Баркер Клайв - Пятый доминион

- Благодарю тебя, Господь.

- Эти обвинения, которые он предъявил тебе, дитя мое?..

- Да.

- Эти ужасные обвинения...

- Да.

- Они справедливы?

- Да, - сказала Кезуар. - Я хочу исповедовать все свои грехи, прежде чем умру. Вы выслушаете меня?

- Выслушаю, - сказал Дауд, источая великодушие.

Юдит уже устала от роли простой свидетельницы происходящих событий и теперь направилась к Кезуар и ее исповеднику, но Дауд услышал ее шаги, обернулся и покачал головой.

- Я согрешила, мой Господь Иисус, - сказала Кезуар. - На совести моей столько грехов. Я умоляю тебя о прощении.

Не столько отпор Дауда, сколько отчаяние, которое слышалось в голосе ее сестры, удержало Юдит от того, чтобы обнаружить перед ней свое присутствие. Страдания Кезуар достигли высшей точки, и какое право имела Юдит отказать ей в общении с неким милостивым духом, которого она себе вообразила? Конечно, Дауд вовсе не был Христом, как это представлялось Кезуар, но имело ли это какое-нибудь значение? К чему может привести разоблачение Отца Исповедника, кроме как к новым страданиям несчастной?

Дауд опустился на колени перед Кезуар и взял ее на руки, продемонстрировав такую способность к нежности или, во всяком случае, к ее имитации, которой Юдит за ним никогда не подозревала. Что же касается Кезуар, то ею, несмотря на Раны, овладело блаженство. Она вцепилась в пиджак Дауда и продолжала благодарить его снова и снова за его безмерную доброту. Он мягко сказал ей, что нет никакой необходимости перечислять свои преступления вслух.

- Они в твоем сердце, и я вижу их там, - сказал он. - И я прощаю тебя. Расскажи мне лучше теперь о своем муже. Где он? Почему он не пришел вместе с тобой, чтобы просить прощения?

- Он не верил в то, что ты здесь, - сказала Кезуар. - Я говорила ему, что видела тебя в гавани, но у него нет веры.

- Совсем?

- Только в себя самого, - горько сказала она.

Задавая ей все новые вопросы, Дауд принялся покачиваться взад и вперед, внимание его было настолько сосредоточено на его жертве, что он не заметил приближения Юдит. Она позавидовала Дауду, держащему Кезуар в своих объятиях. Хотелось бы ей быть на его месте.

- А кто твой муж? - спрашивал у нее Дауд.

- Ты знаешь, кто он, - отвечала Кезуар. - Он - Автарх. Он управляет Имаджикой.

- Но ведь он не всегда был Автархом?

- Да.

- Так кем же он был раньше? - поинтересовался Дауд. - Обычным человеком?

- Нет, - сказала она. - Не думаю, чтобы он когда-нибудь был обычным человеком. Но я не помню точно.

Он перестал покачивать ее.

- Я думаю, ты помнишь, - сказал он слегка изменившимся тоном. - Расскажи мне, кем он был до того, как начал править Изорддеррексом? И кем была ты?

- Я была никем, - ответила она просто.

- Так как же тебе удалось подняться так высоко?

- Он любил меня. С самого начала он любил меня.

- А ты не совершила никакого нечестивого поступка для того, чтобы возвыситься? - сказал Дауд. Она заколебалась, и он стал настойчивее. - Что ты сделала? - спросил он. - Что? Что?

Его голос отдаленно напоминал голос Оскара: слуга говорил тоном своего хозяина. Оробевшая от этого натиска, Кезуар ответила:

- Я много раз бывала в Бастионе Бану, - призналась она. - И даже во Флигеле. Туда я тоже заходила.

- И что там?

- Сумасшедшие женщины. Те, которые убили своих мужей, или детей...

- А почему ты стремилась в общество таких жалких созданий?

- Среди них... прячутся... силы.

Юдит напрягла свое внимание еще сильнее.

- Какие силы? - спросил Дауд, произнося вслух вопрос, который Юдит уже задала про себя.

- Я не совершила ничего нечестивого, - запротестовала Кезуар. - Я просто стремилась очиститься. Ось наполняла мои сны. Каждую ночь на меня ложилась ее тень, ее тяжесть ломала мне хребет. Я только хотела избавиться от этого.

- И ты очистилась? - спросил ее Дауд. И снова она ответила не сразу, только после того как он надавил на нее, почти грубо. - Ты очистилась?

- Я не очистилась, но я изменилась, - сказала она. - Женщины загрязнили меня. В моей плоти - отрава, и я хочу избавиться от нее. - Она принялась рвать на себе одежды, добираясь пальцами до груди и живота. - Я хочу избавиться от нее! - закричала она. - Из-за нее у меня появились другие сны, еще хуже, чем раньше.

- Успокойся, - сказал Дауд.

- Но я хочу избавиться от нее! Хочу избавиться. - Неожиданно с ней случилось нечто вроде припадка, и она так яростно забилась в его руках, что он не сумел удержать ее, и она скатилась на землю. - Я чувствую, как она сгущается во мне, - сказал она, ногтями царапая грудь.

Юдит посмотрела на Дауда, надеясь, что он вмешается, но он просто стоял, наблюдая за страданиями женщины и явно получая от этого удовольствие. В припадке Кезуар не было ничего театрального. Она царапала свою кожу до крови, продолжая кричать, что хочет избавиться от заразы. Во время этих мучений с ее плотью происходила незаметная перемена, словно зараза, о которой она говорила, выходила из нее вместе с потом. Ее поры источали радужное сияние, а клетки ее кожи постепенно изменяли цвет. Юдит узнала этот оттенок синего, который распространялся от шеи ее сестры - вниз по телу и вверх по искаженному мукой лицу. Это был синий цвет каменного глаза. Синий цвет Богини.

- Что это такое? - спросил Дауд у своей исповедницы.

- Прочь из моего тела! Прочь!

- Это и есть зараза? - Он присел рядом с ней на корточки. - Это и есть?

- Очисти меня от нее! - воскликнула Кезуар сквозь слезы и снова принялась терзать свое несчастное тело.

Юдит уже больше не могла выносить этого. Позволить сестре блаженно умереть на руках у суррогатного божества - это одно. Но совсем другое - это смотреть, как она калечит саму себя. Она нарушила обет молчания.

- Останови ее, - сказала она.

Дауд прервал наблюдение и сделал ей знак молчать, резко проведя большим пальцем по горлу. Но было уже слишком поздно. Несмотря на свое состояние, Кезуар услышала голос сестры. Ее конвульсии замедлились, и слепая голова повернулась в направлении Юдит.

- Кто здесь? - спросила она.

Лицо Дауда было искажено яростью, но он попытался нежно успокоить ее. Это ему не удалось.

- Кто с тобой, Господь? - спросила она.

Своим ответом он совершил ошибку, из-за которой распался и весь вымысел. Он солгал ей.

- Здесь никого нет, - сказал он.

- Я слышала женский голос. Кто здесь?

- Я же сказал тебе, - настаивал Дауд. - Здесь никого нет. - Он положил руку ей на лицо. - А теперь успокойся. Мы одни.

- Нет, мы не одни.

- Неужели ты усомнилась во мне, дитя мое? - вопросил Дауд, и его голос, после грубости предшествующего допроса, так резко сменил тональность, словно он был смертельно ранен таким вероотступничеством. В ответ Кезуар молча сняла его руку со своего лица и крепко обхватила ее голубыми, забрызганными кровью пальцами.