Пик затмения (СИ) - Сойфер Дарья

– Послушай, я никогда и ничего не рассказываю просто так. Я чувствую: тебе что-то известно. И хочу это выяснить.

– Да ничего такого! Ерунда…

– Нет, – отрезала Кошкина и понизила голос. – Ерунда или нет – я решу сама. Мне нужно твое содействие, и я буду держать тебя в курсе. Что скажешь? Баш на баш.

Мара закусила нижнюю губу. Уж больно сомнительно все это выглядело. Чтобы представитель Совета, опытный детектив просил о помощи девочку… А это обещание держать в курсе? Взять – и на полном серьезе поверить, что кто-то собирается пустить чужака за кулисы расследования? Чушь. С другой стороны… Ну в чем риск? Рассказать про Союз Четырех? Скорее всего, эту историю Кошкина отбросит, как детские выдумки. А вот за проникновение в жилище Густава и взлом его компьютера по голове не погладят. И сны Джо могут вызвать ненужный интерес. Если кто-нибудь додумается связать способность индейца с недавними экспериментами, начнется массовая истерика, и Маквайана уже не оставят в покое. Хотя… Зачем вообще упоминать Джо? И остальных? На Линдхольме каждый знает: Мара не вылезает из наказаний. И не так давно ей было велено вымыть лестницу на маяке. Лестницу – на маяке. В средние века пытали гуманнее. Так почему бы не сказать, что она случайно заглянула к Густаву за тряпкой, его не было, а включенный ноутбук стоял на столе…

– Баш на баш, – довольно улыбнулась Мара. – Так почему вы думаете, что Густава убили?

– Нет-нет, – Кошкина медленно покачала головой. Даже в полумраке было видно, как хитро поблескивают ее глаза. – Сначала ты.

– Окей, – дернула плечом Мара, обернулась на всякий случай: отец и Сэм что-то обсуждали с Данифом. Двигатель шумел достаточно громко, чтобы заглушить разговор. А русский язык был вишенкой на торте предосторожностей. – Только между нами!

Нет, на то, что Кошкина будет держать язык за зубами, Мара даже не надеялась. В лучшем случае сразу выболтает отцу, в худшем – перешлет полный отчет с картинками в Верховный Совет. Но если не снабдить историю грифом «совершенно секретно», в нее никто не поверит. Поэтому для достоверности пришлось изобразить, что решение далось с трудом.

С видимой неохотой Мара выдала Кошкиной заготовленную версию. Густав, мол, оставил компьютер включенным, а там – письма высшим чинам Совета с четкими инструкциями к действию. Причем не абы какими, а теми, что были выполнены в точности.

– Ты обсуждала это с кем-то? – серьезно спросила детектив.

– Из взрослых? Нет, конечно. Так, поспрашивала издалека про Союз Четырех. Но даже миссис Дзагликашвили, наш преподаватель мифологии, считает его легендой. А уж она-то верит во все подряд! В пророчества и всякую ерунду, – Мара внимательно посмотрела на собеседницу: рыжие кудри в густой фиолетовой темени казались кровавыми.

– А твои друзья?

– Ну, только Брин… Бриндис Ревюрсдоттир. Но ей не живется без загадок. Она вечно должна что-то распутывать, выяснять, вызнавать… Так устроен ее мозг, сами увидите. Поэтому я не знаю, насколько смогла помочь. А теперь ваша очередь.

Кошкина ухмыльнулась, блеснув зубами.

– Хорошо. На видео, которое удалось заснять свидетелям, в огне смутно виден силуэт Густава Петерсона. Но он не двигается.

– В смысле?

– Думаю, ты сама сможешь это разглядеть. Ведь Клаусен переслал тебе запись?

– Мне?! – чересчур высоким голосом переспросила Мара и кашлянула. – Не-е-ет. Он просто выразил эти… соболезнования. И хотел поддержать, все такое…

– Мара, – Кошкина посмотрела на нее с такой иронией, с которой обычно взрослый человек выслушивает детское вранье про то, что конфеты утащили соседи или инопланетяне, из маленького, перепачканного шоколадом ротика. – Говорю же: посмотришь сама. Во время пожара Густав сидел неподвижно.

Мара сглотнула, но отпираться не стала. Поражения она умела принимать с достоинством. К тому же, любопытство оказалось сильнее.

– А если он, к примеру, спал? Или задохнулся угарным газом?

– Ну, шведская полиция решила, что он был пьян. Пьяные люди часто сгорают заживо, даже не проснувшись. Определить содержание алкоголя невозможно, и эту версию, скорее всего, признают официальной. Но…

– Но Густав не пил?

– Именно. У основания черепа есть травма. Возможно, она появилась после смерти, но я считаю иначе. Да и возгорание на яхте, которая регулярно проходит техосмотр, сомнительная вещь.

– Вот тут вы правы, – с энтузиазмом закивала Мара. – Густав обожал «Сольвейг». Нельзя, наверное, так говорить, но даже лучше, что он был на ней. Потому что он бы все равно не пережил потерю лодки. Буквально позавчера канифолил ее так, как не каждый… – картинки всплыли в памяти, и голос прервался.

– Позавчера, говоришь? – Кошкина прищурилась. – Натирал канифолью?

– Да нет, это выражение такое, – Мара на мгновение отвернулась и глубоко вздохнула. – Чем-то полировал или чистил… Ну, он постоянно с ней возился.

– Хорошо, – задумчиво протянула детектив. – Хорошо… Ладно, думаю, на этом пока все. Остальное покажет обыск.

А обыск не заставил себя ждать. Как только прокатная яхта пришвартовалась к пристани, Эдлунд заторопился в главное здание. Последние полчаса путешествия профессору названивала Вукович, и из обрывков фраз Мара поняла, что в Линдхольме очередные проблемы. Поэтому сразу у маяка отец пихнул ей ключи от каморки Густава, а сам широким шагом направился по узкой косе к пансиону. Хуссейн Даниф спешил следом, для него перемена климата после Арабских Эмиратов была чересчур резкой. А Сэм замыкал процессию. Дед успел известись, переживая за Роба. Пухлый нытик не отличался особой самостоятельностью.

Ужин давно закончился, поэтому во всех домиках приветливо горели окошки, ветер приносил приглушенный гомон голосов. И от этого стоять на влажном щебне в диком холоде был еще неуютнее. Хотелось немедленно сварить какао, сбегать к Брин за маленькими зефирками и залезть поскорее на любимую койку…

– Идем, – безжалостно прервала мечтания Кошкина, и Мара подняла плечи, пряча замершие уши. Она близка была к тому, чтобы повязать шейную бандану на голову, как бабушкин платочек, но гордость не позволяла.

Дверь маяка неприветливо скрипнула, по выключателю пришлось постучать – он не всегда срабатывал с первого раза. Тусклый желтый свет выхватил из темноты потертые ступени и голые кирпичные стены. В очередной раз Мара подумала, что жить здесь мог только человек, который либо очень любил свою работу, либо ненавидел других людей.

– Сейчас, – выдохнула она, и изо рта вырвалось облачко пара.

Еще бы: Густава не было вторые сутки, внутри никто не топил. Замерзшие пальцы плохо слушались, и большой ключ с клеймом в виде солнца не сразу попал в отверстие.

– Тут немного заедает… – прокряхтела Мара, прижимая дверь плечом.

Провернула ключ дважды и, наконец, открыла жилище для обыска. Минут пятнадцать назад отец ей четко сказал: «Открой детективу – и пусть делает, что хочет. Иди в столовую, я попрошу синьору Коломбо разогреть ужин». Но кто станет думать о еде, когда можно понаблюдать за самым настоящим расследованием?!

Мара внутренне подобралась, – больше не хотела раскисать от мыслей про Густава. Для верности сжала в кармане кулак, чтобы ногти впились в ладонь: легкая боль отлично отвлекает от сантиментов.

Она снова оказалась в знакомом помещении, но теперь постаралась взглянуть на комнату глазами следователя. Что там было про дедуктивный метод?..

Четыре стены, небольшое окошко ближе к потолку. Иначе при сильном шторме его бы выбило. Письменный стол, кресло. Кровать. Шкаф у двери. Ничего особенного. Все, как было месяц назад. Забытая зарядка в розетке, кружка из-под кофе на тумбе. Книга с фольгой от шоколада вместо закладки.

– Выходит, он здесь жил… – полувопросительно протянула Кошкина и огляделась.

– Постойте, а разве вы не учились в Линдхольме? – удивилась Мара. – Ведь если Густав работал здесь еще в далекие-предалекие времена молодости ее отца, то уж Кошкина должна была застать смотрителя!