Джо Аберкромби - Герои

Кальдер стиснул зубы.

— Можно, я съезжу повидать Долгорукого? Посмотрю, как он вручает оружие. — Вернее, попросит его помочь Кальдеру прожить ещё месяц.

— Ты же свободный человек, не так ли? — Оба знали ответ. Свободен как перепел, уже в котелке и ощипанный. — Дела обстоят точно так же, как в дни твоего отца. Любой волен делать всё, что ему захочется. Скажи, Полноги?

— Конечно, вождь.

— Ровно настолько, насколько он делает то, что я ему, блядь, велю. — И все карлы Доу захихикали, словно в жизни не слыхивали столь остроумной хохмы. — Передавай Долгорукому привет.

— Передам. — Кальдер повернулся к двери.

— И Кальдер! — Доу только стряхивал капли. — Ты же не собираешься доставить мне ещё больше хлопот?

— Хлопот? И в мыслях нет, вождь.

— Ибо предстоящая драка со всеми этими южанами… и непредсказуемые хуилы вроде Виррана из Блая и этого Вылезшего-Из-За-Кринны страховидла… и наезды моих людей друг на друга… у меня и так полна жопа геморроя. Не потерплю никого, кто затеет свои игры. Попробуй кто под меня подкапывать в подобное время, что-ж, слушай сюда — однажды всё вокруг него станет пиздец, каким страшным! — Последние три слова он проорал — глаза неожиданно вспучились, на шее проступили жилы, безо всякого предупреждения в нём вскипела и выплеснулась ярость, заставляя всех в хибаре вздрогнуть. А затем снова притих как смирный котёнок. — Понял?

Кальдер сглотнул, пытаясь не дать страху выйти наружу, пусть даже вся его кожа покрылась мурашками:

— По-моему, в целом, дошло.

— Славный малый. — Доу покрутил бёдрами, когда закончил застёгиваться, затем улыбнулся всем, будто лиса скалится на открытый курятник. — Погано было бы делать больно твоей супруге, она миленькая штучка. Не такая миленькая как ты, конечно.

Кальдер скрыл бешенство очередной усмешкой:

— Кто ж со мной сравнится?

Он прошагал мимо ехидно глядевших карлов и вышел в сумерки, погрузившись в думы, как ему убить Чёрного Доу и вернуть назад отнятое у отца.

Какая ещё война?

— Красиво, правда? — произнёс Агрик, расплывшись в большой веснушчатой улыбке.

— Да ну? — пробормотал Утроба. Он размышлял о местности, о том, как можно её использовать, и то же самое с точки зрения врага.

Старая привычка. Во время походов об этом шла добрая половина речей Бетода. Местность, и как превратить её в оружие.

Холм, на котором стояли Герои, был местом, чья значимость понятна и дураку. Он одиноко торчал на плоской равнине — настолько одиноко и был настолько сглаженной формы, что казался почти рукотворным. От него вспучивались два отрога. Один выпирал на западе, увенчан единственной вздымающейся каменной иглой, что в народе нарекли Скарлингов Перст, и один к юго-востоку, с кольцом меньших глыб на вершине — их прозвали Дети.

Река змеилась по пологому дну долины, обходя по краю золотые ячменные поля на западе, теряясь в обильном зеркалами топей болоте, затем, под наблюдением Скорри Тихокрада, текла под обветшалым мостом, который с решительной нехваткой воображения называли Старый мост. Воды убыстряли течение вдоль подножья холма, сверкая огнём искр на отмелях, пронизанных полосами гальки. Где-то ниже, среди тощего кустарника и плавника рыбачил Брак. Или, более вероятно, спал.

На дальнем берегу, уходя к югу, вздымалось Чёрное Всхолмье. Непролазная ухабистая мешанина жёлтых трав и бурого папоротника, с проплешинами осыпей щебня и складками белёсых, затопленных лощин. К востоку реку перешагивал Осрунг — тесная группа домов вкруг моста и большой мельницы жалась друг к другу за высоким частоколом. Из дымоходов выплывали клубы — в яркую синь и далее, в никуда. Всё как положено, и не на что обратить внимание, и нет намёка ни на Союз, ни на Горбушку, ни на кого ещё из ребят Ищейки.

Вообще трудно поверить, что идёт война.

Но в то же время по опыту Утробы, а у него его хоть отбавляй, войны сделаны из девяноста девяти частей нудной скуки (обычно в холоде и сырости, голоде и простуде, часто волоча на себе в гору неподъёмный груз железа) и одной части жопораздирающего страха. Он снова задумался, за каким хреном вообще влез в это чёрное дело, и за каким хреном до сих пор из него не выбрался. Способности к такому ремеслу, либо отсутствие способностей к чему-то иному? Или, быть может, его просто несёт по ветру и ветром прибило сюда? Он всмотрелся ввысь, в глубине неба перемещались клочки облаков: вот одно воспоминание, вот и другое.

— Красиво, — снова произнёс Агрик.

— На солнышке всё симпатичней, — сказал Утроба. — Если б шёл дождь, ты бы назвал её самой уродской долиной на свете.

— Может быть, — Агрик закрыл глаза и откинул голову. — Но дождь не идёт.

Факт, и не обязательно радостный. Утроба давным-давно обзавёлся привычкой обгорать на солнце, и потратил большую часть вчерашнего дня, пятясь бочком вслед за тенью высочайшего из Героев. Только одно ему нравилось меньше жары — холод.

— О, под крышу бы, — пробормотал он. — До чего ж обалденное изобретение, чтобы держать погоду на расстоянии.

— Чуточку дождя меня вовсе не утомит, — буркнул Агрик.

— Ты молод. Погоди, пока в моём возрасте не нахватаешься под открытым небом всех видов непогоды.

Агрик пожал плечами.

— К тому времени я надеюсь обзавестись крышей, вождь.

— Грамотно, — проговорил Утроба. — А ты наглый сучёнок. — Он выдвинул потрёпанную подзорную трубу, ту, что забрал у мёртвого офицера Союза, зимой найденного ими замёрзшим, и снова вгляделся в Старый мост. Ничего. Проверил отмели. Ничего. Провёл взглядом по Оллензандскому тракту, вскинулся на движущееся там пятнышко, а затем понял, что это крохотная мошка на том конце трубы, и отступился. — Ну, сказал бы, что, по крайней мере, при хорошей погоде лучше видно.

— Да ладно, мы же выслеживаем Союз! Эти ребятки на брюхе подползти не смогут. Ты слишком уж беспокоишься, вождь.

— Кто-то должен. — Всё же Агрик заметил верно. Между чрезмерным и недостаточным беспокойством равновесие шаткое, и постоянно выходило, что Утроба заваливал его в сторону чрезмерности. От каждого намёка на движение он вздрагивал, взвинченный до готовности созывать к оружию. В небе лениво парили птицы. На склонах оврагов паслись овцы. Вдоль трактов ползли крестьянские подводы. Некоторое время назад Весёлый Йон с Атроком начали упражняться с секирой, и от внезапного скрежета металла он, почти, нахер, намочил штаны. Утроба слишком уж беспокоился, всё верно. Жаль только, человеку не дано по желанию взять и перестать.

— Зачем мы здесь, Агрик?