Дженнифер Роберсон - Певец меча

– Это называется путаница, – перевел я. – Ты запуталась.

– Запуталась, – эхом отозвалась она, – да, – она снова положила меч в ножнах на пол рядом с моим оружием, совсем близко к кровати, потом влезла на матрас, села и закуталась в одеяло. – Что мне делать?

Не часто Дел дает мне шанс что-то ей посоветовать и заданный вопрос подтвердил, что она действительно была в полной растерянности.

Я присел на край кровати.

– Это как-то связано с человеком, которого ты убила? Тогда, в круге?

Дел вздохнула, задумчиво глядя в стену.

– Да и нет одновременно.

– Он был один из налетчиков.

– Да, я помню его. Я помню всех, – она покачала головой, пытаясь отогнать воспоминания. – Сначала я думала, что ошибаюсь, потому что не могла поверить… но я не могла забыть их лица, хотя так хотела… слишком часто я видела их во сне.

– Даже собакам снятся сны.

Бледная попытка посочувствовать экспромтом. Дел даже не улыбнулась.

– А я и не хочу, Тигр. Я хочу помнить их, пока не соберу долг со всех.

Одна тонкая рука выбралась из-под защиты одеяла. Дел заткнула одеяло под колени и подтащила его поближе к подбородку. Робким, отчаянным движением она коснулась моего плеча, нашла старый шрам и начала гладить его.

– Было так приятно убивать этого человека, – сказала она.

Тон не соответствовал словам.

– Не настолько приятно.

Ее пальцы на секунду застыли, потом продолжили бессмысленное движение.

– Я принесла клятву.

– Я знаю. В клятве ты переборщила… и поэтому запуталась, – я поймал ее руку и сжал. – О чем ты спрашивала меч?

– Какой риск следует избрать.

Я нахмурился.

– Риск?

Дел засунула прядь волос за левое ухо.

– Если я пойду по следу Аджани, поиск может занять недели, месяцы, даже годы, – она сжала губы. – А у меня осталось не так много времени, прежде чем кого-то опять отправят по моему следу.

– А если ты поедешь на Север, чтобы предстать перед судом своих ровесников и учителей, ты можешь потерять след Аджани, – я кивнул. – Нелегкий выбор.

– Наоборот. Слишком легкий, – она высвободила руку, потянулась к своей шее и сняла что-то. Дел подержала вещицу в лунном свете – красно-коричневые кусочки янтаря на шнурке. – Я сделала это, – тихо сказала она, – десять лет назад. Сделала и подарила моей матери на день рождения.

Я вспомнил, как она снимала что-то с шеи мертвого Южанина и прятала трофей в кулак.

– Риск, – тихо повторил я. – Ты охотишься за Аджани – вчера, сегодня, завтра – а остальные будут охотиться за тобой.

Она убрала ожерелье.

– Я многим обязана своему ан-кайдину.

– И поэтому ты просила его совета, – в моей голове снова зазвучала ее песня и я опять увидел пылающий меч. – И что он сказал, баска?

– Ничего, – выдавила Дел и по бледной щеке скатилась слеза.

Мы были друзьями. Делили круг и постель, но во многом оставались чужими. Мы боялись лишний раз проявить свои эмоции. Каждому из нас так долго не нужен был никто кроме самого себя, что теперь мы не могли повернуть ключ и освободиться – говорить то, что хочется говорить и делиться тем, чем следует делиться. Северная женщина и Южный мужчина, рожденные жестокостью, созданные гневом, стремлением справиться с теми, кто попирал их, научились ничего не говорить о страхах, зная, что от их слабости эти страхи могут ворваться в их жизнь.

От вида плачущей Дел из моей головы вылетел дурман акиви. Теперь уже запутался я, не зная, что же предпринять: попытаться успокоить ее или оставить в покое, чего она так часто от меня требовала.

Аиды, ну как мужчине разобраться?

Ну… я и раньше видел, как рыдают женщины, но эта всегда требовала равенства. Она запрещала мне проявлять снисходительность и вспоминать, что она слабый пол.

Дел по крайней мере не всхлипывала и не растирала торопливо слезы по щекам, как обычно поступают остальные. Каким-то образом, несмотря на все беды, Дел осталась женщиной и боялась, что обнаружив это, я потеряю уважение к ней.

Дел просто плакала, не вздрагивая. Она сидела на кровати и слезы катились по щекам.

Аиды, ну за что мне такое?

Может стоит попробовать…

Дел пошевелилась, когда я коснулся ее, показывая как только мог, что несмотря на все случившееся – несмотря на слезы – я хотел ее. Но очевидно я не угадал.

– Не сейчас, – раздраженно сказала Дел, отстраняясь.

– Я подумал…

– Я знаю, что ты подумал, – лицо ее еще было мокрым, но слезы уже не текли. Она смотрела на меня хмуро. Я мог представить, что последует дальше. – ЭТО не всегда ответ, Тигр… хотя тебе или любому другому мужчине в такое трудно поверить.

Она знала обо мне все. Знала когда и куда ударить. И, как всегда, точно нанесла удар по моей гордости. Чувство беспомощности возросло пропорционально внезапно захватившему меня желанию.

– Аиды, Дел, что ты от меня хочешь? Я пытаюсь помочь тебе…

– Мне? Или себе? – она вскочила, сдернула с кровати одеяло и, завернувшись в него, ушла к окну.

У меня не осталось ни одеяла, ни терпения. Я шлепнул себе на бедра подушку, радуясь, что Дел оставила мне хоть что-то прикрыться, и уставился на нее.

– А что, в аиды, предлагаешь мужчине делать? Догадываться? Особенно с тобой. Ты такая колючая, что я никогда не знаю, когда ты планируешь ударить меня.

– Я не планирую, – сказала она. – Так получается. Ты сам иногда на это напрашиваешься.

– Сейчас например? – я кивнул. – Прекрасно. В следующий раз я оставлю тебя одну.

Она тяжело вздохнула.

– Иногда женщине нужно, чтобы ее просто обняли.

– Иногда мужчина и сам хочет обнять женщину, – бросил я в ответ, – но он не знает, нужно ли ей это.

Дел ничего не сказала.

– Особенно тебе, – добавил я. – Я никогда не знаю, лежу я в постели с танцором меча или с женщиной. С твоими способностями в круге, Дел, в тебе больше от мужчины. Я знаю, что так и должно быть, знаю, почему это происходит, но в постели мне нужна ты, а не ан-истойя.

Она надолго закрыла глаза. Когда Дел снова взглянула на меня, глаза уже не блестели от слез, но в них было столько горя.

– Ты спал со мной больше, чем кто-либо, – тихо сказала она, – не считая Аджани.

Я не смог отвести взгляда. Уже не сомневаясь, я поднялся, откинул подушку и подошел к женщине. Вспомнил холоднокровную ан-истойя – талантливого танцора меча с Севера – и девочку, у которой украли детство.

Я обнял ее. Просто прижал к себе. Только в этом мы оба и нуждались.

6

Песок уступал земле, жесткая поросль – траве, а колючки – остроконечным деревьям и раскидистому кустарнику, который я видел впервые. Изменился даже запах. Я вдыхал его с отвращением, держал на языке и в конце концов понял, что шел он от деревьев. Едкий, стойкий аромат, ненамного отличавшийся от запаха хувы, хотя вдыхать его можно было не опасаясь последствий.