Дмитрий Морозов - Гномий Клинок

Всё вокруг стало иным, ярким и грёзоподобным одновременно; стены внезапно истончились и за ними были видны иные помещения и другие люди; странный серый налёт лёг на глаза, словно землянин смотрел сквозь дым — или воду.

Хранитель испугался, что, улетев, не сможет вернуться — и тонкий шнур мысли тут же отделился от него и, вытянувшись в сторону неподвижного тела, плотно обмотавшись вокруг него. Элан расслабился — и принялся подниматься вверх, с некоторым трудом просачиваясь сквозь толщу камня.

В нескольких этажах над ним были камеры — тут сидели, лежали совершенно измождённые люди. И не только люди. Ему попалось совершенно фантастическое существо, похожее на помесь человека и ящерицы — тонкое, гибкое, с кожей изумрудного цвета, местами покрытой чешуйками. Впрочем, и человекоящер то же был узником — он так же, как и остальные лежал, уставившись в стену, равнодушный ко всему, даже к собственной участи.

Потом пошли кладовые — загромождённые сундуками, полками, заваленные самыми разнообразными вещами — одеждой, отрезками тканей, непонятными инструментами, оружием. Дальше начались съестные припасы. Элан завистливо посмотрел на молодого монаха, который суетливо заскочил в кладовую, отхватил от ближайшего окорока плотный кусок и принялся его торопливо есть, чавкая и брызгая слюной. Мысленный поводок тут же натянулся, сообщая о беспокойстве оставленного тела, и Элан ускорил подъем, неожиданно оказавшись в центральном нефе здания, предназначенном для молитв.

Час был неурочный, и в нем почти никого нем было — лишь несколько коленопреклонённых человек стояли перед сложным знаком триединого, начертанным на главной стене храма, и молились, отбивая поклоны. Элан уже совсем собрался лететь дальше, когда присмотрелся — и ахнул. От каждого молящегося уходила тонкая нить энергии — словно кто-то вытягиваял часть души из людей, открытых для общения с божеством.

Постепенно истончаясь, крохотные ручейки энергии уходили куда-то вверх и в сторону, скрываясь в верхних этажах здания — или даже исчезали вдалеке. Помедлив, хранитель отправился вдоль серебристый струй энергии — крохотных, почти невидимых зрением даже бесплотного духа, однако тем не менее вполне реальных.

Просочившись ещё сквозь несколько стен, землянин внезапно оказался в личном кабинете верховного иерарха. Все стены его были покрыты золотом, повторяющим всё тот же символ триединого и украшенном драгоценными камнями; стол из красного дерева, покрытый тончайшей резьбой, был завален бумагами, долженствующими показывать высокую занятость хозяина кабинета. Впрочем, судя по слою пыли, к некоторым из них не притрагивались годами. Однако сейчас верховный иерарх был на месте, весь сосредоточенный, и что-то вполголоса обсуждал с двумя монахами, в одном из которых Элан не без содрогания узнал монаха, руководившего его палачами, а в другом — проповедника, читавшего ему проповеди.

— Последнее время его кормили сытно, но не перекармливали, давая пищу лёгкую — фрукты, злаки, лишь иногда мясо. Это возбуждает чувствительность и остроту ума, так что сейчас ему не удастся осоловеть и забыться. С другой стороны, даже самый выносливый человек рано или поздно в таких условиях теряет чувство времени и дальнейшая пребывание его в коконе уже не воспринимается им как наказание.

— Если развязать его раньше времени, уважаемый Протолет, наша цели не будет достигнута! Этот еретик довольно упорен, мы все это наблюдали во время вчерашней схватки. Он должен в полной мере ощутить ужас от пребывание в темноте и тесноте, испытать тысячи страхов в ожидании смерти — от удушья, от голода и жажды, терзаясь муками неизвестности… Иначе его не сломить! Если его развязать и накормить, всё придётся начинать сначала. Более того, решив, что мы не хотим его смерти, он воспрянет духом и дальнейшее пребывание его в коконе перестанет быть эффективным! Тут очень важно уловить момент, когда он сломается, не потеряв при этом повышенной чувствительности! Я говорил вам, что в камере нужно держать наблюдателя, следящего за состоянием подопечного, а вы: спугнем, насторожим…

— Так.

Верховный иерарх с трудом встал, опираясь на богато изукрашенный посох, в вершину которого был вставлен огромный алмаз, горящий в лучах солнца ослепительным светом — и Элан увидел, что тот совершенно сед и даже благообразен — у него был вид мирного, мягкого старичка, доброго и всепрощающего. Впечатление портил лишь острый взгляд неожиданно тёмных, со злым прищуром глаз.

— Так. Хранителя нужно сломать во что бы то ни стало. Во-первых, силы в нём много, а как она нам нужна — сами знаете. — Дождавшись утвердительных кивков с другой стороны стола, он продолжил, роняя тяжелые слова: — Если не получится сломать- жить он не должен. Это вообще большая удача, что он, ещё не инициировавшись, попал к нам в руки. Помедли мы пару недель — и весь наш труд за несколько тысяч лет пошёл бы прахом. Рано ещё Кавншугу меряться силами с инициированным хранителем…

Элан, поняв, что речь идёт о нём, подлетел поближе — и задел одну из нитей энергии, пронзающих комнату.

— Чужак!

Низкий, словно потусторонний голос заполнил комнату, заставив елейного монаха забиться под стол, а остальных судорожно оглядываться по сторонам, сжимая головы в плечи. Внезапно глаза верховного иерарха торжествующе вспыхнули — он увидел хранителя! Из камня на вершине посоха вырвался слепящий луч — и Элан, потеряв контроль, полетел вниз, во тьму….

Глава 7

Солнце неторопливо клонилось к закату, окрашивая тёмные громады камней побережья в золотистые оттенки. Никакой, даже лёгкий ветерок не разметал песчинки меж валунами, не тревожил водную гладь. Камни неторопливо впитывали лучи заходящего светила, готовясь к прохладе ночи. На скалах, неподвижные, словно изваяния, ловили последние лучи солнца два существа — маленькая, почти миниатюрная девушка — и крупный и мощный ящерочеловек, тем не менее стоящий перед ней в почтительном поклоне. Оба были неподвижны и, казалось, были сродни камню этого мира. Людям не дано узнать всей полноты жизни таких моментов, когда тело замирает, уходит из сознания, заставляя забыть о самом его существовании, оставляя дух наедине с мыслью… Это дано только рептилиям.

— Все началось с вопроса о устричных отмелях. Наш народ может годами питаться чем угодно, но устрицы, пожалуй, это единственный вид пиши, стимулирующий правильное развитии молодых раконцев и дающий силу пожилым. В нем есть всё, что необходимо и взрослой особи — это и комплекс витаминов, и лекарство. Неудивительно, что весь народ Вар-Раконо тщательно и трепетно выращивал устричные отмели, видя в этом залог здоровья нации. Во все времена все правители нашей земли следили за устрицами — и за их равномерным распределением. Возможно, при этом кому-то доставалось больше, кому-то меньше, кому-то приносили домой и с поклоном, а кто-то выстаивал очередь за своей порцией — однако все раконцы ели эту простую, но столь необходимую нам пищу.