Андрей Посняков - Месяц Седых трав
– Да, – Хуридэн снова потянулся к хворосту. – Куда?
– Хуридэн, тебе что, правда нравится Хульдэ?
– Кто тебе сказал?! Врут, врут все… Как мне может нравиться ханская наложница?
– А ведь есть возможность взять ее в жены!
В этом месте Баурджин навострил уши.
– В жены? – Хуридэн рассмеялся. – И кто же мне ее, интересно, отдаст?
– Старый Олонг… и молодой Жорпыгыл!
– Жорпыгыл?! Ага, отдаст, как же!
И тут в табуне громко заржала лошадь. Хуридэн испуганно вскочил.
– Сядь, что ты кидаешься! – издевательски бросил Гаарча. – Это в табуне ржут.
– А может, разбойники?
– Очень мы с тобой им нужны!
– Баранов-то все же украли…
– Ну, так и быть, пойду, посмотрю. – Гаарча поднялся на ноги.
– И я с тобой!
– Нет уж – а здесь кто сторожить будет?
– Ну-у… – умоляюще протянул Хуридэн. – Может, все ж – вместе, а?
– Сиди, говорю! – Гаарча сплюнул. – Да ты не думай, я быстро. Только посмотрю, что там с табуном делается.
– Быстрей возвращайся, – шепотом напутствовал уходящего Хуридэн и пошевелил угли носком клееного сапога – гутала.
Дождавшись, когда Гаррча уйдет, шутники незаметно подобрались к Хуридэну – лица их были замотаны кушаками.
– У-у-у! – глухо заворчал Баурджин. – Повернись-ка сюда, подлый шакал!
– Ай! – обернувшись, Хуридэн испуганно задрожал и упал на колени. – Пощадите!
– Никакой пощады не будет тебе, детеныш змеи и шакала! Сейчас мы разрубим тебя на куски!
– Не надо! Я все сделаю для вас, все… Там, вон, отара, табун… я покажу!
– Нет, шакал! Ты нам лучше спой! Очень уж мы любим песни.
– Спеть? Гм-м-м… Что бы такое вам спеть?
– А что знаешь!
– Да я… я немного и знаю, уважаемые… да, боюсь, и не умею петь…
– Ах, ты не хочешь?! – сдерживая смех, вкрадчиво поинтересовался Баурджин. – Тогда готовься к смерти! – Он картинно поднял над головою нож.
– Вспомнил! Вспомнил! – тут же заголосил Хуридэн. – Сейчас… сейчас… вот сейчас спою… Как же там?
Собравшись с духом, перетрусивший сторож гнусавым ломающимся голоском затянул «богино дуу» – «короткую пастушескую песню», собственно – «уговор скота»:
– Ой, была у меня телка-а-а… У-у-у! У!
Белая красивая-а-а… У-у-у! У!
Молока давала много-о-о
И приплод давала-а-а…
Ну и дальше – все в таком же духе. Типично сельскохозяйственная тематика с некоторым уклоном в нездоровый мистицизм.
Дубов чуть не переплевался, а вот его напарнику песня, похоже, нравилась.
– Ну, ты тут сиди слушай, – прошептал Баурджин приятелю на ухо. – А я пойду к пастбищу прошвырнусь, Гаарчу развлеку. Смотри, до моего прихода не раскрывайся – не смешно будет. Уговор?
– Уговор!
– Ну, жди…
Встав с корточек, Баурджин исчез в темноте и зашагал к отаре, слушая за спиной гнусавые рулады неувядающего певца – Хуридэна:
– Ой, корова моя, корова-а-а… У-у-у! У!
Дубов даже не выдержал, сплюнул:
– Черти тебя раздери! Певец выискался… Георг Отс прямо!
Гаарчу он обнаружил у каменной ограды отары, вернее, тот сам обнаружился, едва услыхав шаги:
– Ты, Кишгар?
Кишгар? Интере-е-сно…
– Ну, я.
– А где остальные?
– А пес их…
– И вправду… Деньги принес? Давай! Две уйгурские монеты, как договаривались! Ну, что стоишь, жмешься? Три-то барана куда как больше стоят!
Глава 4
Анда
Лето – осень 1195 г. Восточная Монголия
У кого много друзей, тот широк, как степь, а без друзей человек узок, как ладонь.
Монгольская поговоркаГаарча плакал и визжал, как недорезанный поросенок. Катаясь по земле, слезно просил прощения, уверял, что все вышло случайно, что никогда больше не…
– Рассказывай, – прервал его крики Баурджин. – Все.
– А чего рассказывать-то? – парень заскулил. – Они меня заставили, эти бродяги…
– Угу, – хмуро кивнул Кэзгерул. – Заставили… Дали уйгурских монет…
– Немножко, немножко. – Гаарча скривился. – Совсем чуть-чуть… Я ведь хотел поделить, поровну, чтоб… чтоб каждому… но вот не успел!
Наклонившись, Кэзгерул схватил предателя за грудки:
– Ты хоть понимаешь, что своей жадностью подвел нас под плети? Ведь за этих баранов отвечаешь не только ты – мы все!
– Да я… Я заплачу! – снова заверещал Гаарча. – Заплачу, клянусь Христородицей и Великим Тэнгри! Отдам старику Олонгу все, до последней монеты. Надо будет – тэрлэк свой продам…
– Ну? – Кэзгерул повернулся к напарнику. – И что с ним будем делать?
– Только не убивайте! – униженно захныкал Гаарча. – Бог вас не простит за смертоубийство, не простит, нет…
– А ну, заткнись! – Кэзгерул несильно пнул парня сапогом. – Дай подумать.
Гаарча послушно замолк и лишь сопел, размазывая по широкому лицу слезы и сопли.
– А ты, Хуридэн, как думаешь? – Баурджин неожиданно посмотрел назад.
– Я? – стоявший у погасшего костра Хуридэн испуганно вздрогнул. – Я – как все… как хотите…
Баурджин покачал головой:
– Думаю, надо простить этого черта. Ну, в самом деле, не убивать же!
– Простить так простить, – согласно кивнул Кэзгерул. – Только с условием – пусть он сам, лично, уладит дело с баранами, пусть сам договаривается со стариком Олонгом. Слышал, Гаарча?
– Я договорюсь! Договорюсь, клянусь Тэнгри.
– Что ж… Мы слышали твое слово. А теперь вставай, поднимайся – пора выгонять из загона отару.
И впрямь было пора. Уже наступило утро, ясное и свежее. Солнце, выкатившееся на бледно-синее небо, осветило пологие сопки, пастбища, засыпанные песком овраги. Где-то далеко на закате маячили в голубоватой дымке горы, дул северный ветер, принося прохладу и смолистый запах леса. Высоко в небесах, распластав крылья, парил орел, зорко высматривая добычу. Баурджин приставил ладонь ко лбу, всматриваясь в хищную птицу:
– Крупный… Как бы не унес овцу. Может, его лучше подстрелить?
– Думаю, не стоит, – покачал головой Кэзгерул. – Не такой уж он и большой. К тому ж – тоже Божье творение, а всякая тварь имеет право на жизнь.
Баурджин постарался не показать удивления, однако для себя отметил необычность речей напарника. Ох, не так уж прост был этот с виду обычный парень! Ишь, как заговорил – прямо Конфуций. Чем больше Баурджин узнавал его, тем больше удивлялся и задавал себе вопрос – каким образом Кэзгерул Красный Пояс оказался среди изгоев и неудачников, вечных недотеп – Гаарчи, Хуридэна… гм… Баурджина. Он ведь тоже не имел никакого веса в роде Олонга.
– Хуридэн, иди помоги Гаарче с овцами, – деловито распорядился Кэзгерул. – А мы с Баурджином займемся лошадьми.
Баурджин молча кивнул. Как-то так само собой получилось, что молодые пастухи разбились на пары по-новому – Гаарча с Хуридэном, а Баурджин, естественно, с Кэзгерулом. Дубову это нравилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
