Память гарпии (СИ) - Ксения Оганесовна Таргулян
Коллеги продолжили потешаться над клиентами. Один портит воздух, другая пискляво разговаривает и повторяет одни и те же фразы, третий — подкаблучник-мазохист и всегда затягивает галстук так, что едва дышит.
В ход пошел алкоголь, и с каждой рюмкой истории становились всё похабней. «Что я здесь делаю?» — спросил себя Орфин. Нужно было поддержать разговор, но как можно так свысока смотреть на людей, которые доверили тебе самое сокровенное?
Он извинился, кивнул коллегам и поднялся на крышу теплохода, навстречу промозглому ветру и запахам реки. Оперся на фальшборт, глядя в темную воду и погружаясь в тяжелые мысли. Но его быстро прервали.
— Скучаешь? — Медеш чуть улыбалась ему. Он и не заметил, что она тоже тут. Дама изящно курила в другом углу крыши, в бежевом кожаном плаще поверх узкого платья.
— Нет, просто… вышел немного подышать. Всё в порядке.
Что-то сверкнуло в ее взгляде, в серых, как небо, глазах, но он не смог прочесть эмоцию. С прежней улыбкой Медеш кивнула ему, докурила сигарету и выкинула в реку. Начал накрапывать дождь. Звеня каблуками, дама покинула верхнюю палубу, по пути едва ощутимо коснувшись его локтя.
Через пару минут, к удивлению Орфина, на крышу вылез рыжий коллега с залысиной. Он похлопал Орфина по плечу и склонился над парапетом рядом с ним.
— Смотришь на нас и думаешь: ну и козлы, да? Ты не смущайся, Андрюх, ты хорошо держал лицо. Просто я за столько лет научился читать мысли, — он рассмеялся и хлебнул пива. — Можешь не притворяться старым циником раньше времени. Как говорится, молодость — это недуг, который быстро лечится. Это нормально, что ты осуждаешь, вчерашний студент. Годик-другой поработаешь — и поймешь, откуда в нас столько желчи.
— Этого я и боюсь.
— Напрасно. В этом нет ничего страшного, это просто опыт и немного профессиональной деформации, — он хохотнул. — Не будет ведь сапожник молиться на каждый ботинок?
— Но разве смысл не в том, чтоб разобраться в проблеме клиента, найти подход?..
— Конечно, вот только подход — он всегда один. К нам ведь обращаются в основном люди одного сорта — зависимые. Те, кто физически не в состоянии принимать решения сам. Приходят и плачутся, как у них всё по жизни хреново — ну еще бы! Только прикол в том, что их нельзя ни вылечить, ни научить. Забудь свои учебники, Андрюх, никто не приходит к нам для «личностного роста». Никому это всё нахрен не сдалось. Людям банально нужен совет, как жить. Так что лучшее, что ты можешь, как спец — это взять шефство над их судьбами и направлять их. Вот и вся песня.
Орфин молча смотрел в воду. От слов старшего коллеги становилось гадко.
— Вижу, ты не рад это слышать, — сказал тот мягче. — Что ж, кто знает. Может, тебе больше повезет с клиентами, и ты встретишь действительно интересные случаи. Может, ты сохранишь этот сияющий взгляд… и будешь лучше нас, — он сделал паузу, давая Орфину посмаковать эту лесть. — Видеть в клиентах людей не возбраняется, покуда они тебе платят, — он снова хохотнул. — Но тут я должен предостеречь тебя от другой крайности. Можешь заботиться о них сколько влезет, копаться в их дерьме, детстве, снах, травмах или чему там тебя учили. Получать их благодарности и любовь. Но какими бы милыми и ранимыми они ни казались — не поддавайся эмоциям. Ни в коем случае не допускай контрперенос. Ты меня понял? Влюбиться в пациентку — это крах. Медеш прощает многие косяки, но за такое она тебя вышвырнет.
Глава 7. Гермес
«Несчастные души ведет за собой сквозь препоны»
Обратный отсчёт… Эху его жизни осталось звучать считанные минуты, и они утекали безвозвратно. Его подвели к подъему на эшафот. Зал, из которого еще недавно Орфин сам с трепетом наблюдал мессу, теперь покачивался и подвывал в предвкушении нового зрелища. Гребаная публичная казнь. Это было… за гранью.
Надежды как таковой в нем не осталось — только клокочущая злость, но именно она не давала смириться и подзуживала бороться до конца. Вот только как? Всё, что он мог — притворяться сомнамбулой, не выдавать эмоций, чтоб не раскрыть своего преимущества. И не терять концентрации, чтоб ухватиться за удачный момент, если такой представится.
— …и вознесешься, позабыв земные горечи, — разносилась по собору неизменная речь Лукреция.
Взойдя по ступеням, Орфин осмотрелся сквозь марево полуопущенных ресниц. Четверо ряженых ангелов манерно замерли по сторонам, а в центре под черно-золотым капюшоном Орфин с желчью узнал Геласия. Тот разминал пальцы чуть ли не с аппетитом. Никакого сопротивления жнец не ожидал.
Все чувства Орфина накалились, от страха защемило в груди. У него была всего одна попытка, и неудача означала окончательную смерть.
— Развернись, — тихо, бесстрастно велел исповедарь.
Расстояния между ними было метра два. Внизу под лестницей зал полнился безликими прихожанами, изнывавшими по своей дозе леты.
Другого шанса Орфин ждать не стал — резко вскинул взгляд на Геласия. Глаз его за капюшоном не увидел, но острые плечи под черной тканью едва заметно дрогнули от удивления. Он двинулся к Орфину, насмешливо кривя губы.
— Вот дела. Значит, ты выбрал боль? — едва слышно процедил жнец, вкрадчиво подступая. — Неужели кто-то может быть настолько глуп? Может, ты из тех безумцев, кто находит в ней удовольствие?
Орфин зверем смотрел на него. Геласий приблизился еще на шаг.
— Или ты просто растяпа и разлил?..
Закончить фразу он не успел. Орфин быстрым движением выбросил вперед руку с зажатым в пальцах флаконом. Тем самым, который он подобрал в коридорах, с неразборчивой надписью. Ожидая своей участи, Орфин сообразил перелить в него немного леты из блюда.
Жидкость выплеснулась из горлышка в лицо Геласию, несколько капель упало на язык, и глаза старика помутились. Он невольно слизнул с губ ртутные потеки дурмана и с тихим стоном покачнулся, но устоял на ногах. Всякий интерес к Орфину он потерял, временно растаяв разумом в миражах.
Несколько секунд Орфин в оцепенении ждал, что его схватят. Но нет, выходка осталась незамеченной. Он стоял спиной к залу, и за его рослой фигурой было не разглядеть, что происходит между ним и Геласием. К тому же прихожанам не было дела до реального мира. Однако броситься бежать он по-прежнему не мог: стражей в зале хватало, и это они сразу заметят.
Поэтому, припомнив, что должно происходить на сцене, Орфин снова придал
