Олег Кожин - Охота на удачу

Еще никогда Гере не приходилось мчаться с такой скоростью. До этого дня он считал, что своего потолка достиг два года назад, когда по какой-то нелепой случайности оказался зачислен в школьную команду по легкой атлетике. Но одно дело честь школы, и совсем другое… В общем, оказалось, что, когда на другой чаше весов лежит не какой-то эфемерный почет и латунный кубок, а собственная жизнь, тело приобретает совершенно запредельную легкость. Гера несся, как низко летящая птица, лишь только ветер свистел в ушах, да где-то далеко, на грани слышимости, кто-то грозно требовал остановиться и разрывал воздух ревом старого клаксона. Но это было далеко и потому не слишком существенно. Здесь и сейчас имели значение лишь развевающиеся разноцветные пряди Лили, трепещущие на ветру, точно фантастическое знамя неведомого сказочного народа. Довольно быстро Гера догнал ее и не обгонял только потому, что убегать от опасности (пусть пока еще не слишком понятной и определенной) впереди женщины, — это не слишком по-джентльменски.

Реальность увязла в плотном послеполуденном мареве, растворилась в стучащей в ушах крови. Герке казалось, что на самом деле все они — Лиля, грузовик, да и сам он — с трудом перемещаются в пространстве, а не мчат, словно шальные, сквозь прожаренный до хрустящей корочки август. Он тяжело переставлял одну ногу за другой, слушая, как воздух с хриплым присвистом покидает легкие, а за его спиной так же неспешно крутились облысевшие «зиловские» покрышки. Бежать следом за ненормальной девчонкой, любуясь, как красиво напрягаются мышцы ее стройных ног, проворно отталкивающихся от асфальта, — в этом было что-то древнее, языческое. Какое-то подобие старославянского ритуала, крупицы информации о котором осели в голове Воронцова после уроков истории. В гонке сквозь лето было все — азарт, возбуждение, страсть, тайна. Но в то же время она ничего не обещала напрямую, ограничиваясь полупрозрачными намеками…

«Иииииуууууу-аааааа!» — по-ослиному взревевший над самым ухом клаксон безжалостно вернул Геру в реальность. Реальность, что характерно, тоже оказалась безжалостной: синий «ЗиЛ», развивший вполне приличную для такого старичка скорость, уверенно настигал беглецов. Его тонированные стекла не выглядели глупым неуместным моддингом. Они были похожи на темные очки, скрывающие бездушные пустые глаза профессионального наемного убийцы. С внезапной ясностью юноша осознал, что означает «подпустить слишком близко». Машина догоняла их, в первую очередь догоняла его, Герку, неумолимо наращивая скорость с каждым метром. Странно, но двигатель работал практически бесшумно, точно принадлежал не снятой с производства советской развалюхе, а новенькой, едва сошедшей с конвейера иномарке. Погоня сопровождалась угрожающими криками, несущимися из раскрытого окна кабины, да противным ревом истязаемого клаксона. Но гораздо громче звучал грохот Гериного сердца, которое, дай Создатель ему ноги, давно бы выскочило из пленившей его реберной клетки и умчалось далеко вперед, подальше от преследующих его смертельных неприятностей. Этот звук, вначале едва слышный, нарастал подобно тому, как нарастает по мере приближения шум водопада. Он грозил захватить все тело, проникая в грудь, уши, в вены, ударами маленьких гномьих молоточков отдаваясь в глазных яблоках. Казалось, еще немного, — и не останется ничего, кроме стука сердца, ослиного «Иииииуууууу-ааааа!» и озлобленного «Стой, сученыш! Стой, бл…дь, кому говорю!» Воронцов старался не оглядываться, чтобы не видеть, как приближается изогнутый, точно в ухмылке, бампер, на котором кабаньими клыками торчали два загнутых металлических крюка, но все время бежать, не зная, как далеко находится преследователь, было выше его сил.

Сосредоточившийся на барабанной дроби собственного сердца, Гера с трудом услышал Лилин крик:

— Не отставай! За мной!

Почти сразу девушка нырнула влево, в тянущуюся вдоль всей тропинки плотную стену кустов, требующих серьезной стрижки. Долгие годы без садовых ножниц сплели их в упругую мешанину из жестких веток и буйной листвы. Прыгнувший на них должен был либо спружинить обратно, либо застрять, беспомощный, как муха в паутине. Ни один из вариантов Воронцова не устраивал, однако рассуждать и думать было уже некогда. Достигнув нужной точки, он с силой толкнул свое тело влево, безрассудно доверившись практически незнакомой девчонке. Покрывшийся мурашками затылок обдало плотным потоком воздуха. Герка услышал свист ветра, вызванного пронесшимся в считаных сантиметрах большим металлическим телом, и визг горящих покрышек. Затем хлопнула дверь, и кто-то, со скоростью отстреливающего ленту пулемета, пискляво затараторил:

— Скоморох, ты видел?! Нет, ты видел, бляха-муха?! Упустим же, Скоморох! Уйдут!!!

Перед глазами мелькнули выгнутые аркой ветки, образовавшие что-то вроде естественного природного коридора. Короткий лаз с зеленым сводом заканчивался бетонным фундаментом, из которого поднималась высокая проржавевшая решетка, украшенная по-советски просто и безвкусно. Один из прутьев, весь в лохмотьях облупившейся зеленой краски, оказался выломанным. Голые ноги нещадно стегануло крапивой, когда Гера, сунувшись в проем, оказался по другую сторону ограды. Когда же он спрыгнул с фундамента, обожгло предплечья и даже щеку: заповедные плантации сорняка в этом глухом уголке парка достигали поистине чудовищных размеров. Перед Герой высилась настоящая двухметровая стена из лопуха, крапивы, чертополоха, и где-то в этой дикой зелени испарилась его проводница, его путеводная ниточка.

События, о которых пойдет речь ниже, произошли в этот же день, с разницей всего в несколько часов. Их непосредственными участниками стали не наши беглецы, а родители одного из них, а именно — Геры. К тому времени, когда их сын сломя голову мчался сквозь крапивные заросли, Воронцовы-старшие только-только возвратились домой с работы, по пути прихватив из садика младшую сестренку Геры, Наташу. Именно поэтому сейчас будет уместнее оставить нашу разделившуюся парочку и ненадолго вернуться в квартиру, где был найден злополучный пятачок.

Будучи обязательным человеком и довольно-таки строгим родителем, Владимир Михайлович Воронцов не обрадовался тому, что к его приходу работа на кухне оказалась невыполненной, а сам работник исчез, даже не взяв с собой мобильный телефон. Однако, привыкнув доводить любое дело до конца, он решил самостоятельно подготовить комнату к поклейке обоев, отложив серьезный разговор с сыном до его возвращения. Уже тогда Воронцову-старшему стоило бы задуматься, что такое поведение совсем не в характере Геры. Однако жара, от которой не спасали даже открытые настежь окна, притупила острый разум Владимира Михайловича.