Робин Хобб - Корабль судьбы (Том I)
Проказница снова тряхнула головой и долго молчала, но наконец заговорила опять.
— Когда мне на руки попала змеиная слизь, облепившая шлюпку… — начала было она, но осеклась и продолжала совсем другим тоном: — Мне страшно, Кеннит. Если бы ты знал, какая жуть таится во мне! — И носовое изваяние выгнулось как могло, чтобы посмотреть на него через плечо. — Я ношу в себе какую-то страшную правду и страшусь, что однажды мне придется узнать ее. Да, у меня есть лицо, которое предстает внешнему миру. Но внутри скрыта еще тысяча лиц! Я чую в себе прошлое, простирающееся гораздо глубже моего собственного. И если я не буду настороже, однажды оно может вырваться наружу и все переменить во мне. Тебе, наверное, кажется, что я несу ужасную чушь. И верно, как я могу быть еще чем-то кроме того, чем являюсь сейчас? Как я могу бояться себя самой? Я, право, сама этого не понимаю. А ты? Ты понимаешь?
Кеннит крепче сжал скрещенные руки и соврал:
— Я думаю, у тебя от расстройства воображение вконец разыгралось, моя морская красавица. И не более. Наверное, ты чувствуешь себя в чем-то виновной. Я ведь и сам себя съесть готов за то, что взял Уинтроу на остров Других, где его, оказывается, подстерегали такие опасности! А уж ты, должно быть, все чувствуешь вдесятеро острей, тем более что вы с ним в последнее время до некоторой степени отдалились один от другого. Я знаю, что вклинился между тобой и Уинтроу, и прошу прощения за то, что нимало о том не сожалею. Сейчас ты подошла очень близко к тому, чтобы потерять его навсегда, и это заставило тебя оценить силу вашего единения. Ты размышляешь, что с тобой станется, если он умрет. Или покинет тебя. — Кеннит укоризненно покачал головой и криво улыбнулся Проказнице. — Ох, красавица моя, ты, похоже, все еще не до конца мне доверяешь! Хотя я и продолжаю твердить, что останусь с тобой навсегда, до конца дней своих. А ты знай цепляешься за Уинтроу, словно он единственный из людей достоин быть твоей второй половинкой! — Тут Кеннит сделал паузу, а потом, так сказать, покатил пробный шар, желая посмотреть, как она на него отзовется: — По-моему, сейчас самое время приготовиться к тому, что будет, когда Уинтроу рано или поздно решит нас покинуть. Как мы с тобой ни любим его, нам обоим известно, что сердце его не здесь. Он по-прежнему рвется в свой монастырь. Неизбежно настанет момент, когда, любя Уинтроу, мы должны будем его отпустить. Или ты не согласна?
Проказница отвернулась и вновь уставилась в море.
— Наверное, — сказала она.
— Тогда ответь, прекрасная повелительница морей, отчего ты не позволяешь мне занять его место подле тебя?
— Из-за крови и памяти, — невесело отозвалась она. — Мы с Уинтроу связаны общностью памяти и крови.
Кеннит медленно опустился на палубу. Это далось ему изрядной болью, потому что у него и так стонали и жаловались все члены. Он приложил пятерню к темному отпечатку на досках, в котором еще угадывались контуры его бедра и ноги.
— Моя кровь, — выговорил он негромко. — Вот здесь я лежал, когда мою ногу отделяли от тела. Моя кровь впиталась в тебя, и я знаю, что в тот момент наша память также слилась.
— Верно. И еще потом, когда ты умирал. Но… — Проказница вновь умолкла, а затем пожаловалась: — Уж кто бы говорил. Ты лежал без сознания, но все равно закрывался и прятался от меня. Ты разделил со мной только те воспоминания, которые сам выбрал. Все остальное укрывала глубокая тень: ты не желал сознаваться, что эти воспоминания вообще существуют. — И в который уже раз она покачала головой. — Верно, я люблю тебя, Кеннит, но я совсем не знаю тебя. Ничего общего с тем, как знаем друг друга мы с Уинтроу. Я ведь храню воспоминания трех поколений его семьи, не говоря уже о его крови, которая тоже омочила мое диводрево. Мы с Уинтроу как два дерева, растущие из одного корня. — Проказница вдруг всхлипнула и повторила. — Я совсем не знаю тебя, Кеннит! Ведь если бы я знала, я могла бы понять, что произошло, когда ты возвращался с острова Других. Мне показалось, что ветер и сами волны слушались твоих приказаний! Морская змея склонилась перед твоей волей! И я не в силах понять, как такое стало возможно, хотя, кажется, все видела собственными глазами. А ты и объяснить даже не хочешь. — И очень тихо она докончила: — Ну вот как прикажете доверять человеку, который сам до конца мне не доверяет?
Довольно долго молчание летело мимо них вместе с ветром.
— Ясненько, — проговорил наконец Кеннит. Оперся на колено и с усилием выпрямился, хватаясь за костыль. Она обидела его, и он решил дать ей это понять. — Я могу только сказать тебе, что еще не пришло время говорить с тобой о моей подлинной сущности. Я-то надеялся, что ты вправду любишь меня и сумеешь быть терпеливой. Что ж, больше у меня нет этой надежды. И все-таки, полагаю, ты достаточно изучила меня, чтобы поверить на слово: Уинтроу не умер. Более того, есть признаки, что он выздоравливает. И я нимало не сомневаюсь, что он придет к тебе немедленно, как только сможет. И когда это произойдет, я отнюдь не намерен путаться между вами. Третий — лишний.
— Кеннит! — крикнула она ему вслед, но он не остановился. Ушел, тяжело хромая. Добравшись до короткого трапа, что вел на палубу с бака[4], капитан одолел спуск без посторонней подмоги, как ни трудно это было для одноногого. Правду молвить, и некому было ему помочь; Этта, обыкновенно неотлучно находившаяся при его персоне, нянчилась с Уинтроу. Кеннит даже подозревал, что с некоторых пор общество мальчишки было ей милее его собственного. Никто и понятия не имел, насколько вымотало капитана приключение на острове Других, какое страшное духовное и телесное напряжение он там испытал! То-то к нему даже кашель привязался после продолжительного купания в теплой, казалось бы, воде. И до сих пор на малейшее движение болезненно отзывались все мышцы. Вот только никто даже не думал обращать внимание на его муки. Как же. В пострадавших числился один только Уинтроу, которому яд морской змеи опалил без малого всю кожу. Уинтроу… Единственный, кого Этта с Проказницей изволили замечать в этом мире!
— Ах, бедный Кеннит. Бедный пират, всеми обиженный. Никто-то его в целом свете не любит…
Еле слышный голосок издевательски-жалобно смаковал каждое слово. Это говорил резной амулет из диводрева, что Кеннит носил притянутым к запястью. Он бы навряд ли услышал этот голос, лишенный поддержки настоящего дыхания, если бы как раз не съезжал по неудобному трапу, цепляясь за поручни, так что кисть оказалась совсем рядом с лицом.
Но вот наконец его здоровая нога коснулась палубы внизу. Кеннит выпрямился, одергивая жилет и оправляя пышное кружево на манжетах. Ярость кипела в нем, ища выхода. Все и вся обратилось против него! Даже амулет из диводрева, созданный им, дабы привлекать удачу, и тот обратился против него, что, впрочем, было у негодной деревяшки очень даже в обычае. Его собственная физиономия, его копия, уменьшенная и раскрашенная, кривилась в гнусной ухмылке. Кеннит невольно задумался, чем бы таким пригрозить маленькому стервецу.
Он поднял руку — как бы затем, чтобы разгладить усы. Приблизил паскудную рожицу к своему рту и негромко заметил:
— А ты знаешь, диводрево вообще-то неплохо горит.
— Как и человеческая плоть, — последовал немедленный ответ. — Мы с тобой связаны не мене тесно, чем Проказница с Уинтроу. Желаешь испробовать крепость наших уз? Ногу, кажется, ты уже потерял. Хочешь попробовать, каково это — жить еще и без глаз?
Себе не соврешь: по спине пирата мгновенно пробежал холодок. Вот бы знать, что вообще известно этому гадкому существу?
— Ах, Кеннит. Какие секреты между такими, как ты да я? Смешно говорить! — Кажется, амулет отвечал не столько его словам, произнесенным вслух, сколько невысказанным мыслям. Действительно ли он читал их? Или просто угадывал? Но если так, до чего же здорово у него получалось! — Вот, в частности, некий секрет, которым меня так и подмывает поделиться с Проказницей, — продолжал безжалостный гном. — Может, сообщить ей, что ты и сам понятия не имеешь, что именно произошло во время вашего спасения? И когда отгорел твой вдохновенный восторг, ты накрылся с головой одеялом и дрожал, точно младенец, пока Этта нянькалась с Уинтроу. — Помолчал и добавил: — Воображаю, как Этта будет смеяться.
Кеннит незаметно покосился на свое запястье и увидел знакомую язвительную ухмылку. Он заставил себя одолеть гнетущее беспокойство и загнал его куда подальше. Нет уж, он не удостоит несносного малютку ответом! Он забрал свой костыль, на время спуска по трапу оставленный валяться на баке. И проворно заковылял в сторону, чтобы не мешать матросам, переставлявшим парус согласно последним распоряжениям Йолы.
Отогнать от себя тревожащие мысли оказалось много труднее. Так что же все-таки произошло, когда они с боем покидали остров Других? Кругом свирепствовал шторм, а Уинтроу лежал на дне лодки и, по всей видимости, находился при смерти. А он, Кеннит, неописуемо разъярился на злодейку судьбу, вознамерившуюся отнять его счастье, как раз когда всего лишь шаг отделял его от осуществления заветных мечтаний. Тогда-то он и поднялся во весь рост в утлой шлюпке, грозя морю кулаком и запрещая волнам топить его, а ветру — противостоять. И ведь они прислушались к его слову! Более того — из пучины поднялась морская змея, та, вызволенная на острове. И помогла воссоединить шлюпку с его кораблем.
