Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара
Снизу донесся выстрел, еще один, Джерри выругался. Я услышал, как он передернул затвор, и открыл глаза.
Чернота по-прежнему нависала над нами — горы и небо, как опрокинутая пропасть. Шар едва приметно мерцал, его тоскливая песня царапала мне сердце.
— Стреляли в нас? — спросил я.
— Нет, — ответил Джерри. Я почти не различал его, должно быть он полулежал, прижавшись к борту, целился вниз. — Возле Форта!
— Куда лететь? — Ветер рвал голос Рилэна, доносил лишь клочья. — Снижаться?
Мгновение я не мог понять, о чем они говорят, но потом наклонился над кормой и увидел.
Форт был под нами. Черный, как расщелины в скалах, видны лишь факелы на башнях, на крепостных стенах, искры в ночи. Где-то там, в одной из башен, качается на ветру флейта — я не удержался, прислушался, но она молчала. Звучала лишь высоко в небе, по ту сторону моей души, и отражалась в земле, у ворот крепости.
Из Форта вновь донеслись выстрелы, разрозненные, повторяющиеся эхом, и темнота за воротами ответила им. Взорвалась вспышками, окатила стены белым огнем, и я увидел врагов, но не мог сказать, что я вижу.
Они стояли строем, но десять их было или сто, тысяча или сотня тысяч? Их магия звенела и сияла, белый огонь, черные тени, и больше ничего не увидеть, ничего не понять.
— Снижайся! — крикнул я.
Мы пошли вниз, и я вскочил, бросив весло. Лодка качнулась, я едва удержался на ногах, но мне было все равно. Песня подступала к горлу, — горячее огня, ослепительней полуденного солнца, — и остальное не было важно.
Я запел.
«Забудь обо всем, — говорил мне Кимри. — Есть только твои враги, и есть песня, пусть она пылает, пусть сожжет их! Ты смерть, ты сметаешь все, ты непобедим. Пой!»
Я пел.
Моя душа, рассеченная песней смерти, была пламенем, огнем из сердца солнца. Мой голос взлетал и падал, песня рушилась на землю, прожигала ее до самых недр. Сколько бы ни было врагов — десять, тысяча или сотня тысяч, — их жизни стали пеплом, и пепел сгорел без остатка. Их смерть рванулась к небу, пылающая и яркая, и стала моей силой. Я вдохнул ее с последним звуком, и песня смолкла.
Я рухнул на корму, вслепую нашарил весло. Я не слышал даже свиста ветра, тишина была звенящей и страшной.
Кимри научил меня только одной песне, но она была сейчас важнее других.
— Ужасно, — сказал Джерри. Его голос был прерывающимся и хриплым. — Что это было?
— Песня смерти, — ответил я. Песня еще жила во мне, отголоски саднили горло, сила переполняла, обжигала при каждом вдохе — и лодка качалась, словно нас бил прилив. — Атака прекратилась? Я не видел…
Джерри пробормотал что-то утвердительное, ветер унес слова.
Я мог не спрашивать. Наши враги умерли, лезвие песни полоснуло их души — уничтожило мгновенно, каждого из них.
Факелы внизу двигались, зажигались все новые огни. Нам нужно спуститься, нужно сказать людям, что опасность позади.
Я потянул весло, направляя лодку к земле, но вслух не успел сказать ни слова.
Эли! Они здесь!
Мысль Тина была как пуля, окутанная дымом. Прошибла меня насквозь, окатила тошнотой и слабостью. Но песня смерти, эхом бьющаяся в крови, не дала мне отпустить весло.
Я по-прежнему знал, что делать.
— На север! — крикнул я Рилэну и лодке. — Туда, где мы оставили всадника!
Рилэн сказал что-то, вопрос распался на звуки. У меня не было сил переспрашивать и отвечать.
Лодка развернулась, тяжело и неловко, словно впервые была на лету. Накренилась, черпанув бортом ветер, и мерцающий шар покатился, стукнулся о мои ботинки и замер. Я чувствовал, как с каждым мгновением немеют руки, как все сильнее саднит горло.
Всадники знают то, что недоступно другим людям.
Это известно каждому. И это все, что известно, — их орден окутан тайной, посторонние не могут входить в их дома, приходить на их собрания. Каждый может узнать всадника по крыльям. Любой волшебник ощутит незримые следы всадников — горячий пепел, дымный огонь. Но кто испытал на себе их силу?
Мысль Тина была словами, стремительным призывом. Но ни звука, ни чувства, ни света, ни тени. В Роще мысли струились, наполненные образами, дрожащие от песен, — частички души.
Мысль Тина не сплеталась с душой, она пробивала душу.
Учитель был прав, это не волшебство.
Но это призыв, и нельзя медлить.
Я глубоко вздохнул, пытаясь собрать все силы. Мы были уже близко, — сумеречный шелест струился в воздухе, сворачивался спиралью, уходил вниз. Я потянул весло, направляя лодку за ним, и ощутил другой след.
Он горел высоко в небе, широкий, темный, убегающий в ночь. Враги пролетали здесь, совсем недавно.
Мы опускались, и с каждым мгновением шелест становился сильней, но холоднее, рассыпался и замерзал, как зола на льду.
Джерри зажег фонарь. Пятно света метнулось вниз, выхватило острые грани, темные валуны и отвесный склон.
— Я здесь! — крикнул Тин.
Его голос тонул в расщелине между скалами. Мы нырнули туда.
Джерри выпрыгнул наружу, кинулся к всаднику, помог забраться в лодку.
— Ты ранен? — спросил он. — Подожди, надо…
Тин мотнул головой — я увидел ссадину у него на щеке, запекшуюся кровь на лбу — и разжал руки. На дно лодки посыпались щепки и планки, куски ткани и деревянные кольца.
Это они шелестели голосом замерзшей золы.
— Мои крылья, — объяснил Тин. Его голос сорвался и исчез на миг, но тут же вернулся. — Меня сбили. Крылья сломались, я не могу летать. И что-то с рукой… Но я не ранен.
Я коснулся его плеча и запел, еле слышно. Порыв ветра, запах хвои и солнца — одна из моих первых песен.
Тин стиснул мою руку и сказал:
— Спасибо.
— Эта песня снимает боль, — предупредил я. — Но если ты ранен…
— Потом. — Он мотнул головой и обернулся к Рилэну. — Они улетели только что, нужно лететь за ними! Пока они не начали жечь!
Я слышал голоса Джерри и Рилэна, они возражали что-то, Тин настаивал, — но я не вслушивался в слова, мне было все равно. Силы возвращались ко мне, восторг возвращался, след чужой магии над головой был ясным, пел отзвуком древних песен. Враги возле Форта не смогли скрыться от меня, и эти не смогут.
— Летим! — сказал я, и лодка послушалась, скользнула вверх.
Поток подхватил нас, помчал над скалами, мы летели все быстрей. Я задыхался от ветра, задыхался от чужой песни, она звучала эхом песни полета, но горела незнакомым огнем. Мы все смотрели вперед, но не видели ни врагов, ни огня, только черноту гор, черноту неба.
— Там ничего нет! — крикнул Рилэн. — Только горы!
Он был прав — но все же звенящий след уходил вперед, к скальной стене, еще далекой, но уже отличимой от неба. Я помнил эти места, мы пролетали здесь днем. Лишь отвесные скалы и пропасти — ни горных троп, ни деревень.
Но мы не повернули, мы мчались в потоке чужой песни, и я чувствовал другие следы среди ветров, десятки и сотни, старые и новые. Я смотрел в черноту, смотрел не отрываясь, — и понял, что песни захлестнули меня, я схожу с ума.
В скальной стене зажглась звезда. Сперва крохотная, она мерцала белым светом, разгоралась все ярче, росла. Она пылала, превращалась в солнце, и в глубине его сияли песни, неисчислимые, яркие, пронизывающие камень, уходящие в землю, уходящие в небо. Тысячи жизней были по ту сторону белого солнца, они сияли и пели, смертоносные и прекрасные.
— Вы видите это?! — закричал Джерри. — Горы открылись, открылись!!
Я понял, что я вижу.
Я видел ворота. Скальная стена разошлась, открыла туннель, — оттуда бил свет, ослепительно-яркий в ночи, там двигались тени, там был спрятан целый мир. Мы мчались туда, лодка дрожала и стонала от скорости и ветра, — но ворота уже закрывались, свет исчезал. Еще миг — и осталась лишь мерцающая звезда, а потом пропала бесследно.
Я отпустил весло, и лодка остановилась. Небесные реки качали ее, вокруг нас была тишина и ночь, больше ничего. Я смотрел вперед, в черноту, не в силах поверить.
— Они прилетают оттуда, — прошептал Тин.
Я кивнул.
Мы нашли убежище врагов. Город, скрытый в глубине гор.
18
— Я разрешил вам выбирать цель, — сказал Мельтиар.
Воздух все еще был холодным — когда мы вошли стены искрились ледяным узором, белый свет сиял нестерпимо, мороз обжигал горло. Сейчас мы сидели на полу, перед Мельтиаром, на островке тепла. Темнота волнами текла вокруг нас, замыкалась в кольцо, возвращалась к Мельтиару, разбивалась о его ладони, исчезала бесследно. Его темнота, звенящая и жаркая, способная уничтожить, способная исцелить. Я смотрела на черный поток, струящийся над полом, повторяющий свой путь снова и снова. Мельтиар никогда не говорил об этом, но я знала, — это его темный огонь, сила его души.
Белый узор на стенах таял, превращался в сверкающие дорожки воды. Наверху шуршали лопасти, смешивали жар темноты Мельтиара с холодом тающего льда. С каждым мгновением мне было все сложнее дышать.