Эрик Ластбадер - Воин Опаловой Луны

Третья женщина была из числа тех, которых все время выбирал Мойши. Она была слегка покрепче, чем две остальные, с каштановыми волосами и матовой оливковой кожей, что напоминало Мойши искаильтянок, оставшихся далекодалеко. Сколько бы он ни старался, никак не мог привыкнуть к бледной коже женщин Шаангсея.

– Я приду за тобой, когда настанет время перекусить, – сказал Коссори, обнимая своих двух женщин сразу.

– Скорее это я за тобой зайду, – ответил Мойши. Его женщина хихикнула.

Он не был голоден и не хотел пить, поэтому женщина повела его по коридору, благоухающему кедром, вверх по спиральной лестнице на второй этаж.

Она отворила дверь, и они вошли. Он услышал шум вздыхающего моря. Прошел через комнату и распахнул колеблющиеся занавеси. Окно, выходящее на океан, было открыто. Онна и вправду никогда не забывала ничего, какой бы мелочью это ни казалось. В конце концов, она занималась делом настолько личным и тонким, что забыть хотя бы о чемто, что может пожелать посетитель, значило просто разрушить гармонию. А ведь именно гармонию, в конце концов, и продавали в Сайтогуши.

Комната была устроена на манер капитанской каюты. Может, она была в Сайтогуши одна такая или одна из многих. Кто знает? Да и что это меняло?

Низкий туман наступал с моря, волнами катился по улицам – глубиной по колено. Луна пряталась за полосой ровных слоистых облаков, тяжело висевших в поблескивавшем ночном небе.

Мойши ощутил легкое прикосновение к плечу и обернулся. Слабое свечение окружало ее голову в косо падающих изпод крыши лучах ночного света. Запах кедра был силен даже здесь, но мускусный запах женщины был сильнее. Он раскрыл объятия. Она подошла и поцеловала его, открыв рот. Он ощутил горячее электризующее мгновенное прикосновение ее языка. Ее дрожащие руки скользнули по телу Мойши, и его одежда сползла, шелестя, на пол.

Было чтото невероятно возбуждающее в том, чтобы быть совершенно обнаженным, в то время как она была все еще одета. Это какимто образом напомнило ему об Элене. Может, именно потому он выбрал ее?

Женщина провела по его телу кончиками пальцев и прерывисто вздохнула, ощутив твердость его плоти.

Внезапно она распахнула платье, словно птица крылья, и взобралась на его крепкое, мускулистое тело, дыша в ямку на его шее.

Снаружи, на раскидистых ветвях древней сосны, потрепанной идаинанами, но не сломленной, огромная сова дважды моргнула на свет светильника, льющийся из окна, и заухала в ночи.

На рассвете он обнаружил себя посреди знакомой улицы. Это был Шаангсей, но когда он осмотрелся по сторонам, то с удивлением подумал: как может быть, чтобы на этой улице совсем никого не было?

Это была улица Зеленого Дельфина, он был уверен. Разве вон там, почти прямо перед ним, не болтается на ветру вывеска «Мартышкикрикуньи»? Да, верно. А вот и аллея, где…

Голова у него болела, словно ее сжимали в гигантских тисках. Ноздри его расширились. Что за вонь?

Он посмотрел вниз. В руке он сжимал записку. Он прищурился, но в неверном свете прочесть ее было невозможно. Тем не менее он знал, что там написано: «Жди меня в аллее на улице Дельфина».

И, похоже, он пришел. Но почему именно эта аллея из многих выходящих на эту длинную извилистую улицу?

Вонь, казалось, усилилась, и он понял, что она сочится из аллеи на другой стороне улицы Зеленого Дельфина. Он должен идти туда. В конце концов, именно ради этого он сюда пришел. Но он замер на ходу, словно раздвоился – одна часть не слушалась другую.

Страх приковал его к месту.

Он не хотел идти в сырую темную аллею.

Теперь он видел себя словно бы с высоты. Он был бесплотным наблюдателем, беспомощно смотревшим, как его тело идет к аллее. Нет! – хотелось ему закричать. Нет, стой! Не ходи туда! Но у него, повидимому, и голоса тоже не было. Он не мог подавить переполнявшего его все нарастающего чувства опасности, когда увидел себя входящим в черный провал.

Но вместо того чтобы потерять себя во тьме, он увидел, что может наблюдать за самим собой, и в тот же самый момент вывеска «Мартышкикрикуньи», улица Зеленого Дельфина, весь Шаангсей исчезли, как будто их и не было никогда.

Он увидел сверху, как его тело склонилось над непонятной грудой, увидел тело человека из Кинтая, истерзанное, распоротое – наваждение, страшный шедевр.

И тут он понял, что его испугали не эти жалкие человеческие останки, а тот, кто совершил это зло.

Он заставил себя снова посмотреть на этот ужас, чтобы не забывать никогда, и тут на него снизошло откровение. Возможно, потому, что он посмотрел на тело именно под этим углом, или то, во что были превращены его внутренности. Чтото… чтото…

– … ши, вставай!

Ктото тихонько тряс его. Но он уже почти догадался и, бормоча, отвернулся.

– Лучше я. – Другой голос, крепкая хватка. Его поднимают, выдергивают из сна, из постели.

Он досадливо отмахнулся ребром ладони, ощутил, как его руку перехватили посреди движения, зажали словно в железных тисках.

– Спокойно, дружище. Просыпайся. Голос Коссори. Мойши открыл глаза.

Он без единого слова встал и быстро оделся. Оглянувшись, он увидел, как ее гладкая кожа светится в лунных лучах. Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Они вышли.

Ночь кончалась. Луна давно уже прошла зенит. Теперь она стояла даже ниже полосы облаков над крышами домов – огромная, белая как кость – и медленно скользила к окоему. Холодно мерцали звезды, казавшиеся близкими, словно луна.

– Нам надо прогуляться, – сказал Коссори. – Я не стал звать рикшу. – Он глянул на Мойши. – Ты в порядке?

Мойши попытался рассмеяться, но лицо его было угрюмым.

– Ода. Просто… просто мне коечто приснилось. Вокруг сейчас было мало народу – парадругая пьяниц, спотыкаясь, брела по улице, сонное семейство сгрудилось на крыльце, два дряхлых старика играли в кости. Огромные тени трепетали, бежали по кирпичным стенам как в свете волшебного фонаря, по мере того как они проходили мимо уличных фонарей. Спустя некоторое время Коссори тихо спросил:

– Ты мне не расскажешь свой сон?

Мойши тяжело вздохнул, все еще находясь под впечатлением кошмара.

– Я был на улице Зеленого Дельфина, напротив той аллеи, где мы с Эрантом нашли труп того китайца. – Залаял и замолк пес, рывшийся в отбросах гдето в аллее впереди них. – Я рассматривал тело еще раз, и мне показалось… не знаю, я словно поновому увидел его. – Слева, из темного кирпичного здания, из окна второго этажа до их слуха донесся легкий женский голос, певший печальную шаангсейскую песню на диалекте кубару.

– И что тебе показалось на сей раз другим? – спросил Коссори.

– В томто и дело, что я не могу вспомнить. Теперь можно было разобрать слова. Это была песнь об утраченной любви.