Барб Хенди - Похититель жизней

Сколько же лет минуло с тех пор, как она жила в доме тетки Беи… Магьер, ощущая безнадежность, уперлась лбом в край открытого сундука. Не так уж много вещей придется ей брать с собой. Деньги, заработанные этим вечером, нужно будет оставить Калебу — надо же на что-то содержать «Морской лев», покуда она не вернется. С Лисилом — или без него.

Снаружи, в коридоре, послышались мягкие, почти неразличимые шаги. Дверь в комнату Лисила, едва слышно скрипнув, открылась — и тут же закрылась.

Торет развалился на желтой, обитой бархатом софе посреди богато обставленной гостиной. Вполне удовлетворенный кричащей роскошью своих владений, он пожирал взглядом Сапфиру. Его восхитительная возлюбленная вовсю вертелась перед большим овальным зеркалом, со всех сторон упоенно разглядывая свое новое платье из горчично-желтого атласа. Белокурые, туго завитые локоны обрамляли ее круглое чувственное лицо.

Чейн, слуга и телохранитель Торета, стоял у незажженного камина, облокотившись на его резной каменный бок. Вид у него, как всегда, был скучающий. Хотя Чейн был полезным слугой, собеседник он был никакой и в часы бодрствования по большей части помалкивал, сохраняя на лице бесстрастное угрюмое выражение. И вообще он был такой…

Как бы это сказать? Занудный? Ну да, именно занудный.

Впрочем, Торету на это было наплевать. Он так многого достиг за считанные два месяца… Неужели и впрямь всего два месяца прошло с тех пор, как он бежал из Миишки, от Рашеда и Тиши? Торету казалось, что это было целую вечность назад. Удивительно, как он мог вообще так долго терпеть тиранию Рашеда, и при этом ему даже в голову не приходило, что он вполне способен создать собственный чудесный мир!

Добравшись по приморскому тракту до самой Белы, он очень скоро оценил все прелести жизни в большом городе. Он охотился, убивал, кормился досыта; на деньги своих жертв накупил богатых нарядов и одевался теперь не хуже Рашеда, да что там, куда лучше! И вот как-то ночью, охотясь возле борделя, Торет увидел самую восхитительную в мире женщину с яркими глазами цвета синего неба — дневного неба, которое он не видел уже много десятилетий. Он не мог бы просто убить ее, поглотить ее жизненную силу и отбросить, точно пустой кубок, ее мертвое тело. Нет, эта женщина должна была принадлежать ему! Сапфира… его Сапфира.

Его богиня.

Появление Сапфиры лишь укрепило его стремление совершенно изменить свою жизнь. Он сменил имя, и Крысеныш — отвратительная кличка, которой наградил когда-то нищего мальчишку его создатель-вампир, — навсегда канул в небытие, а на смену ему пришел Торет: именно это имя он носил в те давние времена, когда еще был смертным.

Однако денег, которые Торет добывал у своих жертв, не хватало, чтобы утолить непомерные аппетиты его подруги. Дело пошло на лад, когда Торет обратил Чейна. Чейн получил наследство, и уж на эти деньги все они могли жить припеваючи. Торет приобрел трехэтажный особняк в аристократическом квартале Белы, внутри второй крепостной стены. И как это раньше ему в голову не приходило зажить собственной жизнью? Как он мог так долго сносить владычество Рашеда? Впрочем, Рашед теперь окончательно мертв — по крайней мере, если верить слухам. Ну и тем лучше!

— Ведь правда же, великолепно? — спросила Сапфира, восторженно разглядывая свое новое платье. Корсаж был зашнурован так туго, что смертная женщина в нем просто задохнулась бы, но тем соблазнительней вздымалась над ним пышная грудь Сапфиры, едва прикрытая кружевной отделкой.

— О да, — отозвался Торет. — Но ты, дорогая, прекрасна в любом наряде, а уж без наряда и вовсе божественна!

Чейн как-то странно поперхнулся и закашлялся.

Торет с легким раздражением покосился на своего рослого слугу. Чейн так часто покашливал, что Торет порой уже гадал, не прихватил ли Чейн из своей смертной жизни какую-нибудь необоримую хворь. Впрочем, пока этот кашель не мешал Чейну исправно исполнять свои обязанности, Торет не видел нужды беспокоиться о его здоровье.

Эта гостиная Торету нравилась больше всех комнат в особняке — если не считать, конечно, их с Сапфирой спальни. Само собой, у Сапфиры была и своя комната — надо же ей было где-то хранить свои драгоценности, наряды и прочие женские безделушки, однако Торет настоял, чтобы днем она спала в его спальне.

Обстановку для гостиной заказывал Чейн, и Торет всецело одобрил его выбор. Когда они купили особняк, в гостиной уже были великолепный камин серого камня и паркет из мореного дуба. Чейн приобрел пушистые суманские ковры янтарно-бежевого оттенка, а на стенах вдоль лестницы на верхние этажи развесил пасторальные древинские пейзажи. Он же подобрал для мягкой мебели обивку из темно-желтого бархата, рядом с которой еще лучше смотрелись столики из светлого полированного дуба.

Если бы Торет так хорошо не знал Чейна, он мог бы поклясться, что тот втайне чуточку гордится проделанной работой. Они разошлись во мнениях только один раз — когда Торет самолично повесил на стену гостиной портрет Сапфиры — во весь рост, в овальной бронзовой раме. Да разве можно было придумать лучший последний штрих ко всему этому великолепию?!

Особняк принадлежал прежде состоятельному, но не имевшему родни торговцу, который умер от чахотки. После его смерти дом перешел в собственность города и был выставлен на продажу; примерно год спустя Торет его и приобрел. Среди прочих достоинств особняка Торета привлек потайной ход в стене лестничного марша; оставалось лишь гадать, какими тайными делишками занимался почтенный с виду торговец. Одно Торет усвоил твердо, еще когда служил Рашеду: в жилище вампира обязательно должен быть запасный выход, и не один. На каждом этаже особняка были замаскированные двери, которые вели в потайной ход, и все обитатели особняка знали назубок, где эти двери находятся.

Поскольку Торет и Сапфира занимали комнаты на третьем этаже, второй этаж оставался нежилым. На нижнем этаже располагались гостиная, столовая и кухни. В обширном погребе Торет и Чейн упражнялись в фехтовании, а в каморке рядом с погребом Чейн хранил свои личные вещи.

Оторвавшись наконец от зеркала, Сапфира одарила ослепительной улыбкой Торета:

— Куда мы сегодня отправимся? Я хочу поехать в этом платье.

— Мы охотились прошлой ночью. Сегодня нам пока еще нет нужды кормиться.

Улыбка Сапфиры поблекла.

— А я разве сказала хоть слово насчет охоты? Я просто хочу прошвырнуться в новом платье, ясно?

То, что она называла словом «прошвырнуться», Торет находил весьма скучным занятием. Если он сейчас откажется, Сапфира всю ночь будет дуться, а то и примется кидать в него чем ни попадя, но все-таки ему сегодня неохота выходить из дому.