На самом дальнем берегу - Урсула К. Ле Гуин
— Ты еще можешь говорить… говорить… Пойдем со мной… пойдем…
Маг быстро глянул на Аррена, потом кивнул.
Они спустились по крутой улочке в одну из ложбин, разделявших Три Холма города Хорта. Дорога становилась все уже, и чем ниже они спускались, тем тише и темнее было вокруг. Небо превратилось в бледную полоску между нависающими сводами и карнизами, а стены с обеих сторон были сырыми и склизкими. По самому дну ущелья бежала речушка, пахнущая помойкой; берега между изогнутыми арками мостов, перекинутых через речонку, были облеплены домами, и в темную дверь одного из домов нырнул Заяц, сразу же пропав во мраке, будто задутая свеча. Они последовали за ним.
Неосвещенная лестница скрипела и шаталась под ногами. Добравшись до верха лестницы, Заяц толкнул какую-то дверь, открыл ее, и они увидели куда попали: пустая комната, в одном углу на полу набитый соломой матрас; единственное окошко, незастекленное и закрытое ставнями, пропускало немного пыльного света.
Заяц повернулся лицом к Ястребу и снова схватил того за руку. Губы его кривились. Наконец он с трудом выговорил:
— Дракон… дракон…
Ястреб спокойно глядел ему в глаза и молчал.
— Я не могу говорить, — выдавил из себя Заяц, выпустил руку Ястреба и с плачем рухнул на голый пол.
Маг опустился рядом с ним на колени и что-то тихонько сказал ему на Древнем Языке. Аррен стоял возле закрытой двери, держа руку на рукояти кинжала. Серый свет в пропыленной комнате, два коленопреклоненных человека, тихий голос мага, говорившего на языке драконов — все это было так странно, что казалось сном, не имевшим никакого отношения ни к тому, что происходило во внешнем мире, ни к ходу времени.
Наконец Заяц медленно поднялся. Он смахнул пыль с колен здоровой рукой, а покалеченную спрятал за спину. Оглядевшись, он увидел Аррена — теперь взгляд его был осмыслен. Вскоре, однако, он отвернулся и уселся на свой матрас. Аррен остался стоять на страже; но Ястреб, с непринужденностью, свойственной лишь тем, чье детство прошло в лишенной мебели хижине, сел, скрестив ноги, прямо на голый пол.
— Расскажи мне, — попросил он, — как ты утратил свое искусство и язык своего искусства.
Заяц какое-то время не отвечал ему. Он начал хлопать увечной рукой себя по бедру, и его движения были беспокойные, дергающиеся, а когда заговорил, то с усилием, как бы выталкивая из себя слова:
— Они отрубили мне руку… и я не мог сплетать заклинания. Мне отрубили руку… Вытекло много крови… вся кровь…
— Но ведь это случилось уже после того, как ты утратил силу, Заяц, иначе бы они так не поступили… ты не дал бы им сделать это…
— Сила… моя сила…
— Да-да… твоя сила, которая давала тебе власть над ветрами, над волнами и над людьми. Ты называл их по именам, и они повиновались тебе.
— Да. Я помню, что я был живым, — проговорил Заяц тихим, хриплым голосом. — Тогда я знал и слова, и имена…
— А сейчас ты что же — мертв?
— Нет. Я живой. Я живу. Только некогда я был драконом… Я еще не умер. Но порою я засыпаю. А сон очень похож на смерть — это все знают. Смерть приходит во сне — это тоже все знают. И еще во сне приходят мертвые. Они приходят к тебе как живые и рассказывают всякое. Будто они приходят в твой сон из смерти. Что есть такая дорога. И что если ты зайдешь по ней достаточно далеко, то сумеешь найти дорогу назад. Все могут отыскать эту дорогу, если будут знать, где искать. И если захотят заплатить цену.
— Что это за цена? — голос Ястреба плыл в тусклом воздухе, как тень падающего листа.
— Жизнь… что же еще? Чем еще можно купить себе жизнь, кроме как жизнью?
Заяц принялся раскачиваться взад и вперед на своем соломенном матрасе, его глаза засветились каким-то тусклым, жутким блеском.
— Видишь, — сказал он, — они смогли отрубить мне руку. А могли бы отрубить и голову. Но это неважно. Я теперь могу найти дорогу назад. Я знаю, где искать. Только человек, наделенный силой, сумеет там пройти.
— Ты хочешь сказать — волшебник?
— Да. — Заяц заколебался, видимо, несколько раз пытаясь выговорить это слово, но так и не смог произнести его. — Люди, наделенные силой, — повторил он. — И они тоже должны… должны отдать все. В уплату.
Тут он впал в угрюмое раздумье, как будто слово «уплата» пробудило в его сознании некие неприятные ассоциации. И в самом деле, он вдруг осознал, что даром поведал важные сведения, вместо того, чтобы продать их. Больше у него ничего не удалось выпытать, даже намека насчет этого «пути назад», который, судя по всему, казался магу очень важным. Поняв, что больше от Зайца ничего не добьется, маг довольно быстро поднялся с пола.
— Ладно, — сказал он. — Пол-ответа — это все-таки лучше, чем никакого ответа. То же самое касается и платы, — и проворно, как фокусник, он швырнул на соломенный матрас золотую монету, которая упала прямо перед Зайцем.
Так же проворно Заяц подобрал ее. Он оглядел монету, потом Ястреба, потом Аррена, переводя взгляд с одного на другого движениями головы, похожими на подергивание.
— Подожди, — пробормотал он непослушным языком.
Как только ситуация изменилась, понимание происходящего ускользнуло от Зайца, и теперь он страдальчески нащупывал в сознании слово, которое хотел сказать.
— Нынче ночью, — вымолвил он наконец. — Подожди. Нынче ночью. У меня есть хазия.
— Мне она не нужна.
— Нужна… чтобы показать тебе… чтобы показать дорогу. Нынче ночью. Я дам тебе… Покажу… Ты сможешь попасть туда, потому что ты… потому что у тебя есть…
И он искал и искал ускользающее слово, пока Ястреб не подсказал ему:
— Потому что я — волшебник?
— Да! Поэтому мы можем… мы попадем туда. На ту дорогу. Когда я усну. Во сне. Понял? Я возьму тебя. Ты пойдешь со мною… туда… к той дороге…
Ястреб стоял посреди комнаты в мрачном раздумье.
— Ну что ж, — сказал он наконец. — Если мы придем, то к тому времени, когда стемнеет.
И повернулся к Аррену, который тут же распахнул дверь — ему не терпелось
