Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара
Мальчик оборачивается ко мне. Его внешность не меняется больше, и я узнаю его.
Это ученик Оры. Уже лет десять прошло, с тех пор как он исчез из Рощи, — но он такой, каким я его помню, не стал старше ни на день.
Я спрашиваю:
«Ты умер? Ора сказала, ты уехал, но ты не вернулся.»
Он качает головой и делает шаг.
Крыша становится горной вершиной, улица пропастью, он летит вниз, раскинув руки, белая искра в черноте. И в тот же миг ветер толкает меня, я взлетаю.
Безоблачное небо и раскаленное солнце мчатся мне навстречу, мир полон звуком. Звенит моя песня и новое волшебство рожденное ею, и ветер подхватывает их, ветер поет вместе с ними. Весь мир поет за меня.
Я лечу, я могу летать.
Я смог спуститься из башни только к вечеру.
Сперва сны, темное забытье и обрывки яви накатывали волнами, свет появлялся и гас. Я слышал голоса Джерри и Рилэна, чувствовал вкус воды. До меня доносились мои собственные слова, — я просил уйти, оставить меня, не трогать.
Волшебство исчерпало мои силы, я чувствовал себя легким, прозрачным, почти лишенным цвета. Когда-нибудь песня заберет все мои силы, я не проснусь, останусь в сумеречном небе вместе с ветром.
Когда я пришел в себя в очередной раз, то понял, что лежу на полу, на армейских одеялах. На миг мне показалось, что я в кандалах. Но это были не оковы, — это новая песня сплелась с обломками крыльев всадника и сомкнулась на запястьях и лодыжках. Деревянные браслеты, сидящие как влитые, пронизанные новым волшебством, песней полета и моей жизнью. Они звенели и звали ввысь, но, сколько я ни вслушивался, не мог различить дымного шелеста. Он исчез.
Тень шелохнулась у стены, и я приподнялся. Двигаться все еще было трудно.
Из сплетения теней появился Тин, опустился рядом. Потянулся к моему запястью, но отдернул руку, не коснувшись браслета.
— Они отвергают меня, — прошептал он, и я не знал, что в его голосе — благоговение или ужас. — Мои крылья… Каждый делает их себе сам, проходит посвящение, никто другой не может их надеть… Как тебе удалось, что ты сделал?
Я зажмурился на миг, сделал глубокий вдох, а когда открыл глаза, понял, что снова могу говорить, могу мыслить ясно.
— Теперь это мои крылья, — объяснил я. — Я подчинил их.
Тин взглянул на меня, с тревогой, потом качнул головой.
— Тебя ждут, — сказал он. — Аник уже готова уезжать, ждут только тебя.
Небо за решетчатым окном еще было светлым, но я чувствовал, — ночь рядом, земля уже во власти сумерек.
Я кивнул и сказал:
— Я сейчас приду.
Тин ушел, а я некоторое время собирался с силами. Сигареты нашлись в кармане куртки, и серый дым теплом влился в кровь, помог подняться. Я попытался надеть ботинки, но не сумел, — браслеты на лодыжках были слишком широкими, мешали.
Наверное, все в Атанге посмеялись бы надо мной, — моя форма в пыли и саже, я босиком, в деревянных браслетах. Но мы не в Атанге.
Я распахнул дверь и пошел вниз по лестнице.
Она спиралью уходила вниз и была темной, — ни окон, ни факелов, ни газовых фонарей. Камень ступеней был холодным, истертым тысячами шагов. Путь казался мне бесконечным, но все же привел меня к цели.
Я всегда считал, что кухня — самое безопасное место в крепости. Снаружи доносился запах гари, но внутри все было таким привычным: длинные столы, скамьи, широкая плита у стены, зажженный фонарь на стене. Меня здесь ждали.
Я не чувствовал голода, но Джерри заставил меня сесть за стол, поставил передо мной тарелку и кружку. Я знал, что он прав, и послушно ел, не чувствуя вкуса пищи, — лишь каждый глоток чая обжигал меня, не давал сбиться с мысли.
Джерри, Рилэн, Тин и Аник сидели за тем же столом, смотрели на меня.
— Ты уезжаешь? — спросил я у Аник.
Она снова стала решительной и собранной, — заплела косы туго, так что не выбивалась ни одна прядь, крепко завязала косынку на шее. Я не знал, что Аник видит, глядя на меня, — ее черные глаза стали непроницаемыми.
— Да, — ответила она. — Мы не оставим здесь людей на еще одну ночь. В деревнях все готовы, многие уже отправились в путь. Мы спустимся к морю, у многих там есть родственники. Там нас всегда примут.
Мне казалось, я слышу то, что она хочет сказать: «Мы просили короля прислать помощь, он прислал тебя, ты бесполезен. Мы будем спасаться сами». Я не знал, что ответить.
— Что мы будем делать? — тихо спросил Рилэн. Он сидел, сцепив руки, смотрел вниз.
Мне хотелось снова вытащить сверток с сигаретами, закурить, подумать. Но на это не было времени, и я уже знал ответ.
— Мы вернемся в Атанг, — сказал я. — Сообщим королю, о том, где скрываются враги. — Я замолк на миг, но все молчали, никто не возразил мне. Тогда я договорил: — Но сначала я хочу слетать туда еще раз, взглянуть на это место, запомнить его. Может быть, мы увидим еще что-нибудь.
Тин подался вперед, сказал быстро, на одном дыхании:
— Я полечу с вами!
— Нет! — Голос Аник вспорол воздух, как внезапный удар. — Хватит, ты поедешь с нами.
Тин сжал ее ладонь обеими руками и кивнул.
— Я обещал и помогу. — Его голос звучал горячо, убежденно. — Я догоню вас в пути, или приеду сразу на берег, я буду с вами, буду защищать твоих людей. Но, Аник, пойми, я должен слетать туда, это важно.
Я не знал, почему это важно для него. Я даже не понимал, почему я лечу туда сам.
— Готовь лодку, — сказал я Рилэну и поднялся из-за стола.
20
Услышав наши имена, колодец раскрылся.
Мы были высоко, лишь несколько метров скальных сводов отделяли нас от неба. Знаки созвездий мерцали на дверях, ведущих к лестницам и колодцам, — под нами и вокруг нас город жил своей обычной жизнью, но до нас не доносилось ни звука, мы будто перенеслись в другой мир, в другое время. Верхний предел, двери полета, — этот маленький зал сейчас казался похожим на пещеру, экраны — будто рисунки углем на стенах. Тишина, круг неба над головой, — и больше ничего.
— Ты готова? — спросил Лаэнар.
Он держал меня за руку. Сквозь черные перчатки я не чувствовала его кожу, сквозь темное забрало шлема — не видела глаз. Но я ощущала душу Лаэнара, — распахнутая, она мчалась, разрезала воздух, словно мы уже поднялись в небо, словно нас несли крылья.
Его душа так легко освободилась от пут сновидения, устремилась в полет. А я все еще была в плену своих снов, во власти тревоги и горя, — и Лаэнар знал об этом, ведь он держал меня за руку.
Я проснулась сегодня рядом с ним и сперва не могла говорить, — слезы украли мои слова, сжали горло. В комнате было темно: лишь отблеск красного светильника над дверью и неясные тени. И голос Лаэнара. «Что случилось, Арца? Что тебе приснилось? Арца?» Он обнимал меня и вытирал мои слезы, и в конце концов я смогла сделать вдох и сказала: «Мельтиар. Он мне приснился».
Едва я произнесла это — и сон распался, погас как искры темноты. Осталась лишь неизмеримая даль, бесконечное пространство или бесконечное горе. Во сне Мельтиар был отделен от меня этой пропастью или этой бедой, — и как я не старалась, не могла дотянуться до него.
«Мне тоже», — сказал Лаэнар.
Должно быть, если бы я подождала хотя бы мгновение, он рассказал бы свой сон. Но я не могла молчать, слезы все еще были слишком близко.
«Ему было плохо, — сказала я. — А я ничем не могла ему помочь».
В этот миг я поняла, что сон Лаэнара был совсем другим. Страх, непонимание, голос шторма, — вот чем были наполнены его чувства. Ни отчаяния, ни боли там не было, — наши сны не совпали сегодня, и Лаэнар не стал пересказывать мне свое видение. Я просила, но он не стал.
И сейчас Лаэнар был здесь, держал меня за руку, рвался в небо. И поэтому я зажмурилась, заперла в глубине сердца боль, пришедшую из сна, и кивнула.
— Я готова.
Крылья Лаэнара распахнулись, забились — быстрее, чем стук сердца, быстрее движения мысли, — ветер ударил мне в лицо, и Лаэнар стал черной молнией, рванулся ввысь. Я метнулась следом, хвостовые перья вспороли воздух, колодец крутанулся перед глазами, и я пронзила небо, догнала Лаэнара.
Мы должны быть вместе, должны быть отраженьями друг друга, — тогда никто не сможет сокрушить нас. Если бы мы были рядом тогда, если б наши движения и мысли звучали нераздельно, — всадник не смог бы сбить Лаэнара, ничего не смог бы сделать.
Мельтиар прав, мы не готовы, мы должны тренироваться. Мы не можем подвести его, мы его звезды.
Небесные реки подхватили нас, млечный путь опрокинулся, качнулся над головой. Мы парили рядом, крыло к крылу, и земля поворачивалась, сияла багровыми контурами ущелий и скал, а звезды над нами полыхали белым огнем. Одна из них, носящая мое имя, вставала над краем гор, указывала на север.
Я нырнула вниз, взлетела на другом потоке, упала — и краем глаза видела, как Лаэнар повторяет мои движения зеркально, — мы сходились и расходились по спирали, ловили и бросали ветра. Словно между нами были враги и мы сокрушали их снова и снова, или словно это был танец, — созданный только для нас, и для неба.
