Авдотья, дочь купеческая - Наталья Алферова
— Мрамор восстанавливать сложно, магия продержится месяца три, затем нужно будет нанять шлифовальщиков.
Дворецкий склонил голову, показывая, что распоряжение к сведению принял. Маменька Платона, чувствуя, что власть ускользает из рук, тоже обратилась к дворецкому:
— Климентий, надеюсь, гостевые комнаты для Авдотьи Михайловны и её подруги готовы?
От этого заявления все остолбенели, а Дуня сощурила глаза, раздумывая, не наплевать ли на приличия, и не осадить ли свекровушку при всех.
— Софи,— прошипела старшая из тётушек, трогая сестру за рукав.
— Ах, из-за утомительной дороги я всё перепутала, — нисколько не стушевавшись, продолжила маменька Платона, — конечно же Авдотье Михайловне хозяйские покои рядом с комнатой Платона, а гостевую напротив Глафире.
— Васильевне, — подсказала Дуня, пристально глядя на свекровь.
— Глафире Васильевне, — сказала та и первой отвела взгляд.
Средняя тётушка вздохнула с облегчением и принялась обмахиваться кружевным платочком.
Покои, подготовленные для неё, Дуне понравились, хоть и не дотягивали до девичьей светёлки в родном доме. Она одобряюще улыбнулась горничной, развешивающей вещи из саквояжа в гардеробной и сусликом замершей при появлении новой хозяйки. «Вот Платошина маменька постаралась, прислуга вся зашуганная. Кроме дворецкого, пожалуй, — подумала она и направилась к небольшой двери, соединяющей её комнату с комнатой мужа, размышляя: — К возвращению из имения в одну спальню объединим, негоже супругам в разных постелях спать. Но пока не до того».
Платон радостно улыбнулся Дуне. Он стоял у зеркала, развязывая шейный галстук, а камердинер раскладывал на кровати домашний костюм.
— Я думал, ты отдыхаешь, душенька, — произнёс он.
— Некогда, Платоша, нам нужно закладную выкупать, — ответила Дуня. — Ты переоденься для поездки в банк, я покуда тоже платье сменю. Затем пригласи в свой кабинет дворецкого, обсудим кое-какие дела.
Не дожидаясь ответа от сквасившего капризную физиономию Платона, Дуня ушла к себе. Но, перед тем, как переодеться, она заглянула к подруге. Глаша успела надеть домашнее платье. Она сидела в уютной гостиной, забравшись с ногами на кресло и увлечённо читая монографию их учителя.
— А я говорила, что книги по магии куда увлекательнее твоих романов! — с торжеством воскликнула Дуня.
— Просто у Николая Николаевича литературный талант, — возразила Глаша и попросила: — Дуня, мы же в имение через Москву поедем, давай заглянем в нашу Альма-матер.
— Я и сама хотела тебе предложить, — оживлённо произнесла Дуня. — Думаю, Николай Николаевич вновь остался в нашем институтском общежитии на лето. Он всегда за ученицами, которых не могут по каким-то причинам на каникулы забрать, присматривает. Ох, совсем забыла, зачем пришла. Не хочешь с нами до банка прогуляться?
— Нет, Дунюшка. Извини, но я лучше почитаю, — ответила Глаша, виновато улыбаясь.
— Ладно, читай. Но изучи хорошенько диагностику повреждений в домах и прочих сооружениях. После объясню, зачем, — сказала Дуня и поспешила к себе, переодеваться. Глаша послушно принялась искать в содержании нужную главу.
Дуня сменила платье, шляпку, перчатки, успела вдоволь покрутиться перед зеркалом, пока появился Платон. Дуня даже залюбовалась одетым этаким денди мужем, к тому же на его красивом лице не наблюдалось выражения капризного мальчика. За время переодевания он успел смириться с мыслью, что вместо отдыха придётся заниматься делами.
Кабинет отца Платона, почившего десять лет назад вследствие неудачного падения с лошади, казался заброшенным, несмотря на идеальный порядок, а может, наоборот из-за этого. У Дуниного папеньки на столе всегда кучей лежали различные бумаги, талмуды, счета и расходные книги.
Дворецкий, за которым послал Платон, явился, держа в руках довольно толстую папку и выглядел, скорее, радостно, чем озабочено.
— Скажи-ка, Климентий, как тебя по батюшке? — уточнила Дуня.
— Ильич, — ответил дворецкий.
— Скажи, Климентий Ильич, за сколько времени прислуге жалование не выплачено? — спросила Дуня.
— За десять недель, — ответил дворецкий и быстро достал из папки бумаги. — Вот тут всё до копеечки подсчитано.
Дуня внимательно изучила поданный список, затем спросила о ежемесячных тратах на содержание особняка, продукты питания и прочие нужды. Дворецкий протянул ей ещё несколько бумаг, до конца не веря, что вот это нежное небесное создание в голубом платье и легкомысленной модной шляпке может задавать такие приземлённые сугубо деловые вопросы. Дуня вынула из ридикюля чековую книжку и многозарядную перьевую ручку. Она быстро выписала чек, проставив в нём итоговую сумму задолженности перед прислугой. Затем достала чистый лист, написала несколько строк, расписалась и приложила к бумаге перстень. По бумаге пробежали искорки, превращая её в магически заверенный документ.
— Вот чек, Климентий Ильич, обналичь и сегодня же выдай жалование, — распорядилась Дуня. — А это доверенность, согласно которой ежемесячно будешь получать на содержание особняка, питание и на жалование в пределах указанной вот тут внизу суммы у поверенного купцов Матвеевских в Коммерческом банке.
Дворецкий принял чек и доверенность и произнёс:
— Не сомневайтесь, Ваше сиятельство, в лучшем виде-с всё будет исполнено.
— Можешь меня называть Авдотьей Михайловной, — сказала Дуня. — Приготовь чистые листы и новую папку. После обеда проведёшь нас с Глафирой Васильевной по всему особняку и внутреннему двору. Мы проведём магическую проверку основного здания и хозяйственных построек на скрытые повреждения. Ну и явные запишем. Так мы значительно сэкономим. Вызывать из канцелярии специалистов не три копейки стоит и даже не три рублика. Можешь идти, Климентий Ильич. Платоша, подойди-ка, мой свет.
Платон, со скукой изучающий вид за окном, чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он подошёл, присаживаясь на стул, только освобождённый дворецким.
Последний же выходил с чувством, что просто обожает новую хозяйку. Спустя пару часов Дуню обожала вся прислуга в особняке, получившая, наконец, положенные деньги. Те, кто уже замыслил уходить, в поисках лучшего места, резко передумали.
Об этом всеобщем обожании Дуня и не подозревала. Они с Платоном, наняв извозчика — собственный экипаж Лыковых и впрямь оказался не на ходу — отправились в Имперский банк, где находилась закладная на особняк и в ломбард, где хранились фамильные украшения. Везде рассчитывался Платон. Дуня заблаговременно выписала и отдала ему чеки, чтобы не уронить в глазах окружающих его мужское достоинство. По Дуниным понятиям главой в их семье должен быть муж, а то, что она его направляет да подталкивает, посторонним знать не обязательно.
— Ну что, домой, душенька? — спросил
