Тэд Уильямс - Поворот Колеса

— Не должно было? Ты хочешь сказать, что ситхи ничего не значат для Короля Бурь?

— Он очень долго строил свои планы. Во всем этом для него нет ничего неожиданного. По правде говоря, королева норнов предупреждала меня, что нечто подобное может произойти.

— Ах вот как, она тебя предупреждала! Ты неплохо информирован, Прейратс, — ярость в голосе Элиаса все еще не угасла. — Тогда может быть заодно ты скажешь, что случилось с Фенгбальдом? У нас нет о нем никаких сведений. Удалось ему выгнать моего брата из его логова?

— Наши союзники не придают этому никакого значения. — Прейратс снова поднял руку, на сей раз для того, чтобы предупредить сердитую реплику короля. — Помилуйте, ваше величество, вы просили прямоты, и вы ее получили. Они чувствуют, что Джошуа побежден и что вы напрасно тратите на него время. Что же касается ситхи, то они были врагами норнов с незапамятных времен.

— Но тем не менее это тоже никого не волнует, если только правда то, что ты говорил мне раньше. Король сердито взглянул на священника. — Я не понимаю, как они могут иметь большее значение, чем мой предатель-брат, и в то же время не стоить нашего беспокойства даже после того, как был убит одив из самых верных моих союзников. Сдается мне, что ты играешь двойную игру, Прейратс, и помоги тебе Бог, если я окажусь прав.

— Я служу только своему господину, ваше величество, а не Королю Бурь или королеве норнов. Все это вопрос времени. Джошуа когда-то представлял для вас некоторую угрозу, но вы победили его. Скали был нужен, чтобы защитить вас с тыла, но теперь в этом нет необходимости. Даже ситхи ничем не угрожают нам, потому что они не смогут выступить против вас, пока не освободят Эриистир. Они, видите ли, связаны древней клятвой верности. Уже слишком поздно — они ничем не могут помешать вашей окончательной победе.

Элиас задумчиво смотрел на дымящийся кубок.

— Тогда почему мне снится, как они едут?

— Вы очень приблизились к Королю Бурь, сир, с тех пор как приняли его дар, — Прейратс указал на серый меч, снова опущенный в ножны. — Он одной крови с ситхи — или был одной крови с ними, пока жил, если быть точным. Вполне естественно, что действия зидайя привлекли его внимание и таким образом дошли до вас. — Он на несколько шагов приблизился к королю. — У вас были другие… сны… до этого, не правда ли?

— Ты прекрасно знаешь, что были, алхимик. — Элиас осушил чашу и поморщился, проглотив питье. — Мои ночи, те немногие ночи, когда сон приходит ко мне, полны им! Полны им! Этим ледяным существом с горящим сердцем. — Его взгляд блуждал по темным стенам, внезапно наполнившись ужасом. — Темными пространствами, между…

— Успокойтесь, ваше величество, — перебил его Прейратс. — Вы много страдали, но велика будет и награда. Вы знаете это.

Элиас медленно покачал головой. Когда он заговорил, голос его дребезжал от напряжения.

— Хотел бы я знать, как я буду ощущать себя, когда он… сделает это со мной. Лучше бы я знал это до того, как заключил эту дьявольскую сделку. Спаси меня Бог, лучше бы я знал!

— Позвольте мне принести мой снотворный воск, ваше величество. Вы нуждаетесь в отдыхе.

— Нет, — король неуклюже поднялся с кресла. — Я не хочу больше снов. Лучше никогда не спать.

Элиас медленно двинулся к двери, отмахнувшись от предложенной Прейратсом помощи. Он долго спускался по крутым ступенькам.

Священник в красной рясе стоял, прислушиваясь к затихающим шагам. Когда огромная входная дверь заскрипела, открылась и с грохотом захлопнулась, Прейратс мотнул головой, как бы отгоняя раздражающую мысль, и пошел к книгам, которые он спрятал раньше.

Джирики ушел вперед, его плавные шаги оказались неожиданно быстрыми. Эолер, Изорн и Уле следовали за ним несколько медленнее, пытаясь осмыслить удивительные вещи, которые они видели вокруг. Особенно тяжело это давалось Эолеру, для которго эрнисадаркский Таиг был второй резиденцией. Теперь, следуя за ситхи через гору Эрна, он чувствовал себя отцом, однажды по возвращении домой обнаружившим, что все его дети — подмешали.

Ситхи построили свой палаточный город так быстро, яркие ткани были так ловко натянуты между окружавшими Таиг деревьями, что начинало казаться, будто они жили здесь всегда и место это веками принадлежало им. Даже цвета, издали раздражавшие своей излишней яркостью, теперь казались ему более приглушенными — тона летнего восхода и заката, прекрасно сочетающиеся с королевским дворцом и садами.

Если даже их временные жилища уже казались естественной частью горы Эрна, то и сами зидайя, судя по всему, были как у себя дома. Эолер не заметил никаких признаков робости или смущения у окружавших его ситхи; они не особенно обращали внимание на графа и его спутников. Бессмертные двигались спокойно и горделиво; работая, они подбадривали себя веселыми песнями, на языке хотя и чуждом, но странно знакомом певучими трелями и долгими гласными. Они пробыли здесь не больше одного дня, но чувствовали себя на заснеженной траве под деревьями не хуже, чем королевские лебеди, скользящие по зеркальной глади пруда. Все, что они делали, говорило о безмерном покое и достоинстве; даже веревки, которые они связывали и переплетали, чтобы придать форму своему палаточному городу, выглядели как подручный инвентарь старого волшебника. Наблюдая за ситхи, Эолер, всегда считавшийся легким и грациозным мужчиной, вдруг показался себе грубым и неуклюжим.

Только что возведенный дом, за стенами которого исчез Джирики, представлял собой кольцо из туго натянутого голубого и бледно-лилового шелка, окаймлявшее один из самых великолепных старых дубов Таига, словно загон вокруг призового быка. Поскольку Эолер и его друзья остановились в нерешительности, из дома выглянул Джирики и кивком пригласил их войти.

— Прошу вас, поймите и простите, если моя мать несколько выйдет за пределы вежливости, — прошептал Джирики. — Мы только что оплакали моего отца и Первую Праматерь. — Он провел их в помещение, где трава была совсем сухой, очищенной от снега. — Я привел графа Эолера из Над Муллаха, — сказал он, — Изориа Изгримнурсона из Элвритсхолла и Уле Фреккесона из Скогги.

Женщина-ситхи подняла глаза. Она сидела на бледной сияюще-голубой ткани и кормила птиц. У нее на руках и коленях сидели щебечущие комочки пуха, но у Эолера сразу создалось впечатление, что она тверда, как сталь. Ее пламенно-красные волосы были подвязаны серым шарфом; в косы были воткнуты несколько длинных разноцветных перьев. Как и Джирики, она была в доспехах, судя по всему сделанных из дерева, но ее панцирь был глянцево-черным, как у жука. Под доспехами виднелась голубино-серая куртка. Мягкие сапоги того же цвета поднимались выше колен. Ее глаза, как и глаза сына, отливали расплавленным золотом.