Юлия Барановская - Мгла

Ведь видела же я, что сестра горит желанием испытать животных наших гостей. Так зачем же потворствовала глупому желанию наведаться в конюшню, место совершенно неприемлемое для приема гостей? Разум не находил ответа, но его знала душа с неумолимостью палача чеканящая, что да, знала, но вместе с тем не смогла удержаться от соблазна сделать приятное моим графам, сама того не осознавая окружив себя двумя величайшими страхами в своей короткой жизни. И я кусала губы не в силах хоть как-то помешать своей коварной сестренке, выставляющей наш род в крайне неприглядном свете.

Но неожиданно помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.

— Эльвира, — Улыбаясь каким-то своим мыслям неожиданно проговорил светловолосый. — Скажите, а почему ваша матушка так заволновалась, когда речь зашла о лошадях?..

Элла побледнела. Я же вздрогнула, бросив на него затравленный взгляд:

— Год назад, во время охоты моя лошадь понесла. К несчастью приступ безумия настиг её в лесу. Несчастное животное сломало шею, я — выжила чудом…

— Что? Какая охота? — Разом забыв о моей сестрице вскинулся Зак, сощурив на меня черные, как сама тьма глаза.

Однако, от неприятных объяснений меня вновь спас Светоч, обернувшись к своему брату:

— Видимо одна из тех, которыми так славятся эти края. — И не давая тому вставить и слова, обратился к воинственно посверкивающей глазами Элоизе: — И в самом деле, Эльвира права — не дурно было бы и нам взглянуть на предмет возможных разногласий. — И обхватив за плечи недовольного брата, уверено зашагал к выходу, оставив за спинами растерявшихся нас.

— Отец будет недоволен, — разом утратив весь боевой задор прошептала сестра.

— Не сомневаюсь, — не стала спорить с очевидным я, все ещё весьма недовольная выходкой своей вредоносной сестренки. — Но пути назад, и не выполнив их желания, мы прослывем людьми, не держащими слова… Это меньшая плата за твою безумную авантюру. Несомненно, отец будет не доволен. Но куда большим будет его гнев, если он узнает о твоем недостойном истиной леди поведении. Я понимаю, что их скакуны заслуживают всяческого внимания, и было бы весьма интересно взглянуть на них в движении, но нельзя же настолько потворствовать собственным желаниям! Впрочем, довольно об этом… Теперь уже ничего не исправить. Веди их в конюшню — как только они сочтут экскурс достаточно полным — уводи их оттуда в оранжерее. — Сердито зашипела я, бросая взгляды на застывшие у выхода фигуры.

— Как? — Так же шепотом возмутилась сестра. — Ты не пойдешь с нами?

— Нет. — Отрезала я, пробормотав скорее для самой себя, нежели для нахмурившейся Элоизы. — Думаю, на сегодня мне достаточно лошадей и всего, что с ними связано.

Несколько секунд та смотрела на меня с непониманием, пока взгляд разом потемневших глаз не остановился где-то у моих скрещенных у груди рук.

— Вира… — прошептала Элоиза, сжимая кулаки. — Так ты…

— Потом! Уводи их, живо. И постарайся, чтобы вас не заметили! — Проследив за её взглядом и осознав, что таки выдала себя, неосознанным жестом накрыв запястья чуть подрагивающими ладонями, шикнула я, подталкивая сестру в спину. А та и не сопротивлялась, послушно зашагав к выходу, обернувшись лишь у дверей, бросив на меня короткий печальный взгляд. Я же лишь покачала головой, наблюдая, как быстро зашагала прочь сестра, не обращая внимания на окликающих её лордов.

— И что мне с ней делать? — Вздохнула я. Вопрос был скорее риторическим, не подразумевая даже иного слушателя, нежели безмолвные стены. Однако мне ответили. Склонившийся над яслями жеребец Светоча неожиданно поднял белую, будто первый снег морду и тяжело, почти по человечески вздохнул, бросив быстрый взгляд на своего рыжего соседа. А затем вытянул длинную лебединую шею и мягко прихватил меня губами за край рукава.

Не знаю, привлек ли его цвет моего платья или же благородное животное уловило печальные интонации, но уже через миг, подобрав пышные юбки, я уже выбегала из конюшни, испуганная едва ли не больше, нежели в тот миг, когда пальцы его хозяина коснулись моей щеки.

Остановиться я смогла, лишь у входа в оранжереи, где и застыла, тяжело привалившись к двери. Дрожали руки, горела грудь, безжалостно отвечая на непривычную телу нагрузку, я же остервенело терла рукав, словно стремясь прогнать звериный запах, столь отчетливо щекочущий ноздри. Некоторое время стояла у двери, цепляясь за неё, будто за последнюю опору в своей разрушающейся жизни. А затем все же нашла в себе силы миновать усыпанную привезенными с самого берега океана камешками дорожку, в изнеможении опустившись на ближайшую скамью, будто свитой окруженную розовыми кустами.

Ничто в нашей жизни не проходит бесследно. Солнце приносит засуху, дождь — наводнение, а моё падение обернулось диким, неконтролируемым страхом перед лошадьми. С момента как на мой рассудок опустилась тьма, животные эти перестали привлекать мои восхищенные взгляды, кажась уже не прекраснейшими из созданий, населяющих наши земли, но вестниками беспощадного безумия — столь частого моего спутника, разделяющего со мной ночные часы. Казалось, не было силы, способной заставить меня приблизится к кажущимся такими опасными животным. Что уж говорить о конюшне — месте, где лошадиным духом был пропитан сам воздух.

Но вот пришли они — и сам мой мир рухнул. А может, лишь зародился, пугая меня всем тем, что было сокрыто и недоступно ранее. И я не знала — боюсь ли я этого нового мира, предпочитая серость обыденности, или же не желаю отпускать, однажды впустив в свое сердце…

А в небе цвела весна, такая же юная как и чувства, растущие в моей груди. В зените застыл шар высокого, кажущегося невыносимо ярким после серой мглы зимнего дня солнца, полноводной рекой затапливающего истосковавшиеся по его обжигающим поцелуям земли. Золотые лучи играли на круглых камнях дорожки, ластились к молодой листве, так похожие на эти хрупкие зеленые бутоны, готовые распахнуться навстречу лучам нежным ярко-алым лепесткам. Поддавшись их кроткому очарованию, я неосмотрительно коснулась ближайшего стебля, о чем пожалела уже через миг. Запамятав о таящейся под изумрудными листьями опасности я сжала его, будто желая подержать юное растение, чтобы тут же вскрикнуть, отдернув руку, и торопливо стянула перчатку, расстроено рассматривая пораненную ладонь, по белой поверхности которой уже бежали вниз алые дорожки крови.

Несколько мгновений я сидела, даже не дыша, молча наблюдая, как сбегают к запястью красные капли, грозя запятнать изумрудную ткань платья, но за мгновение до того, как первые капли сорвались в свой краткий полёт, на мои колени легла тень, а руку сжала загорелая ладонь.