее лицо было лицом каменной женщины с траурного барельефа в тлетворной глубине какого-то фамильного склепа. Склепа рода Тамаев, к примеру.

– Приходится дядей, ― отвечала она, взяв себя в руки.

– Жаль, что ваш дядя не может позаботиться сейчас о вашей безопасности, ― с искренним сожалением проговорил Эгин.

– В самом деле жаль, ― ледяным шепотом отвечала Овель исс Тамай.

Тактичность не была самой сильной чертой характера Эгина, но даже ее было достаточно для того, чтобы прекратить расспросы. Тем более что на улице, по-видимому, назревало нечто более интересное, чем болтовня с хорошенькой девушкой.

Эгин не ослышался. То был собачий лай. Но откуда, милостивые гаазиры? Откуда? А как же указы? Как же городские уложения? Причем собак было, по меньшей мере, две, и, судя по лаю, это мощные, здоровые псы, наподобие тех, что были в фаворе у Вербелины. Да только что они делают на Желтом Кольце?

– Это за мной! ― вздрогнула Овель. ― Они шли по следу, они сейчас будут здесь.

Как ни странно, на этот раз с самообладанием у нее было все в порядке. Никаких слез и истерик. Впрочем, многовато будет истерик для одного раза.

Эгин понял, что самое время взять ситуацию в свои руки. Он отстранил Овель, рванувшуюся к двери, закрыл предательски заскрипевшую дверь на внутренний засов и, стиснув запястье девушки мертвой хваткой, вовсе не напоминающей слюнявое прикосновение чиновников из Иноземного Дома, решительно потащил ее в глубь дома.

Все дома в Желтом Кольце были устроены на один и тот же манер. И этот пустующий дом был похож на Дом Голой Обезьяны если не как брат-близнец, то, по крайней мере, как кузен. Жилые помещения ― на втором, третьем этажах. На первом ― людская, кухня, конюшни и отхожие места. Коль скоро дом сдается, а значит, пока пустует, должен быть пуст и первый этаж.

Сторож, конечно, не дурак и предпочитает дрыхнуть в самом роскошном из господских покоев. Вдобавок он наверняка мертвецки пьян ― надо же, даже запамятовал запереть двери на ночь (днем двери домов, отведенных под съем, никогда не запирались, чтобы всяк желающий мог зайти внутрь и примериться к роли нового хозяина апартаментов). Это означало, что существовала вероятность того, что черный ход, который выводит во внутреннее Желтое Кольцо, где вьется сточная канавка, в которую впадают речки, начинающиеся в отхожих местах, остался, как и парадный, открытым. На него-то и рассчитывал Эгин.

Внезапно у самого черного хода Овель встала как вкопанная и, воззрившись на Эгина своими бездонными карими глазами, сказала:

– Я боюсь, что у вас будут неприятности, милостивый гиазир Атен оке… оке… Неважно. Лучше бы вам, наверное, уйти.

– Так вы передумали идти к Северным воротам? ― переводя дух, поинтересовался Эгин не без некоторой издевки.

– Можно сказать, что да, ― сказала Овель, и ее глаза налились слезами.

Эгин зло сплюнул на пол. От этого белого аютского во рту всегда горько. Мерзавцы добавляют что-то к винограду, чтобы он быстрее бродил. Цепкие пальцы Эгина несколько ослабили хватку. Затем он окинул Овель исс Тамай недоуменным взглядом. Растрепанные волосы, даже не причесалась, дурочка. Очень богатые серьги. Ценой в целую конюшню из пяти голов. Наспех зашнурованное на груди платье с какими-то благородными вензелями. Оке Тамаев, надо полагать. Белая нижняя юбка выглядывает снизу трогательно и очень по-детски. Она порвана и чем-то испачкана. И босые ноги тоже, разумеется, грязные.

Ресницы Овель дрожали. Уголки губ поползли вниз. Эгин стиснул зубы. Он сызмальства терпеть не мог плачущих женщин. К числу несомненных добродетелей Вербелины исс Аран можно отнести то, что она ни разу не плакала при Эгине. Ни с корыстными целями, ни с бескорыстными. Впрочем, о Вербелине исс Аран Эгин в тот момент даже не вспоминал.

– А я не передумал, девочка. А мне самый раз прогуляться к Северным воротам, ― медленно и внятно процедил Эгин и стал возиться с засовами на двери черного хода.

«Зачем? Что я делаю? Что происходит?» ― Ни тогда, ни после Эгин так и не смог дать полного и исчерпывающего ответа на эти простые вопросы. В тот момент он понимал только одно: эту странную девицу, родственницу Сиятельного князя, ни в коем случае нельзя оставить на поживу людей, без всякого страха разгуливавших по Желтому Кольцу со своими четвероногими волкодавами.

– Это еще что такое? ― раздался хриплый голос откуда-то сверху.

Сторож. Ясное дело, это он. Странно, как еще раньше не проснулся. Овель схватилась за локоть Эги-на. «Ага, все-таки не хочешь оставаться!» ― хмыкнул Эгин, не отрываясь от своей возни.

– Я спрашиваю, что вы, двое блудников, тут делаете, парша вас возьми! ― сторож спускался вниз. В руках у него был допотопный масляный светильник. ― Вы что же тут, спаривались не по правилам? В честном доме господина Малла? Пользуетесь тем, что старый человек прилег на часок отдохнуть? И откуда такие только берутся! С виду благородные, а по чужим домам шастают…

Каждый новый риторический всплеск сторожа сопровождался отчаянным скрипом ступеней лестницы. Старый человек прилег отдохнуть! Надо же! Эгин бросил оценивающий взгляд на сторожа, благо лампа отлично освещала его заросшее щетиной, обрюзгшее лицо. Да ему наверняка не больше сорока! Как, собственно, и Норо оке Шину. А как представляется возможность побрюзжать, так такие тут же примазываются к убеленным сединами старикам!

Наконец-то дверь поддалась и распахнулась в сырую бесприютность Внутреннего Кольца. Эгин обернулся ― сторож был уже совсем рядом. Этот пьяный хрыч, разумеется, не опасен. Он безоружен. А если бы даже и был он вооружен, что такое сторож против офицера Свода Равновесия? Самое подлое и с какой-то точки зрения правильное, что он может сделать, это начать бить в пожарный колокол. Дескать, «Грабят! Горим! Прелюбодеи!». Колокол. Шум… Эти люди с собаками, пожалуй, будут обрадованы и пожалуют сторожу, упростившему их маневры, пару медных авров. А что пожалует ему сам Эгин?